Полюс Лорда - Муравьев Петр Александрович. Страница 49

Миновав 48-ю улицу, я услышал стон, не человеческий, а иной. Тотчас сообразил, что стонет небоскреб, и тогда мне открылось, что не я один знаю. Вот еще стон и еще, пять, десять, пятьдесят – целый хор обреченных зданий. Они все знали и не хотели умирать, потому что никакое сознание – а у них оно было – не может примириться со смертью.

Шум нарастал, я больше не мог выдержать и, зажав уши, побежал прочь.

И тут мне вспомнились мои друзья – те двое. И так как теперь все было возможно, я бросился к ним. Они топтались на месте, не в силах сдвинуть свою гигантскую массу. Я крикнул им: «Идемте!», толкнул, и они, неуклюже переваливаясь, последовали за мной. Но вот к ним присоединились другие, больше и больше; длинная вереница гигантов тихо и торжественно шествовала вниз по Бродвею.

Я знал, как их спасти, как вывести отсюда, но… почему они замедляют шаг, почему поворачивают направо? Я кидаюсь назад, кричу, пытаюсь их остановить, но безуспешно. Перед нами океан, и вот один за другим они вступают в мрачную воду. Мои близнецы впереди. Назад! – зову я, но они не слышат, зато слышит другой: к верхнему этажу прилипла висячая платформа – знакомый мойщик окон кричит оттуда:

– Останови их! Сейчас протру им глаза! – И он бросается к окнам.

Уже волны сомкнулись над теми, что впереди, а задние напирали, им не было числа, и их громадные тела, плюхаясь, поднимали волнение, и вода выступала из берегов.

А потом все стало утрачивать формы и я, барахтаясь и захлебываясь в крутящемся водовороте, видел только слабые огоньки, мерцающие из пучины.

Последующие дни я посвятил дальнейшим исследованиям. Мне удалось открыть еще ряд мест, где странные феномены давали себя чувствовать. Я аккуратно отмечал их на городской карте, и каждый раз убеждался в верности моей гипотезы: все они были строго расположены на большом правильном круге. Когда их набралось с десяток, я провел ряд диаметров: они пересеклись в районе 5-й авеню и Пятидесятых улиц.

Дальше все шло как по маслу. Я приобрел второй глобус и, после скрупулезных вычислений, отметил на нем пункты, где должны быть установлены огромные атомные двигатели. План мой сводился к тому, чтобы, приводя их одновременно в действие и постепенно усиливая взрывы, повернуть планету нужным образом. За точность расчетов я не ручался, да в настоящий момент это и не было существенно: это дело ученых, они подправят, где потребуется.

Вскоре проект был готов, на толстой голубой папке я красиво вывел заглавие:

Для глобусов приготовил крепкую картонку.

Оставалось продумать план действий. Прежде всего – куда обратиться? Первоначальный мой план – связаться с Объединенными Нациями – я вскоре отклонил: начнутся споры, волокита, а затем положат под сукно. Целесообразнее будет действовать через наше правительство. Что это может быть президент, и только он, в этом у меня не было сомнений.

Ах, по скольку раз в день, особенно по вечерам, лежа ли на диване или меря шагами гостиную, я рисовал себе в воображении, как это произойдет.

… Я приезжаю в Вашингтон, являюсь в секретариат Белого дома, прошу, требую приема у президента. Со мной спорят, убеждают и наконец сообщают, что меня согласен принять вице-президент. Но я упрям как бык. Я смеюсь им в лицо: только президенту, и то с глазу на глаз, согласен я открыть мой план. Они как дети, они не понимают, спорят, но мое вдохновение наконец побеждает.

И вот меня вводят в кабинет главы нашего славного государства. Он очень занят и выглядит усталым, но я сразу замечаю, что он ждет меня с нетерпением: большой стол расчищен, президент сидит и нервно похрустывает скрещенными пальцами рук. Чем-то он напоминает Линкольна! Он усаживает меня напротив и заботливо спрашивает:

– Что привело вас ко мне?

Я с трудом сдерживаю волнение, извлекаю из портфеля папку, ставлю глобусы на стол… Он слушает и, по мере того как мой доклад подходит к концу, бледнеет. Потом встает и обнимает меня.

– Вы – благодетель человечества! – тихо говорит он, и его голос дрожит. Как он похож на великого Линкольна!…

Но вот, очнувшись от грез, я спохватываюсь, меня разбирают сомнения: поверят ли, не примут ли за сумасшедшего? Проклятый скептицизм! Ведь всю историю человек только и действовал во вред себе, не понимая своей пользы!

Я подошел к зеркалу: да, вид у меня необычный, как расширены и блестят глаза! С лица ушла нехорошая одутловатость – вот уж неделя, как я бросил пить; теперь мне это не нужно, потому что теперь я знаю. Это страшная вещь – знать одному то, чего не знают другие!

Я внимательней присматриваюсь к моему двойнику: увы, он такой же коротыш, и костюм у него обыкновенный, как у любого «человека с улицы». Не таким являлись в мир пророки! О, человеческое недомыслие! Вам мало правды, вас нужно еще поразить; колдуны и маги все еще владеют вашим сознанием!…

Последующий день я носился по городу, закупая нужное. Вернулся домой разбитым, меня лихорадило, ноги едва держали. «Это от возбуждения, – успокаивал я себя, – это пройдет».

Весь вечер мешали звонки, но я не подходил к телефону. Мне рисовалась опасность, что кто-то проник в мои планы и пытается им помешать. Я завернул телефон в одеяло и спрятал в комод.

Утром я почувствовал себя прескверно: болела голова, лоб был горяч, непонятные шумы окружили меня. Только после трех чашек кофе я вернул себе способность четко мыслить.

Мешкать было нельзя! На столе лежали портфель и толстая папка, рядом билеты на самолет – он отлетал в четыре. Место в отеле в Вашингтоне я забронировал заранее.

Телефон начал звонить с утра, когда я был в постели, звонил долго и упорно, потом умолк. Нужно было торопиться!

Я извлек из пакета вчерашнюю покупку – длинную черную накидку. Набросив ее на плечи, я подошел к зеркалу и церемонно поклонился бледному загадочному человеку, что застыл за стеклом. Он помедлил и ответил тем же. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга.

– Это еще не все, – прошептал я и по его мягкой улыбке заключил, что он меня понял.

Я вернулся к столу и вынул из конверта два золотых листа. Это, собственно, были пластиковые листы, но внешне, ни цветом, ни блеском, они не уступали металлу. «Отлично выйдет, – подумал я и достал из стола заготовленную выкройку и ножницы. – Прекрасный рисунок! – продолжал я любоваться на свою работу. – Таких зубцов не было и в короне Людовика Пятнадцатого!» Чуть смазав выкройку клеем, я наложил ее на пластиковый лист, когда снова зазвонил телефон. Я печально улыбнулся: даже сейчас мешают, а ведь это все для них же! Сделал первый надрез… Лист твердый, придется покорпеть… Опять… Нет, это у дверей… Ну и пусть – нет дома, и все!

Что-то неладное творится с ножницами, почему они дрожат? И в глазах рябит. Я представляю себе, как у них вытянутся лица, когда увидят меня завтра!… А вот кто-то стучит, и еще… Главное – не волноваться, не оборачиваться, а не то так и оттяпаешь зубец, и тогда поднимут на смех, потому что как же это – корона и без зубца! Мне и самому становится смешно, я чувствую себя таким добрым и снисходительным, потому что теперь я смотрю на них откуда-то сверху, а с такого верха все кажутся маленькими, как и эти два шарика на столе – вон уж где – в афелии, в самом что ни на есть афелии!

– Дурачки, не дам вам замерзнуть! – ласково ворчу я и щекочу у одного под подбородком. И тут же рука обращается лучом, ярким, горячим, да и весь я в огне, потому что как же иначе, без огня, – замерзнут!

Из последних сил я орудую ножницами, еще один зубец одолел; нужно спешить – самолет отлетает в четыре!… Нет, они не посмеют, никто не посмеет меня задержать!…

– Пустите! – кричу я, стараясь стряхнуть с себя чьи-то холодные как лед руки, но они не отпускают.