Мемуары придворного карлика, гностика по убеждению - Мэдсен Дэвид. Страница 1

Дэвид Мэдсен

Мемуары придворного карлика, гностика по убеждению

Предисловие

Нет необходимости подробно рассказывать о том, как эти мемуары попали мне в руки, достаточно сказать, что, кроме солидной научной репутации, я имею и кое-какой личный доход Необходимо, однако, заметить, что работать над переводом было достаточно сложно. Я попытался преодолеть эти сложности, сохранив во всем тексте современный – и потому доступный – язык. Например, многие выражения итальянского языка пятнадцатого-шестнадцатого веков, которые использует Пеппе, фактически непереводимы, так что я позволил себе заменить их современными эквивалентами. В первую очередь это относится к вульгарным ругательствам. Когда он использовал игру слов или double entendres, я применял простой способ: там, где перевод возможен, я следовал оригиналу, а там, где невозможен, я производил замену. Именно так я пытался сохранить esprit мемуаров, который в целом немного непристоен.

Некоторые места текста (в основном песни, стихи или цитаты) я оставил без перевода [1] – например, песню Пеппе, желчную, политическую песенку Ульриха фон Гуттена и отрывки из частной переписки – мне было жаль терять неповторимый аромат оригинала. Даже тому, кто не говорит по-итальянски, будет очевидна сияющая красота Nel Mio Cuore. Как бы то ни было, как замечает сам наш маленький друг, все переводы являются в какой-то степени трактовкой.

Фрагменты гностических литургий записаны Пеппе по-гречески, но я посчитал, что в этом издании мемуаров они должны быть даны в переводе, что и было сделано. Однако читателю не стоит огорчаться, поскольку эти фрагменты в основном непонятны читающему ни на том, ни на другом (да и вообще на каком бы то ни было) языке. Полная и безграничная приверженность Пеппе гностическому учению сомнений практически не вызывает, но и Пеппе допускает в своей apologia pro philosophia sua, что многое из того, что он написал (прежде всего, навыдумыванные вычурные титулы и гротескные славословия), является всего лишь многословной попыткой дать определение Неопределимому. Тому, кто захочет больше узнать об историческом развитии ритуалов и литургий гностиков, я от всей души рекомендую эпохальный труд профессора Томаша Винкари (Professor Tomasz Vinkary, A Study of the Valentinian Sacramentary in the light of Gnostic Creation Myths), выпущенный недавно берлинским издательством Verlag Otto Schneider в сотрудничестве с лондонским издательством Schneider-Hakim Publications.

Я признателен многим людям за неоценимую помощь в подготовке этих мемуаров, но особенно я хотел бы поблагодарить господина Хайнриха Арзэ, который снабдил меня неоценимыми сведениями о степени распространенности половых извращений в Италии эпохи Ренессанса; монсеньора Марчелло Чаплино за разъяснение частей текста оригинала, касающихся военной и политической истории; и доктора Патрицию Чезано, написавшую портрет Пеппе на основе его собственного описания, данного в мемуарах. Портрет этот висит сейчас в моей личной библиотеке.

Возможно, читателю будет небезынтересно узнать, что Джузеппе Амадонелли умер в августе 1523 года в день Преображения, когда присутствовал на торжественной вечерней службе в церкви Санта-Мария-ин-Трастевере в Риме. Точная причина смерти осталась неизвестной.

Дэвид Мэдсен.

Лондон, Копенгаген, Рим.

Incipit prima pars

1518

Clementissime Domine, cuius inenarrabilis est virtus

Этим утром Его Святейшество вызвал меня к себе почитать из Блаженного Августина, пока врач накладывал бальзамы и мази на его гноящуюся жопу. Одна мазь, в частности, которая, кажется, была составлена из мочи девственницы (где они нашли в Риме девственницу?) и редкой травы из личного hortus siccus главного лекаря Папы еврея Боне де Латт, воняла прескверно. Но все же вонь ее была не хуже, чем тошнотворный запах нарывающих пустул и мокрых язв, украшающих задницу Его Святейшества. (Все называют эту отвратительную болезнь «фистулой», но мне незачем лицемерить.) Задрав до пояса стихарь и спустив подштанники до щиколоток, самый могущественный человек на свете лежал распластавшись, как мальчик-ганимед, ждущий, чтобы его хорошенько отпидарасили.

Его действительно уже пидарасили, много раз – от этого и жопа его в таком состоянии. Его Святейшество предпочитает играть женскую роль, он бьется и верещит под каким-нибудь мускулистым юношей, словно невеста, в которую в первый раз вводят член. Не подумайте, что я имею что-то против такого поведения, – Лев все-таки Римский Папа и может делать все, что пожелает, пусть только не заявляет всенародно, что Бог является мусульманином. Кроме того, я люблю думать о себе как о человеке терпимом. Мне легко не замечать слабости и пороки в тех сферах человеческой деятельности, которые меня совершенно не интересуют. Даже если бы я был в этом заинтересован, то думаю, что только человек с действительно очень своеобразным пороком посчитает привлекательным в половом отношении горбатого карлика. А я – горбатый карлик.

Отсюда и заглавие моих воспоминаний: «Мемуары придворного карлика, гностика по убеждению». Думаю, что это превосходное заглавие, так как оно абсолютно честно: я действительно карлик-гностик, и это действительно мои мемуары. Мне кажется, что в наши дни в продаже предлагается огромное количество книг и рукописей с броскими названиями, такими как «Правдивое повествование о тайном наслаждении монаха» или «Полное и исчерпывающее объяснение того, что такое греческая любовь». Обе эти книги я видел в личной библиотеке Его Святейшества, и ни одну из них ни в каком смысле нельзя считать ни правдивой, ни полной, ни исчерпывающей. Читая же эти страницы моих мемуаров, вы не будете введены в заблуждение. То, что я карлик, всем очевидно, но мои склонности к гностицизму остаются моим маленьким секретом… и секретом некоего тайного братства. Да, такие, как я, есть еще, – я имею в виду гностики, а не карлики. В свое время я расскажу о братстве подробнее.

Его Святейшество Лев X, Римский понтифик, наместник Христа на земле, патриарх Запада; последователь Петра, держатель ключей Петра и слуга слуг Господа, обычно не зовет меня читать, когда ему мажут задницу мочой девственницы и редкими травами, он как раз любит быть со своим лекарем наедине, и вполне понятно почему. Я поэтому был немного удивлен, получив требование явиться. Однако если подумать, то можно предположить, что он обеспокоен последними сведениями из Германии, где один бешеный монах по имени Лютер возбуждает недовольство, крича на проповедях о разложении папского двора, так что, возможно, Лев решил, что мизантропические рапсодии блаженного карфагенского епископа смогут его отвлечь. Я лично нахожу их крайне нудными. Папская курия действительно разложившаяся, ну и что? Другого от нее и не ожидают. Разложилась она так давно, что никто уже и не помнит те времена, когда она не была разложившейся, и представить ее другой просто не может. Рассуждать, почему и зачем (чем Лютер и занимается), – то же самое, что спрашивать, почему солнце горячее или почему вода мокрая, и пытаться сделать, чтобы они такими не были. Бесполезно. Vanitas vanitatum. Несчастье людей вроде нашего беспокойного монаха в том, что они считают себя лучше других и поэтому думают, что они идеально подходят для того, чтобы навести в мире порядок. Но порядок в мире навести невозможно, и наведен он никогда не будет, потому что этот мир – ад. (Вот вам немного гностической мудрости.) Это не делает меня мизантропом вроде нашего блаженного отца Августина, – совсем наоборот: раз этот мир – ад, следует сострадать тем, кто вынужден в нем жить и дышать его ядовитым воздухом. И – прежде всего! – учить их тому, что существует выход.

– Думаю, нужно будет издать папскую буллу, Пеппе, – сказал мне Его Святейшество (так как Пеппе – это мое имя).