Будь моим гостем - Найт Дэймон. Страница 13

Это было неправильно. Не потому, что так говорится в каждой книге, но потому что таких отношений никогда не было между ним и Анжеликой, и, по всей видимости, теперь уже не будет.

И даже теперь, осознал Кип с ужасом и стыдом, его это не заботило.

Он не беспокоился, что она будет бороться. Его не волновало, будет ли она кричать.

Внутри него установилась тишина ожидания, и от этого почему-то было еще хуже. Было бы легче, если бы они разговаривали с ним, убеждая его, исподволь внушая свои пакости; тогда бы ему помогла злость на них.

Кип оцепенело нагнулся, нашел свою одежду и начал одеваться.

В дальнем конце гостиной горела одна лампа. Кто-то стоял на коленях перед ней. Острый клин света падал на рыжие волосы: Нэнси. Кип попытался тихо пройти мимо нее, но она обернулась, прежде чем он дошел до двери.

– Кип? – Она неуклюже поднялась и подошла к нему. Платье свободно болталось на ней, неподпоясанное и незастегнутое. Она увидела его лицо и остановилась. – В чем дело, Кип?

– Ни в чем.

Он открыл дверь. Голоса стали слышны вновь. Это было невыносимо – он-то даже не обратил внимания, что под платьем у Нэнси ничего не было, зато они заметили… Он хлопнул дверью в ответ на ее вопрос: «Куда ты идешь?» и сбежал по лестнице.

Слабый розово-жемчужный свет начинал пробиваться над верхушками зданий на востоке. Под светлеющим небом лежал город, холодный и серый. Кип задержался на минутку, засмотревшись на оборванного человека, спящего возле дверей. Интересно, кто-нибудь внутри него тоже подсматривает его сны?

За ним по тротуару застучали каблучки. Он обернулся. Это была Нэнси. Она задержалась, чтобы надеть туфли и пальто, и она что-то держала под мышкой.

Нэнси остановилась в нескольких футах от него и стало ясно, что она несла. Это был плащ Кипа, свернутый в узел.

– Я подумала, что тебе понадобится вот это, – сказала она нерешительно.

– Спасибо.

Она стояла, ожидая, и он понял, что она не собирается поднимать скандал или идти за ним, если он попросит ее не делать этого.

– Ты действительно хочешь мне помочь? – спросил он.

Она серьезно кивнула.

– Я пытаюсь это делать.

– Хорошо. Пошли.

Она шла рядом с ним быстрыми, мелкими шагами.

– Куда мы идем?

– Мы ищем ящик, – объяснил он и продолжал идти, размахивая руками, сжатыми в кулаки, а кровь ритмично пульсировала у него в висках, и в этом ритме ему чудилось: «Анжелика… желика… желика…»

Им долго пришлось бродить боковыми аллеями, пока Кип нашел то, что хотел; тяжелый упаковочный ящик в неполных пять футов высотой и около 20 дюймов шириной. Он забрался в него, чтобы убедиться, что он в принципе это может сделать, и Нэнси наблюдала за ним округлившимися глазами, но не задала ни единого вопроса.

Когда он поставил ящик на середину ковра в гостиной и выпрямился, он только теперь обратил внимание на то, что его рюкзак открыт и все вещи, которые находились в нем, разбросаны в беспорядке по полу, кроме одной. Поднос для воскурений, который он вчера приобрел в аптеке, лежал на конце стола под лампой. Это был дешевый кусок штампованного, покрытого черной эмалью олова, скорее всего сделанный в Бруклине, а на его ободке была прикреплена покрытая золотистой краской статуэтка коровы.

Позолоченная корова.

Или золотой теленок.

Он повернулся и посмотрел на Нэнси.

– Ты же не…

– Я молилась всем, кому могла, – сказала она.

В этих застывших глазах была боль, такая глубокая и такая большая, что ему стало больно смотреть в них, но он не мог отвести взгляд.

Он положил руки ей на плечи.

– Нэнси…

– Но никто не ответил мне. Или я не расслышала?

Он отпустил ее.

– Нет, – сказал он, – я полагаю, они не ответили.

В комнату вошла Анжелика, свежая и порозовевшая, застегивая пояс платья. Ее выражение слабого удивления превратилось во что-то более острое, когда она увидела ящик.

– Кип, а это для чего?

– Обычная вещь, – пояснил он. – Я больше не могу ждать, Анжел, – вчера вечером я думал, что смогу, но теперь все гораздо хуже. Я даже не могу тебе описать, насколько все плохо. Это должно произойти сейчас. Прости.

– Ты… – начала она и прикусила нижнюю губу. – Хорошо, если положение дел таково, то конечно, Кип. – Она опять посмотрела на ящик. – А что ты собираешься делать с этим?

– Просто забраться в него и находиться там, – произнес он напряженно, – пока эта банда духов не уберется. Или пока я не умру.

– Но ты же не знаешь, сработает ли это…

– Сработает. – Он изогнулся и втиснулся зигзагообразно в упаковочный ящик. Ящик был достаточно велик, и Кип помещался в нем, если нагибал голову и сгибал колени; он не мог присесть в нем и не мог стоять. – Это как раз то, о чем я забыл, наверное, просто не хотел помнить. Некоторые вещи никто не любит, за исключением мазохистов, а я не отношусь к ним. Старая формула. Бичевание. Дыба, тиски для больших пальцев, пытка водой. – Он постарался улыбнуться. – Это то же самое, только более современный подход. Дешевле, а по эффективности то же самое.

Он добавил:

– Эта операция продлится определенное время, так что если тебе нужно уйти…

Она заколебалась, глядя на него здраво и озадаченно.

– Кип, я себя чувствую гадко от того, что я должна уйти… Но я вернусь, – сказала она, поворачиваясь, – и постараюсь это сделать как можно скорее.

Она оделась и вышла в течении пяти минут, а затем в комнате установилась полная тишина. Нэнси села на кушетку, поставив ноги вместе, а руки положив на колени, и наблюдала за ним, ничего не говоря. Кип скрючился в ящике.

После первой же минуты нахождения в ящике его колени и задняя часть шеи начали ныть. Его голова была зажата в угол между верхней и боковой частью ящика; он мог ее немного опустить, но не мог поднять; его колени были опущены настолько, насколько это можно было сделать в таком узком пространстве.

Позже боль перекочевала в плечи и грудь. Складывалось такое впечатление, будто ему на грудь положили тяжелую металлическую плиту; он мог ощущать ее вес при каждом вздохе.

Следующими были лодыжки. Он мог немного перемещать ноги, но каждое изменение позиции давало облегчение только на несколько секунд; затем резкая боль сводила каждую лодыжку еще сильнее, чем до этого.

Затем начались судороги: в икрах, в бедрах, в груди, в паху.

Он дышал с затруднением, короткими, резкими вздохами. В его сжатой груди сердце неритмично трепетало, как пойманная птица, а кровь стучала в висках так, как будто вот-вот вырвется наружу. Тяжесть в голове и плечах была прямо Атлантова, как будто он держал на себе весь мир.

Внутри него какой-то голос все время нашептывал: «Достаточно, ты попробовал, ты сделал все, что мог. Оставь это, ты не можешь ничего поделать с этим, хватит. Никто не может делать с собой такое.» Его тело выгибалось, рвалось наружу. Было бы так легко… «Конечно, легко», – нашептывал голос, – «только попробуй…»

Но глубоко внутри себя он нашел нечто, на что он смог опереться. Он немного повернулся, что означало, что он остается в ящике, вместо того, чтобы выйти из него. Пытка продолжалась.

После длительного периода мучений к нему подошла Нэнси и обтерла его лоб холодной, влажной тряпочкой. Он покосился на нее.

– Все в порядке? – спросила она.

– Конечно, – слабо ответил он. – Нэнси…

– Что, Кип?

– Зажги сигарету.

Она отошла, затем подошла с сигаретой. Он заметил, как дрожат ее пальцы, когда она подносила спичку к сигарете. Она держала зажженную сигарету, и это было то, чего ему в данный момент хотелось больше всего на свете.

– Я передумал, – сказал он. – Ты выкуришь ее.

Через какое-то мгновение она хотела отойти от него, но он попросил:

– Останься здесь. Выкури ее здесь.

Он наблюдал, как светится кончик сигареты, как клубится дымок, голубой возле горящего конца сигареты и туманно-серый, когда она выдыхала его. Он вдыхал сигаретный дым и его подвергаемое пыткам тело стало корчиться от мук голода. Нэнси докурила сигарету почти до конца, и только тогда он позволил ей наконец отойти.