Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией] - Нагорный Алексей Петрович. Страница 11

— Ну и ну! — услышал Коля голос мордастого. — Какая встреча! Судя по вашей одежде, мил-сдарь, вы изволите служить в сыскной полиции?

— Нет больше сыскной полиции, — отозвался мужчина в форменной фуражке. — С кем имею честь?

— С объектом бывшей деятельности, — витиевато объяснил мордастый. — Клоп, возьми у дамы сумочку, ей тяжело ее держать.

— Что вы, — удивилась женщина. — Совсем напротив.

— Лиза, отдай сумку, — приказал мужчина. — Они все равно отберут. Это же бандиты… — он поперхнулся от неожиданного удара в лицо.

Коля подошел ближе. Он еще не решил, как поступить, что-то мешало. «Где я видел этого мордастого, где?» — думал Коля. — «Тряпки этой у него на шее быть не должно, а шапка…» — и сразу вспомнил: Сеня Милый!

— Не смейте оскорблять интеллигентного человека… — назидательно говорил между тем мордастый. — А еще дворянин, чиновник. Пфуй.

Коля подошел вплотную к бандитам.

— Все, Лиза, — спокойно сказал чиновник. — Теперь их трое. Хорошо, если просто разденут.

— Здравствуйте вам, — поздоровался Коля. — Давно не видались.

— Ты кто такой? — мордастый всмотрелся в лицо Коли. — Откуда меня знаешь? А-а-а… Переоделся! — Он даже заулыбался. — Клоп, шлепни мальчика.

Коля повернулся к Сене боком и с разворота, как бывало в стенке, сомкнутыми в замок руками ударил его под ребра. Сеня екнул селезенкой, как конь на рыси, и, перевернувшись через голову, распластался на тротуаре. Клоп бросился на Колю с ножом, и Коля, совсем потеряв голову от злости и ненависти, жестоко ударил его кулаком в лицо. Что-то хрустнуло. Клоп захрипел и, повернувшись к чиновнику окровавленным лицом, медленно сполз на асфальт…

Колю трясло. Он без конца вытирал правую руку о полу пальто, а левой пытался остановить прыгающие губы.

— Так вы не с ними? — запоздало спросила женщина.

— Прекрасный вопрос, Лиза, — констатировал мужчина. — Позвольте представиться: надворный советник Колычев, Нил Алексеевич. Моя жена — Елизавета Меркурьевна. Не трогайте рот, молодой человек. Это сейчас пройдет.

Коля увидел, как Сеня поднялся и, пошатываясь, начал уходить. Потом побежал.

— Уйдет…

— Ну и черт с ним, — сказал Колычев. — Где вы живете?

— Рядом. А что… с этим? — Коля посмотрел на Клопа.

— С этим? — Колычев поправил пенсне. — Сейчас посмотрим.

Из-за угла вывернулся патруль — трое матросов. Они увидели лежащего человека, подбежали, на ходу выдергивая маузеры.

— Стоять на месте, руки вверх! — крикнул старший. Перевернул Клопа, сказал: — Этот готов. Кто его?

— Я, — отозвался Коля.

— Пойдемте с нами, — кивнул старший и повернулся к Колычеву и его супруге: — Подтверждаете?

— Молодой человек защитил нас от бандитов, — сказал Колычев. — Этот, — он кивнул в сторону Клопа, — бросился на молодого человека с ножом. В порядке необходимой обороны молодой человек его ударил. Это мы можем подтвердить.

— Это еще проверить надо, — хмуро сказал старший.

— Не надо, — подошел второй патрульный. — Я этого парня знаю. Он нам в трамвае Чинушу сдал, свой парень.

— Ну, раз такое дело, — старший улыбнулся.

Патрульные вызвали дворника, записали адрес Колычевых и всех отпустили. Около Клопа, до приезда труповозки, остался дежурить дворник.

Квартира, в которой жил Бушмакин, состояла из четырех комнат, длинного коридора с уборной в конце и прихожей, из которой вела дверь в ванную комнату.

Все это Коля определил методом личного наблюдения и исследования, впрочем, подобная терминология в этот момент ему в голову, конечно, не приходила, и он пока даже думать не мог, что спустя самое непродолжительное время слова «наблюдение», «расследование», «метод» надолго, если не на всю жизнь, станут самыми употребительными в его лексиконе.

Коля отвернул кран в ванной и пустил воду. Долго думал — зачем второй кран, если идет точно такая же вода? Потом догадался: печка. Если ее протопить, из левого крана с красной шишечкой потечет горячая…

Уборная с белым унитазом привела его в восторг. Коля пять раз подряд спустил воду, каждый раз замирая от восхищения. За этим увлекательным занятием его и застала соседка Маруська.

Была она лет девятнадцати, румяная, с льняными волосами, высокой грудью — типичная петроградская деваха. На ней были туфли с пряжками-бантами. В левой руке она держала корзинку с яблоками, а в правой — мужской зонтик с загнутой ручкой.

— Ну и как? — подбоченясь, осведомилась Маруська. — Льется?

— Льется… — послушно сказал Коля и зачем-то спрятал руки за спину.

— Ну и кто же ты такой? — продолжала она допрашивать.

— Грельские мы, — объяснил Коля. — Из-под Пскова мы…

— Ага… А сюда ты как попал?

— А меня Бушмакин подобрал.

— Тоже мне, пятиалтынный, — сказала Маруська презрительно. — Он валяется, а его подобрали. Чудной твой Бушмакин, вот что я тебе скажу! Я ему говорю: выходи за меня замуж!

— А он? — заинтересовался Коля.

— А он говорит: соплива ты больно, — Маруська даже фыркнула от обиды.

— А ты чего?

— А я — через плечо! — обозлилась она. — Ты женат?

— Нет…

— Ну, женихом будешь. Неси зонтик в мою комнату, яблоко получишь.

Коля послушно поплелся за ней, по дороге разглядывая зонтик и пытаясь понять, для чего он, собственно, предназначен.

В комнате, обставленной еще беднее бушмакинской, Маруська спросила:

— Ты хоть с бабами дело когда имел?

— Не-е, — Коля покраснел. — Стыдно это…

— Сты-ыдно?! — изумилась она. — Ну и дурак! — Она смотрела на него смеющимися глазами, явно забавляясь его смущением.

Щелкнула входная дверь. Бушмакин крикнул с порога:

— Коля! Ты дома?

— Дома я, дома!! — отчаянно заорал Коля. — Здесь я!

— Так я и знал, — сказал Бушмакпн, входя в Маруськину комнату. — Совращаешь, бесстыжая?

— Вас не удалось, а уж этот — мои будет! — нахально сказала Маруська. — Угощайтесь яблочком!

— Благодарствуйте, — Бушмакин взял Колю за руку, спросил у Маруськи: — На завод чего не идешь?

— С завтрашнего, — устало сказала Маруська, развязывая платок. — А моих в деревне никого нет… Маманя, оказывается, полгода назад померла… Мне соседка сказала. А яблоки — из нашего сада. Вы берите всю корзину, я их все равно есть не могу… — Она зарыдала.