Полюс Лорда - Муравьев Петр Александрович. Страница 32

В пустом стакане, что стоит передо мной, что-то слабо мерцает. Теперь я догадываюсь, откуда доносится голос. Вот он опять:

– Зачем же непременно скоростей? Да и коробка здесь ни при чем, разве что в самом отвлеченном смысле. А ремни бог знает откуда тянутся – из пространства.

– Вы это насчет астрологии? – усмехаюсь я.

– Не придирайтесь! А впрочем, может быть, и астрологии. Интерес к этой штуке в наши дни немалый. Видали, сколько книг об этом? Во! – Стакан развел руками.

Мне становится не по себе: как же так, стакан и… руки?

– А подсознание, как с подсознанием? – спрашиваю я.

– Ах, какой нетерпеливый! Ну, да ладно: ремни-то не только в пространстве, но и во времени…

– Не понимаю.

– Гм! Я ведь тоже не ученый. Как бы это попроще? Слыхали о такой штуке – атавизм?

– Странный вопрос, конечно, слыхал. Так значит…

– Вот именно! – одобрительно закивал стакан… Или нет, на этот раз не стакан. В кресле напротив расположился другой, кого я, странным образом, не удосужился до сих пор рассмотреть. Теперь увидел: это – Брут.

– Когда вы пришли? – спросил я.

Он удивленно взглянул на меня.

– То есть как это? Ведь вы сами мне отворили!

– Не помню.

– Вы нездоровы?

– Ерунда! Говорите! Ну, об этом самом – атавизме.

Брут пожал плечами.

– Так я сказал, – продолжал он, – что эволюция человека и заключается в освобождении подсознания от власти обезьяньего прошлого. Беда лишь в том, что некоторым это не дается.

– И их, следовательно, нужно «изолировать»? – усмехнулся я.

Брут помолчал, что-то обдумывая, потом нехотя отвечал:

– Вы это знаете не хуже моего. Мы ведь этим и заняты, к этому и стремимся, не так ли? – В глазах у него я прочел внимательный вопрос.

– Брут… Почему вы не спросите о вчерашнем?

– Я все знаю.

– Все ли?

– Думаю, все. – Сказав это, мой гость вытянулся в кресле. – У вас всех нервы не в порядке.

– Хороши нервы, – снова усмехнулся я. – Вы, значит, полагаете, что живого человеку можно… – Я не успел договорить, Брут нетерпеливо перебил меня:

– Ничего не полагаю, а только уверен, что вам померещилось! – Он близко наклонился ко мне и повторил: – Померещилось, понимаете?

Брут не отпускал моих глаз, держал их в плену своим холодным взглядом. Впервые я прочел в его лице что-то похожее на брезгливость. А он продолжал:

– Даже если и был жив, то был без сознания!

Я чувствовал, что мне самому хочется этому поверить. Я отвечал:

– Пожалуй, что так…

– Тогда в чем дело? Послушайте, Алекс, ведь это не детская игра, мы не можем поддаваться сантиментам! Довольно того, что у нас с Полем осложнения!

И опять я, парализованный его взглядом, пролепетал:

– Но этот Стэн! Это же зверь!

Брут встал и прошелся взад и вперед. Потом остановился передо мной.

– Опять вы за свое: «зверь! зверь!» – совсем как Поль. А подумали ли вы, что этот «зверь» – единственный, кто делает настоящую работу? Ну, скажите по совести, согласились ли бы вы занять его место? – И так как я медлил с ответом, Брут продолжал: – У нас нет выхода. Приходится мириться с некоторыми отклонениями.

Я сделал было протестующий жест, но Брут опередил меня:

– Не беспокойтесь, я уже говорил со Стэном, и это больше не повторится! – Он замолк и опять прошелся по комнате. Затем стал прощаться. Я проводил его до двери. Уже переступив порог, он обернулся ко мне.

– Меня беспокоит Поль, – сказал он. – Боюсь, как бы он не наделал глупостей.

– Зачем же привлекли его в организацию?

Вместо ответа Брут положил мне руку на плечо.

– Поговорите с ним при случае, – это может предупредить неприятные последствия, – сказал он тихо и многозначительно и, не дожидаясь ответа, зашагал к лифту.

ГЛАВА 14

К вечеру мне полегчало, и я решил отправиться на поиски Кестлера. Я знал, что он недавно переменил адрес, и еще раньше наводил о нем справки на почте и в телефонном бюро, но там он не значился. Приходилось начинать от печки.

Квартира, с которой он съехал, оказалась занятой какой-то многодетной семьей. Когда на мой звонок дверь открылась, я увидел перед собой молодую некрасивую женщину с ребенком на руках; еще четверо ребят пугливо жались к ней, держась за подол юбки. Мать взглянула на меня и, не отвечая на приветствие, спросила:

– Что вам нужно?

Я поторопился объяснить, в чем дело.

– Кестлер? – переспросила она. – Не знаю, никогда не встречала.

– Он проживал здесь до вас, – попытался апеллировать я к ее памяти.

– Значит, он съехал заранее, – отвечала она, – так что мы его не застали. Почему бы вам не справиться у соседей? Они проживают здесь уже много лет.

Я позвонил у соседних дверей. Хозяин оказался человеком настолько же услужливым, насколько бестолковым.

– Кестлер, как же, помню, – отвечал он, не дав мне докончить, – хороший был человек, хотя и со странностями.

– Куда же он переехал?

– Куда переехал? Не знаю… А впрочем, постойте, кажется, он упоминал третью улицу… – Говоривший на секунду замолк, вспоминая, – или сто третью… А вам он зачем понадобился?

– Он мой старый знакомый, – сухо отвечал я. – Так как же, третью или сто третью?

Хозяин жилища почесал у себя в затылке.

– Нет, это не Кестлер, это другой жилец, снизу, переехал на третью улицу, а Кестлер… Не знаю, ничего он не говорил.

Уже спускаясь по лестнице, я услышал взволнованный оклик:

– Постойте, вспомнил! Ваш знакомый переселился в Бронкс! Идите сюда, сейчас проверю!

Я вернулся и стал ждать у приоткрытой двери. Вскоре человек вышел с радостной улыбкой на лице. Он сказал:

– Хорошо, что вспомнил: он оставил свой адрес для транспортной конторы. Вот он, берите!

Я взглянул на бумажку.

– Так это Бруклин.

– Ну да, конечно, это я ошибся. Никакой не Бронкс! – И, чтобы удовлетворить мое любопытство, он стал подробно объяснять, каким образом спутал Бруклин с Бронксом.

Еще через десять минут я мчался поездом сабвея на юг. Район, куда я приехал, не отличался ни опрятностью, ни разумной топографией. Улицы, запланированные кое-как, были узкие и кривые. Некоторые вели вверх, другие, рядом же, вниз. С освещением обстояло плохо: по фонарю на углу, да и не все были в исправности. Вдобавок кое-где отсутствовали таблички с названиями улиц. Короче говоря, у меня заняло около получаса, чтобы отыскать дом, где обитал Кестлер.

Уже перед дверью в его квартиру я заколебался. «Не поступаю ли я опрометчиво, приходя к нему с деловым предложением?» И я тут же решил, что поначалу придам своему визиту обычный дружеский характер, а там будет видно. Я постучался.

Хозяин открыл дверь и, увидев меня, развел руками:

– Алекс… ты?

А я застыл на месте, пораженный его сходством с тем самым Кестлером, которого недавно видел во сне: усталым, сутулящимся. Даже густая копна поседевших волос так же бессильно спадала на лоб.

– Постарел? – улыбнулся он, по-своему истолковав мой столбняк.

Я очнулся.

– Нет, не то… Просто давно не виделись. Здравствуйте, Кестлер! – Я сжал его мягкую, но сильную руку.

Идти в гостиную не понадобилось, так как помещение, где я очутился, и было таковой, хотя обычные атрибуты гостиной – мебель, ковер, картины – отсутствовали. В наличии были кухонный стол, два стула с пластиковыми сиденьями не первой свежести и еще у стены скамеечка от рояля, с погнутыми ножками. Вот и все, если не считать книг и журналов, сложенных стопками на полу. По всему было видать, что хозяин квартиры живет небогато.

Мы уселись за стол. Кестлер, еще не оправившийся от удивления, опросил:

– Как ты меня отыскал?

Я рассказал. Закончив, добавил:

– Отец болен уже две недели.

– И серьезно?

– Да, может затянуться.

– Как же это? – воскликнул Кестлер с непритворным огорчением. – А ведь крепыш был. Вот не ожидал! – Он покрутил головой. – Ну, будем надеяться, образуется. А ты как? Служишь?