Дитя Всех святых. Перстень со львом - Намьяс Жан-Франсуа. Страница 26

Как и Франсуа, по прибытии в Куссон Жан проявил живой интерес к замку, вызванный, правда, совсем другими причинами. Равно безразличный и к удобствам, и к военным достоинствам замка, он принялся изучать его темные и пустынные закоулки: подземелья, заброшенные комнаты… Младший сын Маргариты казался настороженным, и можно было подумать, будто он, подобно животным, чувствует присутствие каких-то уже исчезнувших существ, неощутимое прочими людьми.

Конец этим изысканиям положило прибытие его крестной матери. Когда пришли сообщить о ее приезде, Жан как раз бродил вокруг замковых застенков. Мальчик отправился приветствовать крестную в зал оружия, музыки и книг, где она поджидала его вместе с Ангерраном. Он преклонил перед ней колени и встал без единого слова. Некоторое время настоятельница рассматривала этот выпуклый лоб, эти серьезные и проницательные глаза. Она невольно вспомнила Маргариту, которая была когда-то ее воспитанницей. Но в Жане таилось что-то еще, более категоричное. Если в Маргарите за ее интеллектуальной страстью чувствовался вкус к жизни, который рано или поздно должен был взять верх и заставить ее приобщиться к жизни остальных людей, то Жан…

Настоятельница заглянула своему крестнику в глаза.

— Ты хочешь учиться?

— Да, матушка.

— И зачем?

Жан ответил тихим голосом:

— Затем, чтобы выяснить, стоило ли оно того.

Крестная попросила Жана выйти и обратилась к Ангеррану:

— Я возьмусь за него, но он пробудет у меня недолго. Скоро он будет знать все то, что я сама знаю. Как только мальчик подрастет, я отправлю его в Париж, в университет.

— Значит, он станет ученым?

Настоятельница Ланноэ посмотрела на длинный ряд доспехов, укрывавших в боях многие поколения де Куссонов — рода со столь странной судьбой и столь необычными дарованиями.

— Ученым — наверняка. А потом — кто знает… Может, святым, может, Папой, а может… чудовищем.

Она попрощалась с Ангерраном, и Жан де Вивре покинул замок с нею вместе.

После их отъезда Ангерран разыскал Франсуа. Он был счастлив и взволнован. Его крестник стал для него тем сыном, которого не смогла дать ему Флора. Ангерран намеревался сделать из племянника рыцаря столь же совершенного, как и тот, чьи подвиги он воспевал в своей книге. Сир де Куссон отвел Франсуа в конюшню и указал ему на коня. Это был молодой рыжий жеребец, выделявшийся Длинной рыжеватой гривой.

— Нет будущего рыцаря без боевого коня. Возьми этого. Пожалуй, он немного резковат, но ты достаточно крепко держишься в седле. Его еще никак не зовут. Ты сам должен дать ему имя.

Франсуа задумался. Ему вспомнилась неверная Звездочка, покинувшая его в ту ночь, когда умерла его мать. Тогда все и так было черным-черно от чумы… Звездочка — ночное имя, а у этого должно быть имя, напоминающее о свете. Ему подумалось также, что сегодня — первый день его будущего рыцарства. Он сказал:

— Восток!

И вскочил в седло. Восток взвился на дыбы, но Франсуа сумел справиться с ним и прямо от самой конюшни погнал в галоп.

Обучение Франсуа де Вивре было суровым и кропотливым. Крестный и крестник каждый день вставали еще затемно, когда звонили хвалу, то есть через три часа после полуночи и за три часа до восхода солнца. Первое упражнение — облачиться в доспехи.

Франсуа снаряжался так, будто отправлялся на турнир или битву. Для начала он натягивал рубаху и штаны, поскольку дядя заставлял его спать нагишом. Потом, помолившись, надевал подкольчужник — длинную льняную, довольно грубую тунику; далее браконьеру — своего рода юбку из железных колец, защищающую нижнюю часть живота. Затем наступал черед поножей, состоящих из трех кованых частей, закрывающих бедро, колено и голень. И последними были солереты — остроконечные металлические башмаки.

Сверху Франсуа надевал обержон — короткую, не доходящую до пояса кольчужку, а поверх всего этого — собственно латы, то есть две широкие стальные пластины, предохраняющие грудь и спину. Последняя деталь была единственной, которую нельзя надеть самому, без посторонней помощи, и эту помощь рыцарю обычно оказывал оруженосец, а Франсуа — Ангерран. Под конец предстояло еще надеть наручи, тоже трехсоставные, как и поножи; горжерен — кольчужный воротник, защищающий шею; стеганый капюшон, предназначенный смягчать удары, и, наконец, шлем, так называемый бассинет — каску с опускающимся забралом. Завершали одеяние рыцаря железные перчатки.

Снаряженный таким образом, Франсуа вовсе не завершал свое упражнение с доспехами. Напротив, все только начиналось. Теперь ему надлежало спуститься в этом облачении по лестницам башни, что поначалу служило причиной многих жестоких падений. Добравшись до внутреннего двора, он должен был через подъемный мост донжона дойти до конюшни, оседлать Востока, объехать на нем вокруг замка, вернуться в конюшню, а оттуда — в свою комнату, где самостоятельно снять доспехи, кроме наспинника, с которым ему опять помогал Ангерран.

Месяц за месяцем Франсуа ежедневно выполнял это утомительное и скучное упражнение, в темноте, за три часа до подъема солнца. Но результат стоил усилий. Самой большой слабостью рыцаря был его вес; Франсуа настолько приноровился к этой тяжести, что чувствовал себя в доспехах так, будто их вовсе на нем не было.

Два следующих часа, остававшихся до восхода солнца, были самыми изнурительными. Под присмотром Ангеррана Франсуа занимался бегом, бросанием тяжелых камней, прыжками в высоту, с грузом и без, и, наконец, в теплое время года, — плаванием во рву. Упражнения на ловкость, такие, например, как метание дротика, казались ему желанным отдыхом. Здесь результаты тоже были весьма ощутимы: из хорошо сложенного мальчика, каким он был еще недавно, Франсуа де Вивре превратился в настоящего атлета, а его сила и ловкость сделались исключительными.

Когда звонили приму, то есть на восходе солнца, Франсуа получал право на плотный завтрак, который оказывался отнюдь не лишним. И только после этого начиналась собственно военная подготовка.

В первую очередь она состояла из конных упражнений. Рыцарь, как указывало само название, прежде всего верховой боец [10]. Франсуа надлежало стать превосходным наездником, уметь слиться с конем воедино, заставить животное подчиняться себе так, словно оно — продолжение его собственного тела. Восток доставлял Франсуа подлинную радость. С первой же их встречи между юношей и конем установилось полное взаимопонимание, которое больше всего походило на дружбу.

Первым конным упражнением было «чучело». Так называлась деревянная кукла, манекен, вертикально насаженный на штырь и вращающийся вокруг собственной оси. В левой руке «чучела» был щит, а в правой — боевой цеп. Щит был украшен двумя золотыми леопардами на червленом поле, то есть гербом Англии, — во всяком случае, таким он был до того, как Эдуард III присоединил к нему французские лилии в знак своих притязаний на родную страну Франсуа. Принцип упражнения с «чучелом» был прост: следовало на всем скаку ударить копьем в щит и постараться не получить при этом ответный удар боевым цепом. Упражнение было относительно опасным, поскольку неловкое движение могло стоить ученику разбитого черепа. Франсуа, во всяком случае, проворства было не занимать. Раз от разу он становился все более грозным бойцом. Ударив в щит «чучела» с необычайной силой и стремительно пригнувшись, чтобы избежать удара железным шаром на цепи, он оставлял «чучело» бесконечно долго крутиться на своем штыре.

Кроме «чучела» Франсуа выполнял и другие упражнения, касающиеся исключительно верховой езды.

Его товарищами по тренировкам были сыновья солдат замкового гарнизона, которые вместе с ним обучались своему будущему ремеслу. Какими бы упражнениями ни был заполнен остальной день, урок фехтования всегда начинался с меча.

В учебных схватках использовался деревянный меч, но он был такого же размера, что и настоящий, — длинный и широкий, которым можно действовать одной или, по желанию, двумя руками. Сначала под руководством Ангеррана Франсуа и его товарищи учились наносить и отбивать удары. Потом устраивались вольные поединки. В фехтовании Франсуа не отличался особым изяществом, но зато обладал такой силой удара, что если даже противник правильно парировал, то все равно бывал задет, не имея достаточно сил совладать с такой мощью.