Дитя Всех святых. Перстень со львом - Намьяс Жан-Франсуа. Страница 27

Хотя деревянные мечи и имели форму и размер настоящих, но не обладали их весом. Вот почему для следующего упражнения использовались только настоящие. Нужно было, взяв меч в обе руки, крутить его над головой широкими равномерными взмахами. Это называлось «мельница». Тут у Франсуа соперников не находилось. Остальные, устав от этой игры, опускали руки и просили пощады, а юный де Вивре безостановочно вращал мечом до тех пор, пока сам Ангерран не приказывал ему остановиться.

Во дворе замка Куссон обучали также бою на секирах. Но больше всего Франсуа отличался в упражнениях с боевым цепом. Когда мальчик заявил своему дяде, что собирается преуспеть во владении этим видом оружия, он не бросал слов на ветер.

Искусство владеть боевым цепом, самое сложное среди прочих, требовало качеств, редко соединимых в одном человеке: большой силы и необычайной гибкости. В самом деле, ведь рыцарь в ту эпоху бился без щита, а боевой цеп, в отличие от меча, — оружие чисто наступательное и не позволяет отбить ни одного удара. Боец, стало быть, должен научиться уклоняться от них, придав своим ногам проворство, а корпусу — увертливость. По приказу Ангеррана товарищи нападали на Франсуа со своими деревянными мечами — по одному, по двое, по трое, а иногда и все вместе. И этот мальчик, тяжеловес по сложению, научился быть вертлявым, словно домовой, и неуловимым, как блуждающий огонек.

Одним словом, боевой цеп требовал весьма незаурядных атлетических качеств. С этим стальным шаром, утыканным острыми шипами, следовало управляться одной-единственной рукой, и утомление наступало очень быстро. Поэтому Франсуа приходилось целыми часами крутить его над головой или же наносить равномерные удары по стальной пластине, вкладывая в них всю свою силу. После нескольких месяцев такой тренировки его правая рука стала в два раза толще левой.

Все способности и дарования Франсуа лучше всего проявлялись в бою. Крестный заставлял его биться деревянным цепом во всех возможных сочетаниях: цеп против меча, цеп против секиры, цеп против цепа. Смотреть в этот миг на Франсуа было одно удовольствие: казалось, какой-то виртуоз танцует сложнейший балет или насекомое вьется вокруг своей жертвы. Там, куда метил удар противника, юноши никогда не оказывалось, зато, когда ему предстояло ударить самому, он был со всех сторон сразу. Он с такой скоростью вертел цепом, что стальной шар становился невидим, и это гудящее вращение могло останавливать на лету стрелы. Франсуа постоянно проделывал такую шутку: закрутив цепь вокруг оружия противника, одним рывком выдергивал его. В общем, за год Франсуа де Вивре сделался отменным бойцом, и теперь ему оставалось лишь поддерживать себя в форме.

Но ловкости и даже виртуозности во владении оружием все же недостаточно, чтобы стать подлинным воином. Необходимы еще выдержка и стойкость. Надо научиться превозмогать испытания, которые сулит война: голод, жажду, холод, жару. И в этом отношении Ангерран де Куссон, несмотря на всю свою любовь к крестнику, был неумолим. В самые суровые зимние дни Франсуа приходилось разбивать лед во рву и нырять в воду. В самые жаркие дни лета его запирали в оранжерее от полудня до самой ноны. По приказу Ангеррана он был готов в любой момент отказаться от пищи или воды.

Ради желанной цели Франсуа терпел свое суровое ученичество с мужеством и покорностью. Лишь один-единственный раз он чуть не ослушался своего дядю.

Ангерран, желая испытать физическую храбрость крестника, велел положить на внешней стене поверх зубцов дозорного хода узкую доску и приказал Франсуа пройти по ней. От высоты у Франсуа закружилась голова — он заметил это, уже взобравшись на доску и стоя над пустотой. Далеко внизу, вдоль белоснежных стен, струился Куссон, и мальчик испытал вдруг неудержимое желание броситься в эту бездну. Ангерран крикнул:

— Вперед!

Франсуа посмотрел на него в отчаянии и отрицательно замотал головой. Ангерран повторил приказ. Франсуа спрыгнул с доски обратно на дозорный ход и сказал умоляющим голосом:

— Не могу!

Ангерран ничего больше не добавил и куда-то исчез. Вскоре он появился снова, держа в руке перстень со львом. Он нагнулся над амбразурой, зажав драгоценность между пальцами.

— Если ты этого не сделаешь, значит, недостоин его носить. Вперед, или я его брошу!

У Франсуа не оставалось выбора. Это была самая страшная угроза. Потерять кольцо означало потерять жизнь. Он вновь залез на доску, взмолился Богу и двинулся вперед. Временами головокружение становилось особенно сильным, так что пройти ему удалось почти вслепую.

Однако вся эта физическая закалка была лишь частью воспитания Франсуа. Ангерран любил повторять:

— Кто умеет только драться, подобен зверю.

И, совсем как его мать, усаживал мальчика за книгу. Но с Ангерраном Франсуа учился гораздо быстрее и лучше, чем с Маргаритой. И причина заключалась в книгах, которые крестный давал ему читать. Все они, так или иначе, касались рыцарства. Особенно Франсуа любил «Житие Людовика Святого» Жуанвиля. Скоро он почти наизусть знал все отрывки, касающиеся Седьмого крестового похода, чуть сожалея, правда, о том, что летописец не упомянул об охоте на львов и о посвящении в рыцари его предка.

Франсуа обожал также легенду о рыцарях Круглого Стола, и читал он об их подвигах тем охотнее, что действие разворачивалось непосредственно в Бретани. Ведь лес Броселианд находился совсем неподалеку от Вивре, значит, и сам Франсуа жил в краю героев-рыцарей, и это наполняло его гордостью. Однажды он станет как Ланселот, Персиваль, Гавейн или как его любимец — сир Ивейн, рыцарь льва. Франсуа в этом не сомневался.

Но все-таки книга, которую он предпочитал всем прочим, была «В поисках Флоры» — произведение его дяди. Там рассказывалась история одного рыцаря, утратившего свою молодую жену Флору, которую он любил больше всего на свете. В отчаянии отправился он просить совета у некоего волшебника, и тот открыл ему, что он разыщет Флору лишь после того, как добудет цветок семицветный, тот самый, в котором заключены все цвета радуги.

Так начинались долгие поиски, по ходу которых рыцарь превозмогал невероятные опасности и сражался против драконов, великанов, колдунов и колдуний. Но, объехав целый свет, рыцарь так и не повстречал нигде цветок семицветный. Он вернулся в свой замок и готов был уже погрузиться во мрак отчаяния, когда вдруг понял, что цветок семицветный — сокровище отнюдь не материального мира. Этому цветку надлежало расцвести в его собственной душе, ибо он — собрание всех рыцарских добродетелей. И начиная с этого дня рыцарь стал прилагать усилия, чтобы изменить самого себя и возвыситься. Ему удалось это лишь в глубокой старости, на исходе жизни. Умирая, он вознесся к райским высотам, где обрел, наконец, свою Флору, которая и протянула ему семицветный цветок.

Сам Ангерран больше всего любил именно этот последний отрывок, заставляя крестника помногу раз перечитывать его. Правда, Франсуа никак не мог понять, почему крестный всякий раз вдруг поворачивался к нему спиной и шел к окну полюбоваться пейзажем…

Уроки нравственные и политические, которые преподавались с тем же усердием, венчали рыцарское воспитание мальчика.

Речь Ангеррана была проста: Франсуа надлежит усвоить, что военные упражнения, которым он так пылко предается, не являются самоцелью. Рыцарь должен биться, когда возникает необходимость, но отнюдь не ради одного лишь удовольствия. И как бы увлекательно и благородно ни казалось ему рисковать жизнью, он должен помнить, что война — вовсе не игра.

Рыцарь обязан браться за оружие в трех случаях, и только в этих трех случаях. Прежде всего, чтобы защитить своего короля. Далее, ни один рыцарь не может стерпеть, чтобы враг угрожал его родной стране, а тем более свободно по ней разгуливал, как это происходит сейчас. Покуда хоть один английский солдат остается на земле Франции, Франсуа не должен чувствовать себя спокойно. Равным образом, рыцарь обязан защищать своего сюзерена, когда на того нападают, а дело сейчас опять же обстоит именно так. Ведь Жанна де Пентьевр, крестная мать Франсуа, наследница герцогства Бретонского, так и не вернула себе свои владения. Распря затянулась, основные действующие лица один за другим сходят со сцены. Карл Блуаский, супруг Жанны, попал в плен и увезен англичанами. С другой стороны, Жан де Монфор умер, а его жена, Жанна Фландрская, лишилась рассудка. Настоящий противник Жанны де Пентьевр сейчас король Англии Эдуард III, который удерживает у себя в Лондоне сына Монфора, Жана…