Избранное - Асадов Эдуард Аркадьевич. Страница 32

ВОЗВРАЩЁННОЕ ВРЕМЯ

Ирине Викторовой

Опять спектакль по радио звучит
И сердце мне, как пальцами, сжимает.
Мир, как театр, погаснув замирает,
И только память заревом горит.
Тут вечность: не пушинки не смахнёшь.
На сцене — зал. А у окна в сторонке
О чем-то бурно спорит молодёжь.
А ты сейчас стремительно войдёшь,
Заговоришь и засмеёшься звонко.
Я помню все до крохотного вздоха…
Теперь помчит по коридорам звон,
Ты стул чуть двинешь в сторону, и он
Вдруг, словно дед, прошамкает: «Мне плохо…»
Спектакль идёт. А вот теперь ты дома
Средь моря книг, средь бронзы и шкафов.
Я слышу лёгкий звук твоих шагов,
Почти до острой нежности знакомый.
Ты говоришь, но что ты говоришь,
Уже неважно. Главное не слово,
А звуки, звуки голоса грудного,
Который ты, как музыку, творишь.
А вот сейчас ты к шкафу подойдёшь,
Положишь книгу и захлопнешь дверцу.
Ах, как щемит и радуется сердце,
Ты здесь, ты рядом, дышишь и живёшь!
Накал завязки: злая правда слов
О подлости. Как будто ранят зверя.
И крик твой: «Нет! Не смейте! Я не верю!»
И вся ты — гнев, и мука, и любовь!
А в зале нарастает напряженье,
Он здесь, он твой, волнений не тая.
Скрип кресла, возглас, кто-то от волненья
Чуть кашлянул, возможно даже, я.
Да, все с тобою, только позови.
И ты ведёшь их трепетно и свято,
Как по тугому звонкому канату
К высокой правде, счастью и любви.
Кто выдумал, что время быстротечно,
Что бег его нельзя остановить?
Нет! Как мустанг, что выскочил беспечно,
Оно отныне взнуздано навечно,
И ты в седле, ты вечно будешь жить!
Спектакль идёт. Он все ещё со мной,
Ах, как мне жаль, что ты меня не слышишь!
Ты в двух шагах, живёшь, смеёшься, дышишь,
Ну просто хоть коснись тебя рукой!
Ещё чуть-чуть, ещё совсем немного —
И занавес бесшумно упадёт,
И вмиг тебя и звезды у порога
Все два часа безжалостно и строго
От наших дней незримо отсечёт…
Но вот и он. Постой, а что потом?
Потом — как буря вспыхнувшие лампы,
Оваций гулко падающий гром
И ты в цветах, стоящая у рампы…
А что ещё, чего на плёнке нет?
Ещё — стук сердца птицей многокрылой,
Средь всех цветов — ещё и мой букет
И шёпот твой сквозь шум: «Спасибо, милый!»
За окнами уныло тянет вой
Ветрище, как наскучивший оратор.
Твой лёгкий шаг, твой смех и голос твой
В Останкино, спеша уйти домой,
Скрутил в рулон усталый оператор.
Но ветер стих. И вновь такая тишь,
Что звон в ушах. И кажется до боли,
Что вот сейчас, сейчас ты позвонишь
Уже моя, без грима и без роли…
А впрочем, что мне милый этот бред?!
Не будет ни звонка, ни почтальона,
Ни нынче и ни через много-много лет,
Ведь нет туда ни почты, ни ракет
И никакого в мире телефона.
Но пусть стократ не верит голова,
А есть, наверно, и иные силы,
Коль слышит сердце тихие слова,
Прекрасные, как в сказках острова,
И лёгкие, как вздох: «Спасибо, милый!»…
25 октября 1986 г.

ОСЕННИЕ СТРОКИ

Багряные листья, словно улитки,
Свернувшись, на влажной земле лежат.
Дорожка от старой дачной калитки
К крыльцу пробирается через сад.
Тучки, качаясь, плывут, как лодки,
В саду стало розово от рябин,
А бабушка-ель на пне-сковородке
Жарит румяный солнечный блин.
На спинке скамейки напротив дачи
Щегол, заливаясь, горит крылом,
А шахматный конь, что, главы не пряча,
Искал для хозяев в боях удачи,
Забытый, валяется под столом.
Вдали своё соло ведёт лягушка,
Усевшись на мостике за прудом.
А прудик пустячный, почти игрушка,
Затянутый ряски цветным ковром.
Рядом, продравшись через малину,
Ветер, лихая его душа,
Погладил краснеющую калину
И что-то шепнул ей, хитро дыша.
И вдруг, рассмеявшись, нырнул в малинник,
И снова — осенняя тишина:
Не прозвенит за стеной будильник,
Не вспыхнет огонь в глубине окна…
Зимой здесь в сугробах утонут ели
И дом, средь морозной голубизны,
Словно медведь, под напев метели
В спячку погрузится до весны…
Но будет и май, и цветенье будет,
И вновь зазвенит голосами дом,
И снова какие-то будут люди
Пить чай под берёзами за столом.
Все тот же малинник, и мрак, и свет,
И та же скамейка, и та же дача,
Все то же как будто… но только… нет,
Отныне все будет совсем иначе.
Вернутся и шутки, и дождь, и зной,
И ветер, что бойко щекочет кожу,
Но только не будет здесь больше той,
Что в целой вселенной ни с кем не схожа…
Не вскинутся весело к солнцу руки,
Не вспыхнет задумчивой грустью взгляд,
И тихого смеха грудные звуки
Над книгой раскрытой не прозвучат.
Отцветший шиповник не зацветёт,
Молодость снова не повторяется,
И счастье, когда оно промелькнёт,
Назад к человеку не возвращается.
1992 г.