Лас-Вегас - Мэтьюз Клейтон Хартли. Страница 4

— Джордж покажет вам ваши апартаменты. И запомните: все за счет нашего заведения. Если возникнут вопросы, любые, не стесняйтесь, обращайтесь ко мне.

Мэйджорс проводил взглядом удаляющуюся пару.

Стоявший неподалеку Сэм Хастингс задумчиво протянул:

— До чего лакомый кусочек эта девочка.

Мэйджорс кивнул, не слишком прислушиваясь к его словам, и, помахав рукой, направился к своему кабинету.

— Брент! Подожди минутку!

Он тут же остановился, развернулся кругом. От звука этого голоса радость переполнила его, кровь побежала быстрее. К нему приближалась женщина. Линда Фостер. Светлая мулатка. Кожа у нее не шоколадная, а чуть коричневатая, и черты лица правильные, почти европейские. Ей двадцать восемь лет, у нее острый ум и роскошное, сводящее с ума тело. Глядя на нее, Мэйджорс всегда вспоминал — надо сказать, с некоторым стыдом — замечание, которое когда-то отпустил его многоопытный дядюшка: «Брент, мальчик мой, если тебе придется трахаться с негритянкой, выбирай ту, что посветлее. Они гибкие, как норки, и знают толк в этом деле». Да, они это действительно знают, дядюшка был прав!

Линда улыбалась, но выражение лица у нее было встревоженное.

— Жаль, что приходится сообщать тебе плохие новости, Брент, но Джей Ди опять дурит. Если так пойдет, то он не сможет выступать вечером.

Мэйджорс шумно выдохнул и выругался:

— Черт побери! Где он?

— В гримерной, изрядно налакался и ругается последними словами, накидывается на каждого, кто по неосторожности приблизится к нему.

— Пойдем посмотрим, что там творится. Может, нам удастся привести этого сукина сына в надлежащее состояние.

Он сердито зашагал через холл, энергично переставляя длинные ноги. Линда ухватила его за руку и чуть не вприпрыжку, чтобы не отстать, поспешила за ним.

Нона Эдриан, зевая, вышла из спальни и взглянула на часы, стоящие на телевизоре. Сегодня ей на работу в «Клондайк» во вторую смену, так что впереди еще целый час.

Она почувствовала, что замерзает, и поплотнее закуталась в халат. В гостиной было прохладно. Нона подошла к кондиционеру. Ну конечно, установлен на восемнадцать. Работа Лэша, ясное дело. Он терпеть не может жару, а на улице сейчас, пожалуй, не меньше тридцати восьми градусов.

Лэш, Лэш…

— Черт побери, у нас кончается кофе, Нона! — крикнул он из кухни. — Пойдешь на работу, купи.

Ага, разбежалась.

— А почему бы тебе самому не купить? — огрызнулась Нона, оглядываясь по сторонам в поисках сигареты. — Целыми днями торчишь здесь, небось уже всю задницу себе отсидел. — Она отыскала полупустую пачку, вытащила из нее сигаретку и прикурила.

Нона услышала звук отодвигаемого на кухне стула и обернулась. В дверном проеме нарисовался Лэш.

Уолтер Лэшбрук. Смуглый брюнет, мощный, волосатый, словно обезьяна. Могучая грудь густо заросла шерстью, грубой и жесткой, как у животных; крепкие руки тоже сплошь покрыты жесткой кудрявой растительностью. На нем были только трусы, мужское добро выпирало, будто увесистый кулак.

Он вынул изо рта недокуренную сигарету и свирепо посмотрел на Нону.

— Ладно тебе ныть. Не будь дурой. Знаешь ведь, я занят…

Лэш запнулся, взгляд его потемнел: Нона нарочито небрежным жестом распахнула халат. Подобное зрелище всегда действовало на него одинаково — он терял способность говорить и думать о посторонних вещах.

В свои тридцать пять лет Нона выглядела великолепно, и она прекрасно это знала. А Лэшу полезно лишний раз напомнить, насколько он сам похож на обезьяну, если он вдруг невольно забудет об этом. К тому же красота была не единственным ее достоинством. Нона работала кассиром в казино. Меняла фишки на деньги, выплачивала выигрыши счастливчикам и ежедневно имела доступ к сорока тысячам долларов.

Нона выжидательно разглядывала выпуклость на трусах Лэша, но он развернулся и тяжело потопал на кухню. Нона усмехнулась и расстегнула заколку, поддерживающую волосы. Рыжеватые локоны рассыпались по плечам. Она тряхнула ими и снова заколола.

У нее были прекрасные плечи. Все мужчины говорили ей это, даже Лэш, а от него комплимента дождаться — что у скупердяя доллар выпросить. Грудь у нее была большая и высокая; Нона всегда носила одежду, выгодно подчеркивающую ее прелести, особенно в «Клондайке». Мужчинам нравятся женщины с объемистыми дынями за пазухой и пышными буферами, они любят как бы случайно касаться их, пожирать взглядом или украдкой тянуть руки и как бы невзначай ласкать их. Они считают, что таким образом успокаивают расшатавшиеся нервы, а возле игровых столов нервы у людей взвинчены до предела.

Нона сделала последнюю затяжку, затушила сигарету и тоже пошла на кухню. Лэш сидел за столом и читал газету; тут же стояла пепельница, полная окурков (вид столь же привлекательный, что и у кучки собачьего дерьма), и чашка с остывшим кофе.

— Есть хочешь? — поинтересовалась Нона. Он ведь сам себе ничего не сделает.

— Ага. Поджарь-ка яичницу. — Он встряхнул газету и перевернул страницу. — Где бы раздобыть деньжат, детка?

Нона достала сковороду с длинной ручкой и поставила на плиту.

— Как это «где раздобыть»? Да я же отдала тебе все деньги два дня назад! Все! Что, уже все просадил?

— Ничего я не просадил! Но мне нужно как можно больше, чтобы сработал мой план. Я же говорил тебе.

Нона потянулась к холодильнику за яйцами.

— Да, говорил, но не слишком распространялся.

Я ничего не поняла и теперь не понимаю.

— Господи Иисусе! Да смени же пластинку! Мы обсуждали эту тему миллион раз! — рявкнул Лэш. — Я расскажу тебе все в деталях, когда придет время. Но не раньше! Не начинай опять этот дурацкий разговор, не лезь!

— Буду лезть, — спокойно заявила Нона, разбивая яйца над сковородкой, — пока ты не объяснишь, в чем дело. Имею полное право.

— Нет у тебя никаких прав! Кроме одного: закрыть пасть и молчать в тряпочку! — завопил Лэш. Потом — махнул рукой и ухмыльнулся, уже совеем по-доброму. — Правда, у тебя ведь голова работает только в одном направлении.

Уолтер обладал удивительной способностью мгновенно переходить от неистовства к безмятежному добродушию. Когда он не хмурился и не сердился, можно было назвать его почти красивым. Такой тип мужчин, с впалыми щеками и грубоватыми чертами лица, всегда нравился Ноне, она находила его очень привлекательным.

— Правильно, в одном, — кивнула она. — Я хочу убраться из этого города. И если у меня это когда-нибудь получится, ноги моей здесь больше не будет.

Никогда не вернусь. Никогда.

— Все так, куколка. Только сейчас ты здесь. Соберем урожай с этого дерева и смоемся. Смоемся из города и вообще из этой проклятой страны! Как насчет Испании? Или Южной Америки?

— Южная Америка? — Нона подозрительно посмотрела на него. — Судя по всему, то, что ты собираешься провернуть, — дельце опасное, слишком опасное. А в Южной Америке тебя запросто разыщут и приволокут обратно.

— Ну ладно, ладно. Да мы сможем поехать куда угодно. У тебя будет все: дорогие шмотки, денег полный кошелек, любые машины. Все, что пожелаешь, кроме мужиков. Для этого занятия у тебя есть я, правильно?

Нона подошла к нему и поцеловала влажными губами.

— Верно, для этого у меня есть ты, Лэш. — Она лениво шлепнула его по рукам, которые принялись ощупывать и оглаживать ее. — Прекрати. Яичница подгорит.

Он со вздохом отпустил ее.

— Ладно, детка, вернемся к нашему разговору. Капуста нужна. Я тут недавно пересчитал: у меня всего двадцать пять баксов. Этого недостаточно.

Нона нахмурилась.

— Раньше пятницы мне не заплатят. А воровать фишки каждый день я побаиваюсь.

— Мы же с тобой договорились, куколка. Ты взялась за это дело!

Она разрезала яичницу пополам, разложила на тарелки и подтолкнула одну из них Лэшу.

— Сделать тебе тост?

Он кивнул и стал ковырять в тарелке вилкой.

— Знаю, что ты думаешь обо мне, Нона, но я стараюсь выполнять свою часть работы по-честному.

Небось считаешь, что и сама могла бы вынести эти фишки оттуда без моей помощи? Думаешь, мне очень нравится наряжаться старухой и шнырять по женским туалетам? Перед тем как идти на дело, мне каждый раз приходится так тщательно выбривать физиономию, что рожа потом неделю болит!