Меч на ладонях - Муравьев Андрей. Страница 52

Когда можно было, Костя брал перерыв и просто наигрывал на гитаре мелодии. Грустные, веселые, сложные и простые.

При этом время от времени он бросал исподлобья взгляды на вышивающую рядом с Адельгейдой Иоланту, баронессу де Ги, как уже узнал он. Иногда ему казалось, что красавица тоже бросает исподтишка на него быстрые взгляды. Но словить ни одну из этих мимолетных стрел он не смог.

– А скажи-ка, скальд, ты тоже много где бывал? – Иоланта задала этот вопрос скучающим тоном на русском языке с милым акцентом. Правда, внимательный наблюдатель заметил бы, что перед тем, как задать вопрос, она несколько минут не вышивала, а только делала вид, что сосредоточена на иголке и натянутой холстине.

Костя кивнул. За свою жизнь он был практически во всех странах Европы. В основном благодаря программе «Посети четырнадцать стран за десять дней». Быть-то бывал, но о том, что он там видел, рассказывать было бессмысленно. Потому оставалось молчать или повествовать о тех краях, где не могли быть ни императрица, ни ее окружение.

– Конечно, сиятельная госпожа, чья красота затмевает лучи солнца. – Улугбек перед отъездом советовал почаще применять эпитеты при обращении к придворным и государям. До подобострастности, пришедшей во дворы европейских государей в поздние века, еще не дошло, потому эти обращения были новы и вызывали благосклонность.

– Я был на краю земли, там, где солнце начинает свой бег по небосклону каждый день, – начал Малышев, вспоминая свои командировки на Камчатку.

– Ну и как там? – заинтересованно спросила императрица.

– Живут там кочевые народы, не знающие городов и отвергающие их. Перегоняют свои бесчисленные стада по бескрайним степям. Доят кобылиц и пьют их молоко, а иногда воюют между собой за пастбища и за водопои.

– Ты, наверное, говоришь о половцах копченых? – презрительно скривила губы Адельгейда. Эти рассказы она слышала в детстве от своих нянюшек не раз.

– Простите, ваше величество, но это другие народы. Они называют себя монголами. А половцев я тоже видел.

– Вонючие кочевники – все, что ты увидел по пути к краю земли? – Иоланта не слышала о кочевниках, но уловила отсутствие интереса в устах госпожи и старалась переменить тему.

– Нет, конечно, о прекраснейшая из фрейлин. – Костя впервые открыто высказал комплимент Иоланте. На душе стало тепло и уютно, а девушка зарделась.

Чтобы не дать остальным обратить внимание на залившие щеки и шею баронессы красные пятна, Костя начал новое повествование. Говорил по-немецки он с трудом, потому старался вести разговоры на русском. Это не нравилось большинству дам, но устраивало императрицу, подходило Иоланте, а на остальных… Ну, в общем, Костя вел рассказ на русском языке.

– Чуть в стороне от монголов, на краю света, живут народы, которые называют свою страну Чайна. У них плодородная земля, на которой живут бессчетные сонмища людей. Они знают чтение, рисование, строят удивительные сооружения и делают такие прекрасные вещи, как ткань, невесомая, как перо, и мягкая, как кожа младенца, шутихи, способные раскрасить ночное небо в яркие цвета в праздник. Им ведома медицина, и человек не умирает от случайной раны, его лечат опытные врачеватели.

Адельгейда нахмурилась:

– То, что ты нам рассказываешь, странно и неправильно, скальд. – Августейшая собеседница нахмурила носик. – То, что их так много, как ты говоришь, а они еще не завоевали весь мир, говорит о том, что их все же меньше. Ну не больше же они Киевского княжества или Хузарского каганата? То, что они знают чтение… М-м-м. Они верят в Бога нашего Иисуса Христа и Деву Марию?

Костя честно признался:

– У них свои боги, моя госпожа.

– Вот, – удовлетворенно заключила императрица. – А все знают что если умеешь читать, но не веруешь в Господа нашего, то ждет тебя то, что пожинают распявшие Христа габреи, которым нет пристанища нигде в мире на весь их век.

Малышев мог бы возразить, сославшись на Венецию, Геную и Пизу, но благоразумно промолчал. Адельгейда между тем продолжала развенчивать Костино представление о мире и народах, его населяющих.

– Какие такие здания они могут соорудить, если самые величественные из зданий – это соборы, посвященные Господу нашему? Без веры в Него разве можно сотворить что достойное? А раз у них нет веры, то и здания их – швах, ерунда, не заслуживающая нашего внимания. Что же до врачевания, – она решила не использовать слабо знакомый термин «медицина», – то ежели Бог отмерил тебе мало, то столько ты и проживешь, а пытаться украсть что-то у судьбы – это язычество и колдовство.

– Разве что крови немного дурной спустить [100], – немного поколебавшись, добавила Иоланта, на что императрица после недолгого колебания согласно кивнула.

Костя только развел руками, признавая поражение в споре с прекраснейшей августейшей особой. Та гордо обвела зал победным взором. Фрейлины, из-за незнания языка упустившие суть спора, только хлопали глазами. Одна старая карга, баронесса фон Аушвиц, согласно шамкала беззубым ртом. Иоланта потупила взор и старательно делала вид, что полностью занята вышиванием. Адельгейда легонько вздохнула и кивнула Малышеву. Мол, плети дальше.

– А на самом краю земли, там, где плещутся волны океана, живут народы, которые не знают правителей. Зима там – холодная и длинная, лето – короткое и нежаркое. Земля успевает отмерзнуть только на глубину лопаты.

– Как же они живут там? Чем питаются? – В вопросах рассказчику наконец-то появилась заинтересованность.

– Летом живут они в юртах из звериных шкур, похожих на те, что используют кочевники половцы. А зимой рубят замерзшее море и строят себе дома изо льда, в которых палят костры из помета своих оленей, которых у них видимо-невидимо. Ловят рыбу и разводят оленей – тем и живут.

– А не мерзнут? В домах изо льда-то, – задала очередной вопрос начинавшая поджимать губы императрица.

Костя, не почувствовав подвоха, ответил:

– Нет, ваше величество. Они мажут лица жиром, никогда не снимают одежды и привыкли к холоду.

Адельгейда усмехнулась:

– Знаю я твоих замороженных, скальд. Эти народы живут на берегах Эстланда и за Холодным морем. К ним часто новгородцы на мен ездят, мед и холсты на шкуры менять.

Дочь Всеволода Старого вздохнула и подвела итог:

– Враль ты, скальд, враль и баечник. – Она еще раз вздохнула. – Но делать нечего. Если уж ты только сказки рассказывать горазд, которые я уже слышала, то хоть песни спой, что мне неведомы.

Малышев пожал плечами, согласно кивнул и взялся за хитарьеру.

По залу прокатился очередной струнный перебор.

На следующий день к обедне в замок вернулись с охоты германский император со свитой. Вместе со всеми приехал и стонущий и охающий Улугбек Карлович.

Генрих, оценивший состояние своего сказителя, разрешил последнему не присутствовать на обеде, который должен был начинаться через час после прибытия в замок.

Улугбек поблагодарил государя и, широко расставляя ноги, поплелся в комнатушку, выделенную заезжим полоцким гостям.

Захара не было. Молодой красноармеец, у которого кровь бурлила, использовал все свободное время, чтобы изучать замок и город. По утрам он возвращался слегка помятый, но довольный, как кот, объевшийся сметаной. Уроки с пышной Грэтхен пошли впрок: в путешествиях по Магдебургу, которые он предпринимал все чаще, Пригодько уже не нужна была помощь переводчиков. На бытовом уровне он вполне сносно изъяснялся с приказчиками в лавках и виночерпиями в харчевнях.

Горового также не было. Казак переживал вторую молодость, с азартом участвуя в тренировках замкового гарнизона, перенимая особенности боя в пешем строю при рыцарских атаках. К его радости, седоусые ветераны, проводившие учения, пригласили лихо управлявшегося с саблей иностранца на ристалище, где молодые оруженосцы и просто рыцарские сыновья постигали военную премудрость. Горового пригласили для смеха, ведь все знали, что северяне бесполезны в конной лаве. А уж навыки действий с длинным копьем или рубки на скаку с замаха – это для них как греческая грамота. К посрамлению местных, подъесаул с первой же попытки взял на копье мишенный щит и увернулся от ответного удара манекена. Когда же он на спор поднял на скаку копьем обруч с земли, то сам капитан замковой стражи рыцарь Конрад Гопперхильд соблаговолил похвалить иностранца. Теперь казак учил молодежь на ристалище древней казацкой забаве с рубкой лозы на скаку. У немцев получалось неплохо. Страдающему археологу встретился Малышев. Скальд императрицы вчера перестарался и ныне залечивал горло сырыми яйцами и теплым пивом, к вящему неудовольствию августейшей повелительницы и ее миловидной воспитанницы.