Властелин мира - Мютцельбург Адольф. Страница 32

XIV. НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

В доме на Итальянском бульваре, за которым столь внимательно наблюдал господин де Лупер, в тот вечер и в самом деле собралось небольшое общество. Это были те самые подруги, которые не порвали отношений с баронессой Данглар, после того как ее супруг, один из первых банкиров Франции, разорился и по примеру своей дочери бежал. Тогда баронесса на несколько месяцев покинула Париж, но жизнь вне столицы была ей, истинной парижанке, невыносима. Она вернулась и, владея значительным состоянием, которого не коснулось банкротство мужа, без труда вновь зажила на широкую ногу. Отыскались некоторые старые друзья, и с каждым новым вечером, когда баронесса принимала, салоны ее особняка становились все многолюд-

Лишь один из прежних друзей, самый близкий, перестал бывать у баронессы. Это знакомый нам Люсьен Дебрэ, секретарь министерства внутренних дел, — тот самый Дебрэ, что вечером находился в Пале-Рояле вместе с Шато-Рено и Бошаном. Раньше он ежедневно наносил визиты Дангларам. В глазах всего парижского общества он был тем другом, который пользуется особой благосклонностью хозяйки дома, возможно, даже ее любовником. Вместе с баронессой он, используя ее личные средства, легко извлекал из биржевых операций немалые доходы. Как секретарь министерства, он всегда был в курсе самых последних новостей и, удачно играя на бирже, неизменно выигрывал. Выигрыш компаньоны делили поровну. Потом, вероятно, поползли какие-то подозрительные слухи, а у Люсьена Дебрэ оказалось достаточно капитала, чтобы заниматься биржевыми спекуляциями в одиночку. Незадолго до того, как баронесса покинула Париж, Дебрэ расплатился с ней сполна. Это было сугубо деловое прощание, и к постигшему ее большому несчастью — потере мужа и дочери — добавилось едва ли не большее: ей пришлось убедиться в бессердечии и холодности человека, которого она считала искренним другом и возлюбленным.

С тех пор минуло несколько лет, и баронесса утешилась, как может утешиться женщина, которая еще владеет миллионами, умна и по-прежнему привлекательна. Будь она вдовой, у нее не было бы недостатка в женихах. Но она не была разведена с мужем, хотя, вероятно, желала этого. Ей ничего не было о нем известно, если не считать, что вскоре после исчезновения из Парижа барона видели в Риме. О своей дочери она тоже не знала ничего определенного. Ходили слухи, что Эжени Данглар избрала карьеру певицы, выступала под чужим именем и имела в Италии шумный успех.

Баронесса была радушной хозяйкой, однако гости, учитывая ее длительное нездоровье, решили разъехаться ранее обычного: первые приглашенные покинули особняк в два часа ночи.

Самые близкие знакомые задержались еще на четверть часа. Разговор зашел о процессе Луи Наполеона.

— Не люблю я этих волнений, — промолвила дама с добродушным лицом. — Всегда неприятно, когда видишь и слышишь, как пытаются очернить и обвинить подсудимого.

— Это, конечно, верно, — заметила другая, очень бледная дама. — Но на меня подобное волнение оказывает в некотором роде благотворное действие. Я смотрю на эти публичные судебные заседания как на своеобразный театр. Какие пикантные сцены разыгрываются там время от времени! Я не имею в виду политические процессы, обычно они очень сухи. Но вспомните хотя бы о заседании, на котором лжекнязь Кавальканти объявил, что господин де Вильфор — его отец!

— Тсс! — прошептал какой-то господин. — Госпожа Данглар рядом, а этот Кавальканти едва не стал ее зятем!

До баронессы, вероятно, долетели обрывки разговора — она отошла на несколько шагов.

— Об этом я как-то не подумала, — продолжала бледная дама. — Но теперь баронесса нас не слышит. Так вот, разве подобное волнует, даже потрясает меньше, нежели какая-нибудь сцена в театре? Если не ошибаюсь, госпожа Данглар сама присутствовала при этом и даже упала в обморок. Ну в самом деле, она испытывала особый интерес к человеку, который выдавал себя за князя и чуть было не добился руки Эжени. Впрочем, это дело прошлое.

При этом на лице у нее промелькнула гримаса, и на лицах остальных женщин тоже появилась многозначительная мина. Что и говорить, гости не слишком уважали хозяйку дома.

— Однако я немного устала! — услышали они теперь голос баронессы. Это означало, что пора прощаться. Присутствующие обступили госпожу Данглар. Она и в самом деле была очень бледна. Гости заторопились.

Салон опустел. Баронесса вернулась в свою комнату. Бледность еще не сошла с ее лица. Она распорядилась, чтобы ей помогли переодеться и оставили одну. Горничная все исполнила и вышла.

Госпожа Данглар сидела, подперев голову рукой, и казалось, глубоко задумалась. Временами из ее груди вырывался тихий вздох. Потом она попробовала почитать, но вскоре отложила книгу.

Раздался негромкий стук в дверь. Это был знак, что горничная хочет ей что-то сказать. Она крикнула:

— Войдите! Боже мой, я же сказала, чтобы меня оставили в покое! Что случилось?

— Только что, госпожа, мне вручили одну визитную карточку с настоятельной просьбой передать ее вам.

Баронесса, неприятно удивленная, взяла карточку и поднесла ее к свету. Внезапно она вздрогнула, карточка едва не выпала у нее из рук, однако судорожно сжатые пальцы удержали ее уголок.

— Проводите этого господина в будуар, — едва слышно приказала она. — Я буду говорить с ним наедине.

Горничная удалилась. Госпожа Данглар вскочила. Казалось, ей не хватает воздуха, нечем дышать. Она прижала руку к груди и сделала несколько шагов по комнате.

— Боже мой, что это? — простонала баронесса и еще раз бросила взгляд на карточку.

Там было написано следующее:

«Барон де Лупер желает говорить с госпожой Данглар по делу, касающемуся лжекнязя Кавальканти. Он надеется, что сможет сообщить баронессе важные сведения».

— Лупер? Кто этот барон Лупер? Никогда о нем не слышала, — прошептала баронесса. — Мужайся, мое бедное сердце, время страданий еще не миновало!

Она взяла небольшой флакончик, открыла его, поднесла к носу и сделала несколько энергичных вдохов. Там, по-видимому, находилась некая ароматическая соль, так как на щеках баронессы вновь появился легкий румянец. Решительной походкой она прошла через смежную комнату и открыла дверь в свой будуар.

Горничная успела зажечь там всего одну свечу. Небольшое помещение, отделанное с такой изысканной роскошью, какую парижанки умеют придавать комнатам для приема самых близких друзей, было слабо освещено. Госпожа Данглар вошла и закрыла за собой дверь.

В кресле, небрежно развалясь, скрестив ноги, сидел неизвестный человек. В одной руке он держал шляпу, а в другой — трость, концом которой выводил на ковре какие-то замысловатые фигуры. При появлении баронессы он встал и поклонился. Госпожа Данглар окинула его быстрым испытующим взглядом, не в силах полностью подавить страх. Однако не узнала его. В глаза ей бросились прежде всего черный парик и темные усы незнакомца. Держался он легко и непринужденно, не испытывая ни малейшего смущения.

— Слушаю вас, сударь, — сказала баронесса. — Вы пришли по делу, которое меня интересует, и хотя я пока не догадываюсь, какие важные сведения вы намерены сообщить мне в этой связи…

— К чему эта официальность, мамочка? — прервал ее незнакомец. — Я явился собственной персоной, потому что, разумеется, могу сообщить вам наиважнейшие сведения. Я — Андреа Кавальканти, который некогда едва не удостоился чести стать вашим зятем, но как сын, конечно же, ближе вашему сердцу.

Первыми же словами, произнесенными его грубым и неприятным голосом, госпожа Данглар была сражена и невольно опустилась на стул. Теперь она поднесла к глазам платок. Она была близка к обмороку. Такой встречи баронесса не ожидала!

— Вы, кажется, удивлены, мамочка? — продолжал Лупер. — Надеюсь, это приятное удивление. Разве вы никогда не испытывали желания с любовью взглянуть на собственного ребенка — единственного, кто не покинул вас, когда все остальные бросили?

Последние слова были сказаны настолько фальшиво-сентиментальным тоном, что не могли не вызвать улыбку у всякого здравомыслящего человека. Однако госпоже Данглар было не до улыбок. Этот грубый человек, которого она уже тогда с неприязнью принимала в своем доме, человек, разоблаченный впоследствии как беглый каторжник, вор и убийца, — этот человек был ее сыном, плодом ее преступной связи с господином де Вильфором! Этот человек — ее ребенок, которого она считала мертвым с момента его рождения и о существовании которого впервые узнала на том ужасном судебном заседании!