Дитя Всех святых. Цикламор - Намьяс Жан-Франсуа. Страница 25
Глава 4
ВЕНЧАНИЕ В НАНТЕ
Какая же гордая стать была у этих двоих всадников, скакавших бок о бок по дороге, когда они вместе покидали замок Куссон! Анн де Вивре был великолепен на своем белоснежном коне, в красно-черном плаще. На груди юноши – вышитые золотой нитью обращенные друг к другу волк и лев, стоящие на задних лапах.
Альенора д'Утремер ехала в дамском седле, лицом в сторону своего спутника. На ней было ее единственное платье, тяжелое и серое, слишком теплое для такого погожего дня, но бесподобное по изяществу. Оно и без того было очень облегающим, а дивный золотой пояс еще больше подчеркивал восхитительные формы молодой женщины.
Со времени отъезда они не обменялись ни единым словом. Наконец, Анн решился и глухо спросил, не глядя на свою спутницу:
– Вы – Теодора?
Та звонко рассмеялась.
– Отвечу в Нанте.
– Почему не раньше?
– Потому что я хочу быть уверена, что вы проводите меня до конца. К тому же по дороге вы и сами сможете поразмыслить над этим. Посмотрите на меня! Как по-вашему, я «волчья дама» или нет?
Анн заглянул в ее светло-серые глаза. Длинные белокурые пряди трепал теплый ветерок. Когда лошадь перескочила через небольшой валун, пышная грудь всколыхнулась под платьем. Юноша вздрогнул. Никогда еще у него так не кружилась голова. Альенора заметила это и спросила с насмешливой обеспокоенностью:
– Вам нехорошо?
– Пустяки, сударыня…
Они выехали на берег Куссона. Анн вдруг смутился.
– С вашего позволения, я бы предпочел проехать через лес.
– Из-за вашей мельничихи? Верно! Что она подумает, если увидит нас вместе?
– Она уже видела нас вместе, когда я спасал вас от волков.
– И что сказала?
– Думаю, она ревнует.
– Неужели?
Оставив без внимания просьбу Анна, Альенора д'Утремер двинулась вдоль берега. Он последовал за ней с сожалением.
– А знаете, еще до того, как вы сказали, что она – ваша нареченная, я просила вашей руки у вашего прадеда. Он мне отказал, разумеется!
– Моей руки?
– Буду откровенна: лишь для того, чтобы стать хозяйкой Куссона. Хотя выйти за вас вовсе не было бы пыткой…
И вдруг время остановилось. Мир перевернулся. Небо упало на землю. Анн так резко дернул поводья, что Безотрадный взвился на дыбы. Юноша погнал коня во весь опор к реке. Послушное животное перемахнуло через поток и приземлилось на другом берегу.
Место было совершенно очаровательное. Куссон здесь внезапно сужался, образуя маленький водопад, высотой едва в метр, который в сеньории называли «порожком». Прекрасные плакучие ивы осеняли берег. Анн на ходу соскочил с седла и побежал к реке. Он узнал платье, белое платье Перрины! В его голове мелькнула беглая и нелепая мысль: «Это ее платье. Перрина бросила свое платье в реку». Но он знал, что это неправда.
Пренебрегая опасностью – поскольку вода тут была особенно глубокой и бурной, – он торопливо добрался до гряды камней, громоздившихся на самом верху водопадика.
Беспрепятственно проплыв от самой мельницы, Перрина остановилась именно здесь, словно поджидая его. Она лежала, укрытая чистой водой, прозрачной, как воздух, и смотрела на него. Не было никакой боли в ее глазах, разве что чуть-чуть удивления. Приоткрытые губы словно хотели что-то сказать. Длинные водоросли обвились вокруг ее волос, словно тот майский убор, который она так и не завершила.
Анн встал на колени, просунул руку ей под плечи и приподнял из воды. Шепнул:
– Твой поцелуй, Перрина…
Он приник к ее губам и вскрикнул: они были холодны как лед.
Собрав все свое мужество, он с трудом дотащил ее до берега. Там Анн и уложил ее, закрыл ей рот и глаза. Потом долго смотрел на неподвижное тело – оглушенный, объятый ужасом. Еще никогда Анн не сталкивался со смертью лицом к лицу. И вот судьба обернулась так, что именно это прекрасное любящее создание – первое, которое он видит мертвым. Перрина погибла по его вине!
Анн словно провалился в глубокий колодец. Мир вокруг него рушился, медленно, неотвратимо, а он мог лишь наблюдать за размахом катастрофы. Он-то считал себя самым одаренным, самым сильным во всех областях человеческих знаний и умений… И вдруг обнаружил, что ничего не знает, что он – ничто. Разве греческая словесность помогла ему понять Перрину? Кого спасло его искусное владение мечом? Ему еще никогда и ни с кем не доводилось сражаться по-настоящему. Ни в чем из того, чем он владел, нет никакого проку. Он совершенно пропащий…
Вдруг Анн напряг слух. Ему почудилось, что он тоже стал понимать язык воды. Он приблизился к ней. Никакого сомнения. Водопадик, лепеча под сенью плакучих ив, твердил:
«Анн проклят! Анн проклят! Анн проклят!»
Он бросился на землю и замолотил по ней кулаками. Воистину, он проклят! Все Вивре были чистые герои, а ему прямая дорога в ад. И он будет там один, вечно один, среди чудовищ, которых ему так и не довелось победить!
Конечно, другой на его месте смог бы найти себе оправдание. Ведь это Альенора убедила его отложить свадьбу. А сам он искренне хотел жениться на Перрине. К тому же не все ведь кончают с собой из-за любовных мук. Но Анну все эти доводы были ни к чему. Он же поборник добра, белый рыцарь. Он обязан быть безупречным. И вот он запятнал себя, стало быть, погиб…
Юноша поднял глаза и увидел Безотрадного, который спокойно щипал траву рядом с неподвижной Перриной. Безотрадный, конь, которого он недостоин! Ему теперь впору серая кляча, грязная, старая, безобразная.
Послышался топот копыт. Лошадь Альеноры приближалась галопом вместе со своей всадницей. Спутница Анна не отважилась перескочить через реку вслед за ним, и вынуждена была сделать крюк в поисках брода, находившегося довольно далеко.
Юноша вернулся к реке и посмотрел на водоворот под водопадом. Он уже никогда не будет достоин своей миссии. Для него нет другого выхода, кроме смерти…
Однако в последний момент некая сила помешала ему броситься в омут. Нет, он не совершит второго преступления – самоубийства! Уж тогда-то он точно будет обречен. Если же Анн продолжит жить, то станет, быть может – о, не героем, – но хотя бы просто человеком. Возможно, после долгого покаяния это позволит ему воссоединиться с прочими Вивре в раю.
Прочие Вивре… Неожиданно Анн похолодел: он вспомнил о Франсуа. Никогда ему не хватит мужества предстать перед прадедом после такого бесчестья. Никогда не сможет он вернуться в замок. Он должен уехать, уйти куда глаза глядят, хоть на край света, в надежде искупить свою вину… Анн вскочил на Безотрадного и помчался прочь.
Альенора д'Утремер, подъехавшая к нему как раз в этот миг, вскрикнула в ужасе: она увидела тело Перрины. Затем всадница бросилась вслед за Анном.
Вскоре она догнала его. Он заметил ее присутствие с удивлением, поскольку начисто забыл о ней. Анн придержал коня, позволяя Альеноре поравняться с ним, после чего направился в сторону Нанта. Обещание есть обещание. Он проводит ее, а после уедет один, ни о чем не спрашивая. Потому что теперь ему совершенно безразлично, Теодора она или нет. Теперь ему безразлично все. Отныне ничто не имеет ни малейшего значения.
Они долго ехали в молчании. В конце концов, молодая женщина обратилась к своему спутнику:
– Когда мы будем в Нанте…
Она прервала свою речь, чтобы перевести дух. Нечто ужасное тяготило ее, и она, казалось, делала над собой огромное усилие, чтобы высказаться. Анн же, весь во власти отчаяния, ничего не замечал.
– …почему бы вам не сходить к священнику? Мой духовник, мэтр Берзениус, человек мудрый, наверняка даст вам благой совет…
При слове «духовник» у Анна впервые мелькнуло смутное ощущение надежды. Конечно же, ему нужен именно духовник! Он один сможет сказать юноше, что ему делать, а быть может, отпустит грехи, наложив ужасную епитимью.
Анн повернулся к Альеноре.
– Не знаю, как вас и благодарить, сударыня…
Она закусила губу и поспешно отвернулась. Он не понял почему…