Страна чудес без тормозов и Конец Света - Мураками Харуки. Страница 36

Должен признаться, такменя уже давненько никто не хвалил. Я покраснел.

— Твои догадки, в целом, верны, — продолжал Коротышка. — Мы планируем использовать технологии Профессора для победы во всей этой драке за информацию. Мы хорошо подготовились. У нас есть деньги. Теперь нам нужен ты, а потом и сам Профессор с его исследованиями. Получив, что хотим, мы вклинимся между Системой и Фабрикой — и в корне изменим расстановку сил. В этом — замечательная особенность информационных войн. Все равны. А побеждает тот, у кого новее технологии. Побеждает однозначно. Как используются эти технологии — уже не важно. Сегодня на рынке информации совершенно ненормальная обстановка. Абсолютная монополия, разве нет? Все, что под солнцем, прибрала к рукам Система, а все, что в тени, заграбастала Фабрика. Всякая конкуренция душится на корню. Как ни крути, нарушается главный принцип свободной экономики. Ты считаешь, это нормально?

— Это меня не касается, — пожал я плечами. — Я обычный муравей. Выполняю свою работу и больше не думаю ни о чем. Так что если вы собираетесь пригласить меня в компанию...

— А вот здесь ты не понимаешь. — Он прищелкнул языком. — Мы не приглашаем тебя в компанию. Мы просто заполучаем тебя с потрохами. Следующий вопрос.

— Кто такие жаббервоги?

— Жаббервоги живут под землей. В тоннелях метро, в канализационных шахтах и так далее. Питаются городскими отходами и пьют сточную воду. Людям на глаза, как правило, не показываются. Поэтому об их существовании почти никому не известно. На человека обычно не нападают, но если кто забредет в тоннель, могут заживо съесть. Были случаи, когда пропадали без вести служащие метро.

— А правительство что, не в курсе?

— Разумеется, в курсе. Не такое уж идиотское у нас правительство. Кому положено, тот знает. Но только на самом верху.

— Почему же они не предупредят народ? Или не разгонят всю эту нечисть?

— Во-первых, — ответил Коротышка, — если сообщить об этом народу, начнется национальная паника. Ты только представь: люди вдруг узнаю?т, что прямо у них под ногами копошится какая-то мерзость. Кому это понравится? Во-вторых, воевать с жаббервогами — гиблое дело. Хоть все Силы Самообороны в тоннели под Токио загони. Подземелье, где не видать ни зги, для них — дом родной. Война была бы слишком кровавой и слишком непредсказуемой… И еще одно. Эти твари устроили себе огромное гнездовье прямо под Императорским дворцом. Так что никто не помешает им в любую ночь выползти на поверхность и утащить с собой вниз хоть всю императорскую семью. Случись такое — Япония перевернется с ног на голову, согласен? Поэтому правительство не рыпается и делает вид, что ничего не происходит. Тем более, что жаббервоги, если с ними договориться, — идеальный союзник. С которым не страшны ни войны, ни государственные перевороты. И который выживет даже после ядерной катастрофы. Впрочем, на сегодняшний день с жаббервогами еще не договорился никто. Людям они не доверяют и ни с кем на поверхности сотрудничать не хотят.

— Но я слышал, жаббервоги сговорились с кракерами? — вставил я.

— Да, ходят такие слухи. Но если даже и так, то, скорее всего, ненадолго. Просто им зачем-то на время понадобились кракеры. Сама мысль о том, чтобы жаббервоги и кракеры заключали какой-либо постоянный договор, слишком абсурдна. Не стоит обращать внимания.

— Однако жаббервоги украли Профессора...

— И это мы слышали. Но подробностей пока не знаем. Не исключено, что Профессор сам это инсценировал. Когда каждый старается обвести других вокруг пальца, любые слухи можно трактовать как угодно.

— Но чего Профессор хотел?

— Профессор вел совершенно оригинальные исследования, — сказал Коротышка, разглядывая зажигалку с разных сторон. — Соперничая и с Системой, и с Фабрикой одновременно. Кракеры старались опередить конверторов, конверторы пытались вытеснить кракеров. А профессор обособился — и создал технологии, способные перевернуть мир. Для этого ему понадобился ты. Заметь, не абстрактный конвертор для обработки данных. А личноты.

— Лично я? — переспросил я удивленно. — Но у меня — ни талантов, ни выдающихся способностей. Обычный человек из толпы. Из-за таких, как я, мир не переворачивается. Зачем я ему?

— Вот на этот вопрос мы пока не нашли ответа, — произнес Коротышка, вертя в пальцах зажигалку. — Есть догадки. Но ответа нет. Годами Профессор работал, ставя свои эксперименты именно на тебе. И постепенно подошел к финальной стадии исследования. Но ты об этом даже не подозревал.

— То есть, вы ждали, когда завершится эта финальная стадия, чтобы потом прибрать к рукам и меня, и результаты экспериментов?

— В общем, да, — кивнул Коротышка. — Но, как назло, в небе сгустились тучи. Кракеры что-то пронюхали и зашевелились. Волей-неволей приходится торопиться и нам.

— А Система об этом знает?

— Нет, Система пока ничего не заметила. Кроме, разве, того, что вокруг Профессора начинается какая-то возня.

— И кто же такой Профессор?

— Несколько лет Профессор работал в Системе. Работал — не так, как работаешь ты, выполняя, что прикажут. Он занимал большой пост в Центральной лаборатории. Его специальность — ...

— В Системе? — перебил я. Разговор становился все запутаннее. Я был чуть ли не главной его темой, но по-прежнему не понимал ни черта.

— Да, — кивнул Коротышка. -твой коллега. Просто вы не пересекались по работе. Не говоря уже о том, что Система — огромная организация, помешанная на секретности. Что конкретно в ней происходит — по большому счету, знают только несколько человек наверху. В итоге левая рука не знает, что делает правая, а один глаз видит совсем не то, что другой... Проще говоря, слишком много информации, с которой никто не может справиться в одиночку. Кракеры пытаются эту информацию украсть, конверторы стараются ее уберечь. Но, так или иначе, организация слишком громоздка и сложна, чтобы кто-либо мог удерживать весь поток данных под контролем… В такой ситуации Профессор уходит из Системы и начинает собственные, независимые исследования. Знания его огромны. Он — специалист высшего класса в нейрохирургии, биологии, палеонтологии, психиатрии и любой области, касающейся человеческого мышления. Можно сказать, редчайший тип гениального ученого-универсала эпохи Возрождения, живущий в наши дни...

Я вспомнил, как объяснял старику про стирку и шаффлинг, и мне стало не по себе.

— Почти все конвертационные системы, которыми вы пользуетесь, созданы этим человеком, — сказал Коротышка. — Грубо говоря, вы — муравьи, которые живут и работают по заданной им программе. Уж извини, если тебя обижает такое сравнение.

— Да нет... Не обижает.

— В общем, он ушел из Системы. Его, естественно, тут же позвала к себе Фабрика. Ведь чаще всего конверторы, выпавшие из Системы, становятся кракерами. Но Профессор отказался от приглашения. Заявил, что должен заняться собственными исследованиями. И с тех пор стал врагом как для одних, так и для других. Для Системы — потому что знает слишком много секретов, для Фабрики — потому, что не перешел на их сторону. А это значит — враг. Профессор все это прекрасно понимал. И построил себе лабораторию прямо по соседству с логовом жаббервогов. Ты уже бывал там, не так ли?

Я молча кивнул.

— Отличная идея, — продолжал он. — Никто чужой не сунется. Вокруг просто кишит от жаббервогов, с которыми не справятся ни кракеры, ни конверторы. Сам Профессор, чтобы туда попасть, выстраивает коридор из ультразвука такой частоты, какую жаббервоги на дух не переносят. И проходит по нему, как Моисей по расступившимся водам. Идеальная система защиты. Если не считать его внучки, ты, наверное, первый, кого он к себе пустил. Это говорит, насколько ты для него важен. А также, что его работа близка к завершению. Чтобы все успешно закончить, он и вызвал тебя.

— М-да... — только и выдохнул я. Никогда в жизни не думал, что мое существование может представлять какую-то важность. Сама эта мысль — «я важен» — казалась настолько абсурдной, что привыкнуть к ней сразу не получалось. — Стало быть, конвертация, которую я для него выполнял, — всего лишь приманка, чтобы вызвать меня к себе? Если главное для него — это я, значит, в самих этих данных ценности ни на грош?