Зачарованный мир - Мзареулов Константин. Страница 19

Буквально прорычав заключительные магические приказы, Сумукдиар возвратил на место отсеченные полушария скорлупы, зарастил надрезы, плавно опустил яйца на расстеленный по столу бархат и, окончательно обессилев, грузно сел, почти упал на лавку.

Голубое свечение джамана медленно угасло, и освобожденные от неодолимо зовущей силы обитатели потусторонних миров охотно вернулись восвояси. В каменной коробке снова стало темно.

С трудом ворочая языком, джадугяр позвал Златогора. Осторожно приоткрыв дверь, воевода оглядел келью и махнул рукой. Вошедшие молодцы из тайного приказа бережно укутали яйца квадратами мягкой ткани и, уложив в корзину, вышли.

– Завтра вторую партию обработаю, – пообещал Сумук слабым голосом. – Сейчас мочи нет.

– Не надо, – весело ответил венед. – Хватит и этого. Остальные под драконих положим, пусть высиживают. Нам и такие ящеры очень даже пригодятся.

– Ну, как знаете.

Гирканец расслабленно встал, делая плечами резкие движения, чтобы размять непослушные мускулы. Златогор осведомился:

– Здесь заночуешь или в город поедешь?

– Давай в город. Я уже больше месяца по-солдатски сплю, надоели мне эти гарнизоны…

На дворе уже подступили сумерки, в небе загорались первые, самые яркие звезды: Муштери, которую северяне прозвали именем ромейского бога-громовержца Юпитера, и Венера – или, по-парфянски, Нахид. Над горизонтом с медлительной величавостью огромным розовым диском всплывал Бедр – Луна. Умиротворенно развалившись в бричке, Сумукдиар ударился в лирику, сентиментально любуясь грандиозной картиной Вселенского миропорядка. Звезды, светила, планеты – устремиться бы в эти скопления небесных костров, прикоснуться к сверкающим бриллиантам огней…

Неожиданно для себя он погрузился в забытье, продремал всю дорогу до самого Волчьегорска и, очнувшись у постоялого двора – так здесь именовали караван-сарай, – почувствовал, что сон пропал бесследно. Сопровождавший его сотник укатил обратно в крепость, на сердце гуляли неясные, но явно шальные побуждения, и впридачу к прочим заботам агабек испытывал зверский голод. Истощенный магическими упражнениями организм повелительно требовал срочного восстановления сил. По счастью время было не слишком позднее, и в ближайшем трактире еще принимали гостей.

Всего за два серебряных дирхема Сумук получил огромное блюдо отличнейшей снеди и пузатый – в четверть – кувшин кваса, который поспешил ополовинить. Затем, вооружившись кинжалом, он взялся за паровую белугу, и на душе сделалось совсем хорошо… Хотя рыба, надо признать, оказалась жестковата. Не севрюга, мать ее так.

Когда от белужьего бока осталась лишь аккуратная горка хрящей, гирканец позволил себе немного передохнуть и тут ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. Машинально нащупав сабельную рукоятку, он украдкой осмотрелся и увидел широкую ухмылку сидевшего через два стола взъерошенного рыжебородого мужичка в потрепанной одеже солдатского покроя. Впрочем, магическое зрение без труда различило под кафтаном защитного цвета добротную кольчугу, да и меч на поясе соседа был отличный, какие рядовым ратникам по чину не положены. Продолжая скалиться, рыжий подошел, сказав добродушно:

– Здоров ты, однако, провиант перемалывать… Кызылбаш?

Не скрывая удивления, Сумукдиар поднял брови: странный мужик неплохо разбирался в чужаках. Для простого северянина все средиморцы – что алан, что хозарин, что саспир – были на одно лицо, а этот почти угадал с первого взгляда. Кызылбашами, то есть «красноголовыми», на юго-востоке называли парфян, а гирканцы с парфянами, как известно, близкие родичи. Если не родные братья, то двоюродные.

– Гирканец, – уточнил он и добавил приветливо: – Присаживайтесь.

– Благодарствую. – Рыжебородый охотно опустился на скамью. – Что же вы там не поделили с хастанцами? Все режете, режете друг дружку – пора бы угомониться.

– Долгая история… – Сумукдиар вздохнул. – И не мы одни в этой треклятой бойне повинны… С кем, кстати, имею удовольствие?

– Пушком величают. – Собеседник снова ухмыльнулся. – Князь я из Белоярска. Не слыхал часом?

– Как не слыхать… – Агабек судорожно сглотнул. – Давно искал случая познакомиться.

– Ну то-то, – назидательно молвил полулегендарный Саня Пушок. – А ты кто?

Оказалось, что новый белоярский властелин уже знал понаслышке о ганлыбельском агабеке, так что подружились они просто стремительно. На столе появились отбивные из медвежатины, бутыли «огненной воды», и веселье разгорелось с новой силой. Попутно выяснилось, что оба – единомышленники в политике, горячо осуждают мерзопакостные нынешние поветрия и ратуют за расширение Белой Рыси до границ прежнего царства. Оба видели угрозу ордынского нашествия и понимали, что без единения невозможно будет дать отпор насылаемым из-за кордонов темным силам, а тем паче не удастся достичь процветания родственных племен, населявших простор от Варяжского моря до Гирканского и дальше – до рубежей Хиндустана и берегов Ханьского моря. И еще Сумукдиар не без некоторой оторопи осознал, что злокозненные дела, творящиеся в Средиморье, полностью повторяются и в Великой Белой Рыси.

– …Гады они паршивые, – возбужденно шипел Пушок по поводу соотчичей. – Цепляются, как проклятые, за трухлявых языческих идолов. А все почему? Понимают же: коли на небе – Единый бог, стало быть, и на земле должен быть один царь. А им этого страсть как неохота. Потому как, ежели страна расколота на два десятка мелких княжеских уделов, то и порядка не будет, и безобразничать можно сколько влезет…

– И магрибцам того же надо, – подхватил гирканец. – Два десятка княжеств легко будет передавить поодиночке, а единое царство может вовсе не по зубам оказаться. Вот и вопят продажные твари на каждом перекрестке: дескать, поклоняться возможно лишь старым богам, а кто за Единого голос поднимет – тот, мол, враг нашего народа.

– То-то. А где они, старые-то боги? Сгинули бесследно и ничем нам нынче подсобить не могут. А новый Господь, Единый-то, он живо кому надо мозги вправит, тогда и дела на лад пойдут! Согласен?

– Целиком и полностью, – охотно подтвердил агабек. – Только я, грешным делом, полагаю, что Единый– суть один из прежних богов, сумевший оттеснить прочих родственничков. Случается такое, знаешь ли, в больших недружных царских семьях.

– Занятно… – у Пушка загорелись глаза. – Кто же это по-твоему? Не Зевс и не Перун – это наверняка.

– Нет, не громовержец, конечно. А кто? Знать бы! Думаю, кто-то из олимпийской верхушки, наименее запачканный в Зевсовых оргиях. Может быть, Аполлон или Посейдон… Ладно, давай об этом в другой раз – чай, не в последний раз видимся. Твое здоровье, дружище.

Они звонко соприкоснулись кубками, похрустели малосольными огурчиками (Сумукдиар мельком подумал, что живущие на гирдыманских отрогах леги маринуют закуски покруче) и вяло обратили усилия на остывшее мясо. Есть уже не хотелось, да и политические беседы обещали куда большее удовольствие.

Решительно отодвинув тарелку, джадугяр поинтересовался, имеется ли среди рыссов достаточно влиятельный и уважаемый вождь, которого народ охотно признал бы Царем. По его разумению, на монаршие атрибуты могли бы претендовать князь Иван Ползун, Великий Волхв Святобор и главный воевода Охрим Огарыш. Но, поскольку полководца и волшебника князья навряд ли осмелятся избрать, оставался великий князь Царедарский. Неплохая в общем-то кандидатура – мужчина степенный, рассудительный, суровый и, говорят, только с виду простоватым кажется. Сумукдиар подумал, хоть и не стал говорить вслух, что Саня, которому Ползун даровал Белоярск, должен отныне чуть не молиться на старика и следовать за ним через огонь, воду и частокол копий.

Оказалось, что он ошибался.

– Хороший дядька, – саркастически изрек Пушок. – Только вот беда, характером больно мягкий. Редко когда осмелится на серьезное решение. – Неожиданно он захихикал и поведал доверительно: – Как пошла дружба у Ваньши со мной, один белоярский рифмоплетишка эпиграммой разродился: