Королевская охота - Ашар Амеде. Страница 6

Но все это было ничто по сравнению с обучением езде на лошади, фехтованию, стрельбе из ружья и пистолета и физическим упражнениям, чему самозабвенно предавался Эктор со своим учителем. Через семь — восемь лет таких занятий не было на свете неукротимой лошади, бурного потока, пропасти или дикого зверя, которые могли бы устрашить Эктора. В четырнадцать лет он уже мог сопровождать отца на охоту.

Молодость есть молодость, и самый бурные наслаждения в жизни Эктор испытывал, когда сталкивался с опасностями, погружаясь в бурные воды Роны, опускаясь в пропасти и укрощая молодых бычков, — словом, там, где рисковал жизнью.

Отец, всю жизнь считавший, что если дворянин умеет читать и подписываться, он уже достаточно сведущ, только радовался, глядя на увлечения сына. Может быть, он даже находил несколько излишним так утомлять сына чтением и писаниной, как на том настаивал Кок-Эрон, но не решался им обоим в этом препятствовать.

А между тем дела в Замке Волшебниц шли все тем же порядком: каждый год продавали десятину земли, чтобы уравнять доходы с расходами, давали каждому, кто что просил, гостей принимали вовсю. Зато мудрые намерения владельца замка, каждый месяц собиравшегося прекратить злоупотребления в своем хозяйстве, не могли устоять против силы привычек.

Но вот однажды маркиз, охотясь зимой на волков, упал вместе с лошадью на дно лощины, запорошенной снегом. Его перенесли в замок на носилках. Ноги его были сломаны, все тело в ушибах.

Прибывший в замок хирург, хотя и вправил, где мог, вывихнутые кости, но правую ногу, у которой раздробленная бедренная кость врезалась в тело, все же отнял.

На другой день доктор снял повязку и пощупал пульс больного. У того был сильный жар, вид ран оставался неутешительным. Мсье де Шавайе, смотревший в глаза доктору, заметил, как в них мелькнула тень беспокойства.

— Вы полагаете, сударь, что мое состояние хуже, чем вы думали?

Доктор заколебался.

— Говорите без страха, — подбодрил больной, — вы имеете дело со старым солдатом.

— Полагаю, вам нужно поспешить с распоряжениями, которые сочтете нужным отдать.

— Благодарю вас. А теперь перевяжите мои раны.

По окончании перевязки старый маркиз выслал всех из комнаты, оставив рядом только верного Кок-Эрона.

— Что ж, друг, — сказал он солдату, когда они остались одни, — пришло время расстаться, не плачь и выслушай меня хорошенько.

— Слушаю, маркиз, — ответил Кок-Эрон, сдерживая слезы; кулак его, впрочем, заерзал по лицу.

— Доверяю тебе сына. Что бы ни было, никогда не покидай его.

— Слово честного солдата священно.

— Ты поклянешься мне в том честью воина.

Кок-Эрон поднял руку.

— Хорошо. Но это ещё не все, — продолжил маркиз. — Эктор — юноша живой, пылкий, предприимчивый. Тебе придется быть осторожным за двоих. Следи, чтобы он не бросался, очертя голову, навстречу опасностям. Если же он, волей-неволей, окажется среди них, ты за ним последуешь.

— Обязательно! — с жаром воскликнул Кок-Эрон.

Помолчав, маркиз улыбнулся.

— Мне кажется, я правил своим состоянием не совсем благоразумно.

— Я тоже так думаю.

— Моя милая несчастная жена умерла слишком рано.

— Слишком рано. — Эхо и отчаяние в ответ.

— Я так и не смог понять, как мадам де Версийяк правит в моей хозяйстве. Как только я начинал её расспрашивать, что да как, она отвечала с такими мелкими подробностями, что мне оставалось только верить ей на слово. Слушать же её было невозможно.

— Это понятно, — отвечал Кок-Эрон.

— Что ж, добрая женщина несговорчива, несмотря на свой набожный вид. Думаю, мой сын не поладит с её опекой. Но ты, мой друг, всегда будешь рядом.

— Всегда.

— Конечно, если уж мадам де Версийяк покажет тебе счета, ты их посмотри. Но я сильно сомневаюсь в этом. Думаю, что и Эктор многого не приобретет.

— Я тоже этого опасаюсь.

— Почти все прожито. Но я кое-что накопил за эти годы в виде дукатов.

— Да? — пробормотал Кок-Эрон, вытаращив глаза от удивления.

— Да, вот так, теперь у меня двенадцать или пятнадцать тысяч ливров. Немного, конечно, но в трудную минуту может помочь.

— Разумеется.

— Вот ключ от сундука с золотом, — продолжал маркиз, вытаскивая его из-под подушки. — Сундук ты найдешь в глубине фехтовального зала, слева под старинным шкафом, что остался со времен крестовых походов.

— Я его хорошо знаю…Дубовый, с толстыми гвоздями, безобразен и весь набит, по-моему, клинками шпаг, железными рукавицами, налокотниками и прочей военной рухлядью.

— Все правильно…Золото лежит под железом, в кожаном мешке.

— Хорошо.

— Ты употребишь его для нужд Эктора. Не щади его…Когда будет истрачен последний дукат, мой сын будет уже в таких годах, что сам пробьет дорогу. Для капитала же эта сумма не годится.

— Конечно.

— Он, разумеется, пойдет в отца, который не умел считать. Но ты дай ему волю действовать.

— Ясно.

— Он благородного происхождения и владеет шпагой. Вы будете воевать вместе.

Тут Кок-Эрон потер руки (мысленно, конечно) от удовольствия предстоящих приключений.

От маркиза не укрылась его ухмылка, и он улыбнулся.

— Ну, теперь простимся, а потом пришли ко мне сына.

Солдат приблизился, чтобы поцеловать руку маркиза, но тот раскрыл объятия, и они искренне поцеловались.

Задыхаясь от горестных спазм, Кок-Эрон вышел из комнаты и побежал к Эктору. Не говоря ни слова, он отвел его к отцу.

— Прошу тебя выслушать мои советы, — произнес маркиз, обращаясь к сыну. — Главное, всю жизнь помни, что ты дворянин. А это звание обязывает тебя к чести. Поэтому прежде всего будь храбрым и честным, а там будь что будет. Я, сын мой, жил, как военный, не считая деньги, потому и не оставляю тебе имения, но также и долгов, заметь. И ты тоже, пока имеешь, не считай и ни о чем не жалей…Родоначальники лучших фамилий Франции начинали подобно тебе, имея лишь плащ и шпагу…Добро делай не для показа, а для уважения к самому себе…Жену выбирай не для удовольствия, а как мать твоих детей…Да, помни еще, что можно идти прямо, а можно скользить и извиваться подобно реке. Поступай, сын мой, как тебе велит совесть, но помни, что судить тебя будут Бог и твоя мать. Ты француз — сражайся за родину; дворянин — сражайся за короля; воин — сражайся из-за чести. И да поможет тебе Бог!

— И еще, — помолчав, произнес маркиз. — При тебе будет Кок-Эрон. Люби его как слугу, а уважай как старого воина. Его кровь смешалась с моей на полях войны. Обещай мне не покидать его, когда нужно будет помочь ему в старости.

— Обещаю, — прошептал Эктор.

— Держись, как подобает мужчине, — произнес мсье де Шавайе, заметив слезы на глазах сына. — Думай о земной жизни, как я думаю о небесной.

И отец благословил сына, положив ему руки на голову, пока тот стоял на коленях.

— Обними мня, — произнес он.

Эктор, плача, обнял отца. Тот поцеловал его в лоб.

— Теперь иди и позови ко мне духовника.

После принятия святых таинств мсье де Шавайе выслал всех из комнаты, повернулся набок и закрыл глаза, желая уснуть.

Шли часы, пока мадам де Версийяк расхаживала взад-вперед, роясь в углах, щелкая замками, сжигая какие-то бумаги и не переставая охать, что не мешало ей зорко следить за каждой мелочью. Между тем при встрече с кем-либо она усиленно терла сухие глаза, стараясь придать им заплаканный вид.

К вечеру Кок-Эрон осторожно прошел в комнату больного. Мсье де Шавайе уже оставил этот мир.

ГЛАВА 4. ПЕРВЫЕ ДНИ

Сразу после смерти маркиза мадам де Версийяк полностью овладела управлением замком. Но не только это было проделано ею. Из представленных документов следовало, что Замок Волшебниц вместе с принадлежавшими ему землями был заложен, а заимодавец — мадам де Версийяк. И что в отношении Эктора она является опекуншей. Вступив же в права заимодавца и опекуна, родственница сразу же принялась за перемены: продала охотничьи экипажи, избавилась от егерей, распродала конюшню и так далее…