Парад скелетов - Найканен Марк. Страница 6

Глава третья

Они очень устали. Страх утомляет. Я мог заметить это по их лицам. И не только устали. Они оказались сломлены, мучались от голода и жажды. Надо дать им поесть, предоставить помещение и почистить их одежду. После этого они сосредоточат все свое внимание только на том, что находится в их малюсеньком внутреннем мирке. А я аккуратно и постепенно верну их в царство ужаса.

Ни одного писка. За все двенадцать часов езды в микроавтобусе. Можно было подумать, что они мертвы, как и собака. С того момента, как я вырубил старушку, прошло много времени. Она начала вонять. Когда же я открыл двери микроавтобуса, на меня уставились пять пар глаз. Моргнул ли кто-нибудь из них хоть раз? Думаю, нет. И уж конечно не милая дохлая овчарка. Она уже окоченела. Я поставил ее на задние лапы, а переднюю подогнул, будто она машет на прощанье остальным. Маленькая девочка рассмеялась. Сначала я не был уверен. У нее рот был заклеен скотчем, но мать взглянула на нее так, словно хотела сказать: «прекрати!», и это меня убедило. Она засмеялась еще раз, когда я протанцевал собакой в ногах ее матери, цепляя когтями за колготки...

Надо бы приоткрыть занавес, которым закрыт грузовой отсек, пустить немного свежего воздуха. Там слишком душно. И надо дать им воды. Я видел вывеску. Через несколько километров будет закусочная. Вполне подходит. Подъехать, залезть в кузов и дать им попить. Только надо приготовиться к жалобам: «Я хочу в туалет», «Я голоден», «Что вам надо?» (скорее «Что, черт тебя подери, тебе надо?»), «Куда мы едем?» Так что для начала я их предупрежу: если кто-нибудь скажет хоть единое слово, то воды не получит никто. Ни капли.

Вот и закусочная. Она оказалась много ближе, чем я предполагал. Не задремал ли я за рулем? Я остановил машину не слишком далеко и не слишком близко от других машин, откинулся на спинку сиденья и огляделся. Никаких патрульных машин, никаких широких лимузинов, которыми так любят пользоваться детективы в этих краях. Никого, кроме кучки откормленных мормонов.

Я съел две плитки шоколада с орешками. Это поможет мне продержаться большую часть ночи. Я близок к цели. Шоколад, кофеин и вода. Надо помочиться, однако я не мог оставить их одних, поэтому для этой цели заранее подготовил в грузовом отсеке бутылку.

Это своего рода пытка: наблюдать, как я мочусь, когда их мочевые пузыри на грани разрыва. Прошло уже не менее двенадцати часов, как каждый из них имел шанс сходить в туалет, и мне интересно, кто из них не выдержит первым. Я заставлю их намочить штаны. Джун отвернулась, то же самое сделали Веселый Роджер, ее надежда и опора, и их сынок. Зато их дорогая доченька уставилась на меня, прямо на мой член. Смелая, что ли? Не заметно никакого беспокойства. Не то, что ее мамочка в тот момент, когда я снимал с нее платье.

Я почувствовал, что случилось, по запаху, еще до того, как увидел, в чем дело. А когда я включил верхний свет в грузовом отсеке, то убедился: мальчонка обделался. С его сестричкой такого не произошло. Похоже, она проклинала его, хотя из-за скотча ничего не слышно. Только Джун снова стрельнула в ее сторону глазами. Роджер выглядел совсем опущенным – чувствовал себя виноватым за то, что пустил меня в дом. Да вы только посмотрите на них после того, как они провели в моем обществе всего лишь полдня! Связанные, голодные, страдающие от жажды, наделавшие в штаны. И вы уже думаете, что Гаррисберг плох, не так ли, Веселый Роджер?

– Ну, хорошо. Слушайте меня, – это привлекло их внимание. Я не разговаривал с ними с самого начала пути. – Настало время утолить жажду. Кто из вас хочет попить первым?

Я знал, что последует. Дорогая доченька подняла голову и задвигала ногами. Взглянув на нее, я подумал, что она не так молода, как мне показалось вначале. Ей было лет шестнадцать. Или семнадцать.

Когда я описал им условия, все закивали. Все, кроме сыночка, которому, похоже, было стыдно.

Я отодрал скотч от рта дочери и обратил внимание на ее губы, резные, как стакан для шампанского, и полные. Помог ей сесть и ощутил ее напряженный позвоночник. Провел ладонью по ее спине, прочувствовал каждую малюсенькую косточку и ее кожу, такую упругую, ее шею, тонкую и гладкую. Я держал руку на ее шее, пока она пила, и чувствовал, как у нее по гортани протекает жидкость.

– Не так много, – мягко сказал я ей. – Тебе надо будет удержать все это в себе.

– Не обоссаться, как он? – прошептала она с таким отвращением, что это заставило меня в восхищении склониться перед ней. Но и только. Она ведь нарушила соглашение.

– Еще одно слово, и они не получат ни капли.

– Правда? – весело переспросила она. – А что вы сделаете, если я буду кричать? Убьете их?

Я закрыл ей рот ладонью, хотя мое тело сотрясалось от смеха. И она понимала это, судя по выражению ее глаз. Тут, я даже в первый миг не поверил, она скользнула язычком по моим пальцам. Ну и шлюха. Какая же она грязная развратная шлюха. Она мне понравилась.

А вот Джун на наш разговор реагировала иначе. Она пыталась пнуть, да, именно пнуть свою доченьку. Я начал подозревать, что здесь кроются серьезные семейные проблемы.

– Прекрати, – рыкнул я на ее мать. – Держи себя в руках.

– Уумпф, уумпф.

– Вот именно, «уумпф, уумпф»!

Даже ее колготки перестали меня возбуждать.

Она уйдет первой, это я уже понял. Приходится приносить жертвы искусству. Конечно, каждому нужно чем-то жертвовать, но Джун Кливер действовала мне на нервы с того самого момента, как я проделал с ее платьем трюк Сары Бернар. Настоящая королева драмы. Позвольте мне сказать, что когда занимаешься таким делом, как я, то встречаешься с самыми разнообразными типами.

Я заклеил рот дочке и перешел к сыночку. Он никак не ответил на мое предложение, и я повернулся к Веселому Роджеру, его отцу, и терпеливо объяснил ему условия еще раз.

Возможно, он слушал. Хотя я не уверен. Вид у него был измученный, глаза усталые и полузакрытые. С некоторыми мужчинами трудно говорить, особенно со здоровяками, которые хотят показать себя еще более здоровыми, делая разные глупости.

– Ей, – я указал пальцем на девочку, – это сошло ей с рук, потому что она миленькая, а ты старый и противный, Роджер... – он несколько сконфузился, услышав свое новое имя. – Так что без выдумок.

Он закивал, как будто хотел сказать: «Конечно, конечно, дай мне попить», и, прежде чем я отобрал у него бутылку, успел заглотить целую кварту.

Джун отвернулась от меня и легла на бок, несомненно, надувшись. Я щелкнул ее бюстгальтером, оттянул резинку на спине, как на рогатке, и отпустил. Не делал такого со студенческой скамьи, мне это понравилось. Она повернулась ко мне. Но к «уумпф, уумпф» прибавилось какое-то рычание, и я объявил:

– Ты проиграла.

Я стал лить воду тонкой струйкой над ее головой, а потом закрыл бутылку.

Теперь она начала дрыгаться. Истеричный приступ гнева. Пришлось отреагировать. Я вытащил нож – хороший выкидной нож, который купил пять лет назад в Мексике, в Соноре. [4] Воистину прекрасный клинок с бирюзовой инкрустацией на ручке и с золотыми колечками по краям. А лезвие из нержавеющей стали такое острое, что мне достаточно было только кольнуть щеку сынишки, и там расцвел алый цветок. Я выбрал его, так как уже начал подозревать, что если порезать дочку, мать и не подумала бы перестать брыкаться. Обычная несовместимость матери и дочурки.

Царапина у сынишки это пустяк, но дрыгаться мать прекратила.

Я вытер лезвие о ее колготки в том месте, где должны быть трусики. Но теперь не почувствовал никакого возбуждения. Необычно, тем более если интимность вызывает враждебность.

Когда я снова взглянул на девушку, та кивнула. Насколько я мог догадаться, а давайте смотреть правде в глаза, я именно это и делал, она одобряла мои действия. Но что было по-настоящему странным, чего никогда не случалось раньше, так это то, что она оказалась мне подстать.