Полюс Лорда - Муравьев Петр Александрович. Страница 48

Последним ушел старый Ханс. Он долго отказывался от двухмесячного оклада, наконец взял чек и обнял меня.

– Храни вас Бог! – сказал он, шмыгая носом.

Больше мне здесь нечего было делать: помещение и оборудование были опечатаны. Я сдал ключи в адвокатскую контору и уехал к себе в Нью-Йорк.

Какие-то личные средства у меня еще оставались, и я мог не спеша поразмыслить над тем, как устрою свое будущее. Но именно на это я сейчас и не был способен; как только начинал строить планы, я сбивался на фантастику: то порывался уехать в Африку, то становился золотоискателем, а то представлял себе, как отправлюсь в Лас-Вегас и попытаю счастья в рулетке. Но даже на таких фантазиях я задержаться не мог, потому что всякий раз меня обступали образы и воспоминания. Они преследовали меня во сне и наяву, создавая вокруг призрачный мир. В этом мире были нарушены основные силы притяжения – как в небесных системах, из которых удалены некоторые из планет. Дорис!… Кестлер!… Там, где они еще недавно были, теперь зияла мучительная пустота. Всматриваясь в нее, я испытывал тоску, граничащую с физической болью. Все мои попытки найти Дорис ни к чему не привели: она исчезла, словно растаяла в воздухе, не оставив после себя никакого наводящего следа.

Я забыл упомянуть о Бруте: он приехал проститься вскоре после той ночи. Он был бледен и задумчив, сообщил, что распускает организацию и уезжает – куда – не сказал.

Под конец я все-таки спросил:

– Вы знаете, что тогда произошло?

– Знаю.

– Что же вы об этом думаете?

Он помолчал, затем сказал:

– Это трудный вопрос… Да и Стэн с Полем – частности. Главное остается неразрешенным.

– Что именно?

Брут опять помедлил, прежде чем ответить:

– Видите ли, когда общество окончательно разделится на тех, кто могут убивать, и тех – кто не могут, это будет страшный день.

– Вы хотите сказать, что палачи нужны и добрым?

– Не знаю, об этом следует подумать… Прощайте! – Брут поднялся и, не протянув мне руки, пошел к дверям.

Потихоньку я стал пить; сперва понемногу, только вечером, но как я ждал этого часа! Два стакана крепкого напитка приводили меня в состояние относительного равновесия. Я бодрел, отправлялся в город и часами бродил по шумным улицам, завидуя веселью снующей толпы и в то же время поражаясь ее бездумности. Я говорил себе – они слепы, они как стадо, гонимое на скотобойню. Сегодня под копытами сочная трава, а завтра обескровленными тушами они повиснут на крючьях, так и не заподозрив, что жизнь их была дорогой к нелепой развязке. «Му-у-у!» – мычал я, уже не про себя, а вслух, и вызывающе смотрел в телячьи глаза гуляк, а они отвечали мне удивленными взглядами. И тогда мне мечталось стать диктатором, безграничным владыкой, и, схватив кнут, повернуть их вспять – пока не поздно, потому что в глубине души мне все-таки было их жаль. Нет, я не любил их и даже не старался полюбить – всех нельзя любить, и многих тоже нельзя – для этого нужно быть святым или… очень жестоким!…

Иногда эти мысли так будоражили меня, что, вернувшись домой, я выпивал еще и заваливался спать в сладкой надежде, что завтрашний день принесет какие-то важные решения.

Я похудел, оброс бородой и усами и, заглядывая в зеркало, удивлялся появившемуся в глазах лихорадочному блеску. Уж не болен ли я?! Но нет, физической слабости я не ощущал, да и мозг работал четко, без устали. Впрочем, насчет последнего не уверен, подчас мне казалось, что слишком непрерывно течет мысль; чтобы задержать ее течение, я выпивал еще.

Постепенно удвоил, утроил рацион; начинал с утра, после завтрака, потом выпивал перед обедом, ужином и, наконец, на ночь. И хоть еще не стал заправским алкоголиком, что-то в моей внешности, видимо, выдавало новую наклонность. Раз, бродя ранним утром в районе 34-й улицы, я услышал за собой робкий оклик:

– Эй, браток, не найдется ли у тебя чего выпить?

Я оглянулся и увидел оборванца с пятнистым испитым лицом. Он глуповато ухмылялся.

Так вот за кого меня принимают! Свой человек! Я осмотрел себя: ботинки нечищены, брюки помяты… Забыв о бродяге, я подошел к витрине и глянул на свое отражение… Когда я успел так опуститься!

– Так как же насчет бутылочки? – услышал я опять просящий голос.

Я вынул доллар и, протянув пьянчужке, сказал:

– На, браток! – и двинулся дальше.

Хоть это открытие едва ли меня огорчило, я в тот же день привел себя в порядок: почистился, погладился и даже постригся. В душе я все же оставался джентльменом.

Иногда мне звонила Салли, дважды – Харри, но я уклонялся от встреч. В моем неустойчивом мирке сейчас ни для кого не было места.

Прошло еще сколько-то времени. Как-то, шагая по 47-й улице, я вдруг испытал то самое удивительное состояние, которое… Да нет, это мне показалось! Поворотил назад и через несколько шагов опять, как тогда, ощутил состояние невесомости, сопровождаемое нарастающим гудением, идущим откуда-то снизу. Ноги мои стали мягкими как губка, но я не оседал, а пружинисто касался земли, как касается воздушный шар. Я осторожно прошел к фонарному столбу и, держась за него, перевел дух.

…Воображение… или общее состояние? Вспомнил, что успел перед отходом выпить на пустой желудок. Тряхнув головой, как спросонья, я оторвался от столба и двинулся к 5-й авеню. Необычное ощущение продолжалось, даже стало острее. И какой странный гул, ни на что не похожий!…

Взволнованный, я вернулся домой и, расхаживая по квартире, обдумывал пережитое. Сперва уверял себя, что это иллюзия, но после третьей рюмки коньяку мысли прояснились, и теперь я склонялся к тому, что удивительный феномен – реальность.

Вспомнился бродяга, мой старый знакомец, со своею осью Земли. Что, если он прав и решение где-то тут, совсем под рукой? От этой мысли у меня по спине побежали мурашки…

Через несколько дней я наблюдал аналогичное явление в районе Шестидесятых улиц и Мадисон-авеню, затем еще где-то неподалеку. Теперь уж не могло быть сомнений, это – то самое! Я купил карту города и, разложив на полу, принялся отмечать на ней упомянутые пункты. Каково же было мое изумление, когда обнаружил, что все они лежали на части большого круга! Правда, круг был неровен, но это объяснялось недостаточностью наблюдений. Нужно было их расширить.

Предварительно, однако, следовало уяснить себе еще кое-что. Я съездил в город и вернулся с огромным глобусом. Установив пестрый шар на столе, я стал рассматривать новоприобретение, с тем чтобы выяснить – что произойдет с перемещением оси.

…Северный полюс будет здесь – я отметил красным карандашом Нью-Йорк; затем, добросовестно повозившись, отыскал противоположный конец оси. Южный полюс пришелся где-то в Индийском океане.

Я развинтил глобус, просверлил гвоздем отверстия в соответственных местах и, посадив шар на новую ось, стал медленно его вращать. С интересом отметил, как одни материки перекочевали в царство холода, другие из субтропиков переместились на экватор. Были и такие, которых перемена не затронула. Больше всех выиграла Африка – северная ее часть: там, наверное, создастся мягкий климат. Что ж, и теперь пишут, что это континент будущего.

А вот у нас похолодает, понадобятся срочные меры, запасы топлива… Но это не мое дело; этим займутся географы, физики, геологи, то есть люди сведущие – им виднее! Сейчас важен почин, кто-то должен начать, потому что тянуть дальше, оставить все как есть и ждать, когда задохнемся, погибнем от атомной радиации или кончим антропофагией – будет безумием!

Этой ночью мне приснился сон: я шел в предрассветной тишине по улицам пустынного города – жители покинули его. Голуби, удивленные непривычным покоем, тревожно вздрагивали при моем появлении и, не доверяя больше человеку, поднимались в воздух. Я тоже был напряжен, потому что был единственным здесь, кто знал, что случится; так я, во всяком случае, думал.