Враг - Мэй Джулиан. Страница 116
— М-да, дерьмовое положение. — Король уже начал терять терпение. — Неужели вы сами, — обратился он к Хагену, — не видите, что есть только один выход: развязать этот узел на месте. Любым способом!.. Не рано ли начинаете подстраховываться?
— Дело в том, — стал оправдываться Хаген, — что я не мог принять необходимое решение без вас. Слишком велик риск. Там, на севере, живут гигантские ревуны, которые не признают власти Суголла. Мы уже при перевозке руды потеряли Стоша Новака и Джона-Генри Кинга, так что без вашего разрешения отправлять туда Тони…
— Боже мой! — воскликнул Вейланд. — Ты все-таки дождался подходящего момента!..
Король холодно взглянул на него.
— Сможете наладить предварительную очистку, если мы пошлем вас в Фенноскандию?
— Не поеду! — решительно отказался Вейланд. Испарина выступила у него на лбу. — Без меня здесь не обойтись! Мы заканчиваем монтаж и отладку оборудования. Глаз да глаз нужен…
— Ответьте на мой вопрос… — потребовал Эйкен. — Вы в состоянии наладить очистку на месте?
— Возможно, — пробурчал Тони, — однако…
— Отлично! — прервал его король. — Собирайтесь!.. — Он повернулся и в упор спросил у Хагена: — Есть кем его заменить?
— Один из моих людей, Чиву Чан.
— Хорошо, — кивнул король, — раз уж я заглянул сюда, проведем короткую инспекцию. Хочу посмотреть, как вы разместились…
Как только дверь за ними закрылась, Тони всплеснул руками.
— Черт бы вас всех побрал! — простонал он. — Опять я попал в переделку.
Тихий прохладный вечер… К корме «Кулликки» привязана резиновая лодка, в ней — рыбак, удящий первобытных лососей на блесну… Осенний нерест — великий поход обремененных икрой могучих рыб к месту своего рождения: в мелкие теплые протоки, на песчаные плесы и заливные низины — был в самом разгаре. Громадные лососи чем-то напоминали крупных радужных тарпанов, которых Марку Ремиларду приходилось ловить у берегов Флориды, однако в отличие от океанских собратьев, бешено сражавшихся за жизнь, здешние рыбины вели себя смирно. Тех, кто выметал икру, течением сносило к морю, мясо на них висело лохмотьями. Идущие вверх, ослепленные страстью четырехметровые и весом до двухсот килограммов гиганты не глядя хватали наживку и сразу покорялись направляющей их леске.
Рыбалка была любимым развлечением Ремиларда. Он не знал другого досуга, способного снять усталость, дававшего время пофилософствовать, оценить сделанное, попытаться заглянуть в будущее. Забросив удочку, он, находясь под защитой экрана, прикрывавшего шхуну, успел обежать мысленным взором всю заселенную часть Евразийского континента. Многоцветная Земля гудела как улей… В воздухе чувствовалось тревожное ожидание.
В его душе тоже нет покоя. Положение незавидное, дела шли хуже некуда. Решимость старых друзей осуществить мечту о «ментальном человеке» совсем угасла. Чем можно подогреть ее, если и его пыл угасал на глазах. Неуместные сомнения все чаще посещали Марка. Неуместные ли? Ремилард вздохнул. Его соратники в большинстве своем не верят, что вовлечение в дело Хагена и Клу изменит ситуацию. Действительно, как их вовлечь, если они и слышать о сотрудничестве не хотят! Как все хорошо начиналось — он вспомнил первые годы работы над проектом. Тогда рядом с ним были десятки умнейших людей своего времени, их вела твердая убежденность в возможность силового прорыва к итогу эволюции, к ее вершине. Сколько может человечество оставаться под гнетом мертвящей, неповоротливой природы! Подчинить себе ход мировой истории — вот наша задача!..
Что в результате? Вера, убежденность незаметно для неофитов превратилась в религию самого худшего языческого пошиба. Скоро не замедлило явиться наказание — скепсис, отчуждение детей, необходимость прибегать к недозволенным приемам. Неужели одни лишь Патриция Кастелайн и Корделия Варшава — тот круг, в котором ему суждено пребывать всю оставшуюся жизнь?..
От отчаяния и ненависти к себе у него затряслись руки — он едва не выронил удочку. О какой оставшейся жизни может идти речь, когда он бессмертен! Неужели старый монах прав? Он, не обладающий ни ментальными способностями, ни профессиональными навыками; он — говорун, матерщинник и алкоголик — прав?! Неужели разлад в моей душе так очевиден? Неужели трудно понять, что отказ от создания «ментального человека» означает для него окончательную потерю смысла жизни. Точнее, бессмертия!.. В таком случае на кой ляд оно ему?
Ему запрещено судьбой жить возле своего огородика, сеять, жать, растить детей… Вот, вырастил ублюдков на свою голову!.. Он невольно метнул взгляд в сторону Надвратного Замка, уткнулся в защитное поле, попробовал так и эдак… Оборонительный пояс преодолеть было невозможно.
Зачем ему бессмертие? Кто наградил его источающим смертельный яд отчуждения даром?.. Он, несмотря ни на что, не смог убедить детей. Ничего, плевок в лицо родителю им тоже будет засчитан. И они когда-нибудь взвоют, ощутив, что неспособны умереть! И они, человекобоги, взмолятся, начнут лить слезы, каяться…
Мягко натянулась леска. Марк проник взором в толщу мутной воды и обнаружил, что крючок зацепился за топляк. Чуть напрягшись, поводив удилищем, он освободил его, смотал катушку, насадил свежую наживку. Потом чуть изменил спуск и метнул лесу вниз по течению.
Уже совсем стемнело. Лес на дальнем берегу Сены слился в серовато-сизую стену, отделявшую сумеречное, с пробудившимися от дневной спячки звездами небо, от маслянистой шоколадной поверхности реки. В воздухе звучала нескончаемая нудная комариная хоровая песнь, обезьяны благостно, томно вскрикивали в джунглях. Позевывали, что ли, перед сном? Вдалеке затрубили слоны — видно, где-то на болотах есть твердая земля. Трубили долго, победно…
Хорошо!.. — подумал Марк, потом положил удочку, потянулся. Если уговоры не помогают, пора применять силу. Альтернативы нет… Он потянулся еще раз.
Голос, прилетевший издалека, тихо позвал:
«Марк».
«Элизабет?» (Мгновенный выброс защитного экрана — так, чтобы она не смогла проникнуть в его мысли.) «Ради Бога, ты дашь наконец ответ? Я… Мы нуждаемся в твоей помощи. В наш домик пришли матери с детьми, все они страдают от „черного торквеса“. Я по своей наивности предполагала, что никто ничего не знает, однако у меня в гостиной уже более двух десятков женщин. Я пыталась объяснить, что исцеление Брендана — это, так сказать, эксперимент, особый случай. Что ты… работал, исходя из собственных побуждений. Марк, они не уходят. Они сказали, что будут ждать столько, сколько надо. До тех пор, пока дети не умрут…»
«Элизабет, у меня своих забот достаточно. Я очень занят. Сожалею, что поставил тебя в затруднительное положение, но у меня нет времени, чтобы заниматься… подобными делами».
«Я знаю. Я же сама не могла предположить… Теперь насчет Бэзила. Ты каким-то образом изменил нашу программу, что позволило значительно ускорить выздоровление с помощью целительной оболочки. Нельзя ли то же самое сделать и с программой излечения „черного торквеса“? Скажем, метаобъединение целителей и принудителей сможет заменить нас двоих?»
«…Это интересная проблема».
«В эпохе Содружества никто не мог сравниться с тобой в организации подобных метаконцертов».
«Ты ошибаешься».
«…Может быть. Но ты не считаешь, что с этим надо как-то разобраться?»
«Конечно, но я сейчас ничего обещать не могу… Думаю, что Дионкет обладает самым мощным целительным воздействием из всех тану».
«Так и есть. А Минанан — самый могучий из принудителей. Конечно, исключая Эйкена».
«Согласен».
«Благодарю тебя за то, что сразу не отказался. Может, выберешь время?.. Дети плачут, матери сидят как каменные… Ну, до свидания».
«Адью, Элизабет».
Теперь он неподвижно сидел в лодке, тупо смотрел на совершенно черную воду, мысленно опять бродил возле холма, на котором возвышался Надвратный Замок. Потыкал в экран, попробовал его на прочность. Если бы он только мог преодолеть его!..