Смерть Артура - Мэлори Томас. Страница 60

— Увы, благородный Красный Рыцарь! Вспомни свою неизменную боевую славу! Не позволяй кухонному мужику так долго против тебя стоять!

Красный Рыцарь тут разъярился и удвоил свои удары и нанес Бомейну жесточайшие раны, так что кровь побежала на землю, и дивно было смотреть на столь отчаянный бой. Но под конец все же Прекрасные Руки поверг его на землю. И хотел уже его убить, как вскричал Красный Рыцарь:

— Пощади, благородный рыцарь! Не убивай меня! Я сдаюсь во власть твою вместе с шестьюдесятью рыцарями, что находятся у меня на службе, и прощаю тебе все обиды, какие ты мне учинил: и смерть моего брата Черного Рыцаря, и поражение другого брата — Зеленого Рыцаря.

— Бесполезно, — отвечал Прекрасные Руки. — Одно может тебя спасти: если моя дама станет просить меня о твоем спасении.

И он сделал вид, будто сейчас отрубит ему голову.

— Отпусти его, Бомейн, не надо его убивать, ведь он — благородный рыцарь и к тебе не питает вражды, если только ты сохранишь ему жизнь.

Тут велел он Красному Рыцарю подняться на ноги и благодарить прекрасную девицу за свое избавление. А потом Красный Рыцарь стал приглашать их осмотреть его замок и там провести ночь. Девица дала на то свое согласие, и их приняли в замке с великим радушием.

Но девица не переставая осыпала Бомейна унизительной бранью, и, слыша это, немало дивился Красный Рыцарь. В ту ночь он отрядил шестьдесят рыцарей сторожить гостя, чтобы ему не учинил никто ни обиды, ни позора.

Наутро они прослушали обедню, утолили голод, и явился тогда Красный Рыцарь перед Бомейном с шестьюдесятью рыцарями, воздал ему почести и присягнул ему на верность и служение вместе со своими рыцарями.

_ Я благодарю вас, — отвечал Прекрасные Руки. — Вы же вот что мне обещайте: по моему зову вы должны явиться перед господином моим королем Артуром изъявить ему верность и покорность.

— Сэр, — сказал Красный Рыцарь, — я сам и моя дружина всегда готовы явиться по первому вашему зову.

И снова пустился Прекрасные Руки в путь вслед за девицей, которая не переставала клясть его и поносить и осыпать самой жестокой бранью.

— Девица, — сказал ей Прекрасные Руки, — вы неучтивы, что так обращаетесь со мной, ведь, кажется, я сослужил вам хорошую службу, и хоть вы всякий раз грозились, что быть мне побитым встречными рыцарями, но всякий раз, несмотря на такую вашу похвальбу, были они повергнуты в прах и грязь. А потому прошу вас, не оскорбляйте меня больше; когда увидите, что я побит или сдался, тогда и гоните меня с позором, а до той поры, знайте, я вас не покину, ибо иначе я был бы уже вовсе глупец, что покинул вас, пока честь победы на моей стороне.

— Ничего, — говорит она, — вот скоро встретишься ты с рыцарем, который за все воздаст тебе по заслугам, ибо он — доблестнейший рыцарь на свете, не считая короля Артура.

— С превеликой охотою, — отвечал Прекрасные Руки. — Ведь чем доблестнее он, тем больше мне чести с ним сразиться.

И вот в скором времени увидели они впереди город богатый и прекрасный, а перед городом раскинулся больше чем на милю прекрасный луг, свежевыкошенный и уставленный пестрыми, приятными глазу шатрами.

— Вон там, — говорит девица, — находится господин этого города, и у него такой обычай: располагаться в погожие дни здесь на лугу, проводя время в турнирах и поединках. При нем всегда пятьсот рыцарей и благородных воинов, и они устраивают всевозможные игры и состязания, в каких только может подвизаться благородный муж.

— Этого достославного лорда я бы очень хотел повидать.

— Погоди, ты на него еще вдоволь наглядишься, — отвечала девица. И поскакала вперед, высматривая шатер лорда.

— Вон, погляди, — наконец сказала она. — Видишь ли шатер, весь выкрашенный синей краской индиго? (И там, куда она указывала, все — и мужчины, и женщины, и лошади, и щиты с перевязями, и копья, — все было синего цвета.) Его имя — сэр Персиант Индийский, [81] это величайший из рыцарей, каких ты когда-либо встречал.

— Возможно, что и так, — отвечал Прекрасные Руки, — но каким бы могучим рыцарем он ни был, я все равно не покину этого поля до тех пор, пока не увижу его под щитом.

— Глупец! — воскликнула она. — Лучше спасайся, пока еще есть время.

— Зачем? — отвечал Бомейн. — Раз он такой благородный рыцарь, как говорите вы, то он не набросится на меня со своими людьми, ну а если они будут выходить на меня по одному, то я ему ни в чем не уступлю.

— Тьфу! — говорит девица. — Надо же, чтобы какой-то вонючий кухонный мужик так выхвалялся!

— Девица, — сказал он, — дурно вы поступаете, что так надо мной глумитесь, ибо я предпочел бы сразиться в пяти поединках, чем подвергаться таким оскорблениям. Пусть он выходит против меня, и тогда посмотрим, насколько он страшен.

— Сэр, — сказала тогда она, — я дивлюсь тебе. Какого ты роду и откуда прибыл, что так смело говоришь, да и действовал смело у меня на глазах? Потому-то я и прошу тебя: спасайся, пока еще можно, ибо и сам ты, и конь твой немало сегодня уже потрудились, мне же страшно дольше медлить вдали от замка. Ведь нам осталось до места осады лишь семь миль и все опасности мы уже миновали, кроме этой последней, вот почему я так сильно страшусь, как бы тебе здесь не пострадать. И потому я хочу, чтобы ты поспешил прочь отсюда и не был побит и изувечен этим могучим рыцарем. Но знай, что сэру Персианту Индийскому далеко до того рыцаря, что осаждает мою госпожу.

— Ну, что до этого, — отвечал Бомейн, — то уж будь как будет, но раз уж я съехался столь близко с этим рыцарем, то не могу не помериться с ним силою прежде, чем мы расстанемся, не то позор мне будет, что я от него убежал. А потому, благородная девица, не бойтесь: с Божией помощью я так отделаю этого рыцаря, что покончу с ним к исходу второго часа после полудня, и мы еще засветло поспеем на подмогу к осажденной даме.

— Ах, Иисусе, дивно мне, что вы за человек. Ибо не иначе как вы благородного происхождения, потому что ни одна женщина так не глумилась, не издевалась над рыцарем, как я над вами, вы же переносили все с неизменной учтивостью, а это дается лишь людям благородной крови.

— Любезная девица, — отвечал Бомейн, — немногого стоит тот рыцарь, который не выказывает кротости даме. Что ни говорили вы мне, я не придавал словам вашим значения — ведь чем больше вы меня бранили, тем больше возрастал мой гнев, а я обращал его на тех, с кем сражался. Брань, которой вы меня незаслуженно осыпали, только подвигала меня на храбрый бой и была мне на пользу, она внушала желание отличиться и выказать себя таким, какой я в самом деле есть. Ведь как ни по душе мне было кормиться при дворе короля Артура, я бы, наверно и в другом месте снискал себе пропитание, но я, может быть, просто высматривал Себе товарищей. Как-нибудь в другое время еще откроется, рыцарского я роду или нет. Пока же помните, любезная девица, что службу я сослужил вам рыцарскую и, быть может, еще не так вам послужу, прежде чем нам расстаться.

— Увы! — сказала она, — любезный Бомейн, простите мне все обиды, что я вам причинила.

— Со всей моей охотой, — отвечал он, — я вам прощаю, ибо вы поступали так, как должно вам было поступать, и ваша брань была мне в удовольствие. Прекрасная девица, — сказал Бомейн, — раз вы теперь предпочитаете обращаться со мной ласково, знайте, что душа моя этому радуется, и сдается мне, нет на свете рыцаря, которого бы я теперь не одолел.

Между тем сэр Персиант Индийский их заметил, как они остановились на лугу и беседовали, и по-рыцарски послал к нему узнать, с миром ли он туда приехал или же с войной.

— Передай господину своему, что это — как он захочет, мне же все равно.

Посланный возвратился к сэру Персианту и передал ему тот ответ.

— Ах так! Тогда я вступаю с ним в поединок, и мы будем биться до последнего.

И он облачился в доспехи и выехал против Бомейна.