Речные заводи (том 1) - Най-ань Ши. Страница 128

– Брат мой, – отвечала женщина, – сейчас власти повсюду развесили приказ, в котором предлагают три тысячи связок монет за вашу поимку. К бумаге приложено описание примет и ваше изображение, а также сказано, откуда вы родом и сколько вам лет. К тому же на вашем лице отчетливо видно клеймо. Как только вы выйдете на дорогу, вас, разумеется, узнают.

– Он наклеит на лицо два пластыря – и все будет в порядке, – предложил Чжан Цин.

Но женщина рассмеялась и сказала:

– Как же, один только ты умный на свете! Этакую чушь несешь! Разве так стражников проведешь?! Я придумала другое средство, только не знаю, согласитесь ли вы?

– Когда речь идет о спасении жизни, то выбирать не приходится! – воскликнул У Сун.

– Только вы не обижайтесь на меня! – смеясь, говорила женщина.

– Я на все согласен, сестра! – воскликнул У Сун.

– Два года тому назад, – начала она, – проходил здесь странствующий монах, я убила его и несколько дней начиняла им пампушки. Но у меня до сих пор сохранились железный обруч, что он носил на голове, черная ряса, многоцветный пояс, его монашеское свидетельство и четки из ста восьми бусин, выпиленных из человеческого черепа. Еще имеется два кинжала из прекрасной стали, с резьбой наподобие снежинок и в ножнах из кожи акулы. И теперь частенько слышно по ночам, будто кинжалы эти стонут. Вы уже видели их, дорогой брат, когда были в прошлый раз. Так вот, если хотите спастись, подстригите себе волосы, переоденьтесь странствующим монахом, прикройте волосами клеймо на лице и захватите свидетельство монаха. По возрасту и внешности он на вас походил, словно сама судьба этого хотела. Вы примете его имя, и никто вас не остановит. Ну, как вы находите мой план?

Тут Чжан Цин захлопал в ладоши и воскликнул:

– Ну и здорово придумала! А я ведь совсем забыл этого монаха. Что ты думаешь на этот счет, дорогой брат мой?

– Что же, это дело! Только боюсь, что не очень-то я похож на монаха.

– Давай-ка я наряжу тебя, поглядим, что получится, – сказал Чжан Цин.

Женщина пошла в другую комнату и скоро вернулась с большим узлом. В нем оказалась груда одежды, нижней и верхней, которую она предложила У Суну надеть.

– И верно, будто на меня сшито, – сказал У Сун, примеряя одежду.

Одев поверх своего платья черную рясу, он повязался поясом, снял войлочную шляпу и распустил волосы. Потом он напустил волосы на лоб, на голову одел железный обруч и привесил к поясу четки и кинжалы. Осмотрев У Суна, Чжан Цин и его жена одобрительно воскликнули:

– Точно сама судьба тебе это предназначила!

У Сун попросил зеркало и, взглянув на себя, расхохотался.

– Чему ты смеешься, дорогой брат?

– Да как же тут не смеяться? – отозвался У Сун. – Надо же было мне превратиться в странствующего монаха! Остриги меня, дорогой брат! – попросил он Чжан Цина.

Тот взял ножницы и остриг ему волосы. После этого У Сун, не мешкая, увязал свои вещи в узел и собрался в путь.

– Дорогой брат, – вновь обратился к нему Чжан Цин, – послушай, что я тебе скажу. Не подумай, что мной руководит алчность, но все же оставь здесь серебряные сосуды командующего Чжана, а вместо них я дам тебе на дорогу немного серебра. Не вышло бы из-за них какой беды!

– Дорогой брат мой, хорошая у вас голова! – сказал У Сун и, вынув сосуды, отдал их Чжан Цину, в обмен получив мешочек с серебром и золотом, который и положил в свою торбу, висевшую у пояса. Потом У Сун сытно поел, выпил вина и, простившись с Чжан Цином и его женой, сунул за пояс оба кинжала и приготовился в дорогу. Жена Чжана принесла свидетельство монаха и положила его в специально сшитый шелковый мешочек и сказала У Суну, чтобы он хранил его на груди.

– Дорогой брат, – напутствовал его Чжан Цин, – будь осторожен в дороге, сдерживай себя и не проявляй своего характера. Вина пей поменьше, ни с кем не затевай ссоры и веди себя, как положено монаху. Укроти свой нрав, чтобы тебя не признали. А когда придешь на гору Двух драконов – Эрлуншань, напиши нам. Мы не думаем здесь долго оставаться, может, тоже соберем пожитки, да и отправимся туда. Береги себя, брат, будь осторожен! Передай от нас тысячу приветов обоим вождям.

И, простившись с ними, У Сун ушел. Выйдя за ворота, он засучил рукава. Полы его рясы развевались во время ходьбы. У Сун зашагал вперед.

Чжан Цин с женой, смотревшие ему вслед, невольно воскликнули:

– Ну прямо вылитый монах!

Итак, в тот вечер новый странствующий монах У, покинув дом своих друзей, пустился в путь. Шла десятая луна, дни были короткие, и рано смеркалось. Не прошел он и пятидесяти ли. как впереди показались горы. Дорогу освещала луна, и он медленно поднимался вверх по склону. Было уже около первой стражи, когда он взобрался на вершину и, остановившись. огляделся. На востоке вздымалась луна, озаряя кусты и деревья вокруг. Пока У Сун озирался по сторонам, из лесу, расположенного неподалеку, до него донесся смех. «Опять чудеса какие-то! – подумал он про себя. – Кто бы мог разговаривать и смеяться на этой высокой и уединенной горе?»

Подойдя поближе, он увидел среди сосен маленькую кумирню и с десяток домов, крытых соломой. Два маленьких окошечка кумирни были открыты настежь, и в одном из них У Сун увидел монаха, обнимающего женщину. Они сидели у окна и смотрели на луну, время от времени пересмеиваясь. При виде этого У Сун вскипел от гнева и сердце его наполнилось злобой. «Нечего сказать, достойный монах в этой кумирне! Какими делами занимается!» – подумал он и выхватил из-за пояса сверкающие, как серебро, кинжалы монаха. Заметив, как блестят они при свете луны, У Сун сказал себе:

– Кинжал хороший, но в моих руках он еще не бывал в деле. Испробую-ка я его на этом негодном монахе!

Один кинжал он прикрепил у запястья, другой засунул обратно в ножны. Затем откинул за спину длинные рукава своей рясы и завязал их. Проделав это, он подошел к воротам и постучался.

Услышав стук, монах тут же захлопнул окно. Тогда У Сун схватил камень и принялся барабанить им в дверь. Послышался скрип отпираемой калитки, вышел послушник и закричал:

– Кто ты такой и как смеешь приходить глубокой ночью и подымать шум?

Тогда монах У, выпучив глаза, заорал во всю мочь:

– Я принесу этого проклятого послушника в жертву моему новому кинжалу! – и с этими словами он взмахнул рукой, – раздался хрустящий звук, и голова послушника покатилась по земле.

– Кто посмел убить моего послушника? – завопил тот самый монах, что был в кумирне, и выскочил на порог.

В каждой руке у него было по мечу, и он двинулся на У Суна. Но тот лишь громко рассмеялся и сказал:

– Пожалуй, не придется мне пустить в ход всего своего искусства! Он сам лезет на рожон!

Тут У Сун выхватил второй кинжал и, размахивая обоими кинжалами сразу, пошел навстречу монаху. Они боролись, озаренные лунным светом, то наступая, то отступая, и их кинжалы вспыхивали и мелькали в воздухе так быстро, что казалось, будто над ними поднялись четыре круга холодного света. Так они сходились более десяти раз, как вдруг раздался звук, эхом раскатившийся по всем горным склонам, и один из них упал.

Поистине это было так:

Кто же из двух был убит, вы, читатель, узнаете из следующей главы.