Дитя Всех святых. Перстень со львом - Намьяс Жан-Франсуа. Страница 61

Рыцари вокруг них двинулись к ристалищу. Ариетта сделала знак, что все поняла, и опустила забрало. Туссен поспешно сказал:

— Храни вас Бог!

— А ты храни мое сокровище! Доверяю его тебе!

Иоанн Добрый был тонкий ценитель. Ничто не могло сравниться с ночным турниром. Два ряда факелов, установленных с каждой стороны ристалища, придавали какой-то колдовской вид всему: доспехам, копьям, лошадиным попонам. В неровном свете рыцари, гуськом двигавшиеся к королевской трибуне, попеременно выныривали из тьмы на свет, словно появляясь из потустороннего мира, чтобы мгновением позже снова в него погрузиться. Стояла исключительно хорошая погода, и на небе блистали все звезды.

Один за другим соревнующиеся подъезжали представиться обоим государям. Труднее всего Ариетте было рассмотреть что-либо сквозь забрало, отверстия которого не совпадали с ее глазами. К счастью, конь сам следовал за тем, что шел впереди, и вот так она оказалась, наконец, перед Иоанном Добрым и Эдуардом III. Настал роковой момент. С великим трудом она наклонила свое копье и сказала грубым голосом:

— Кланяюсь вашим величествам…

Шлем с наглухо закрытым забралом исказил ее голос до неузнаваемости. Его вполне можно было принять и за мужской. Король Эдуард, как организатор турнира, ответил на приветствие.

— Кто вы, рыцарь? Француз или англичанин?

— Я Франсуа де Вивре, французский рыцарь.

— Почему вы прячете лицо? Поднимите забрало!

— Государь, я дал обет не открывать моего лица, пока вновь не стану свободным.

Казалось, Эдуарда III устроил такой ответ. Во всяком случае, он больше не настаивал.

— Хорошо, сир де Вивре. Выберите себе даму.

Ариетта даже опешила от неожиданности. Она подумала обо всем, кроме этого. В дрожащем свете факелов она едва различала благородных дам, которые ожидали этой чести. Дело принимало забавный, а в чем-то и скандальный оборот. Сейчас-то никто ни о чем не догадывается, но потом, когда истина выплывет наружу, как объяснить, что была выбрана именно та, а не другая? И Ариетта де Сенклер улыбнулась.

Среди публики произошло волнение. Вместо того чтобы удалиться, как другие, на поиски своей дамы, рыцарь остался на месте и опустил свое копье как раз меж двух королей. Что бы это значило? Эдуард сделал жест, выражающий нетерпение, потом обернулся: копье указывало на ту, что сидела у него за спиной, — на его мать, Изабеллу Французскую. Король увидел, как Мадам улыбнулась и приветливо взмахнула рукой. Он тоже улыбнулся.

— Дерзкий выбор, но я вижу, что принят он благосклонно. Поезжайте, рыцарь, и пусть вас сопровождают также и мои добрые пожелания!

Жребий благоприятствовал Ариетте де Сенклер. Ее схватка была названа в числе последних, поэтому, когда она выехала на ристалище, прошло уже около часа с тех пор, как она рассталась с Туссеном. Видела она по-прежнему плохо. Пришлось слугам, приставленным к барьеру, взять ее коня под уздцы и направить в нужную сторону. Сразу же после этого зазвучали трубы, и соперники помчались навстречу друг другу.

Во время этой скачки вслепую, почти не управляя конем, Ариетта согласно предостережению Туссена думала только об одном: избежать удара в голову. А копье противника было, как ей показалось, именно на этом опасном уровне. Перед самым ударом она отклонилась, насколько могла, в противоположную сторону и почувствовала чудовищный толчок, сопровожденный острой болью.

На трибунах видели, как французский боец, прежде чем упасть, вспорхнул, словно перышко. Эдуард III иронически улыбнулся, обращаясь к своему гостю:

— Вам не кажется, что французские рыцари несколько легковаты, дорогой кузен?

Иоанн Добрый поморщился и ничего не ответил.

Тем временем ристалищная прислуга кинулась подбирать тело поверженного рыцаря. Не переставая удивляться отсутствию оруженосца, его отнесли в палатку. А поскольку оруженосец так и не объявился, слуги, хоть это было и не их дело, затеяли снимать с побежденного доспехи, чтобы установить, в каком он состоянии. Один из них снял шлем. Хлынули волной рыжие волосы и открылись зеленые глаза. Слуга вскрикнул, и все скопом побежали за гербовым королем.

Гербовый король, он же старшина герольдов, был лицом весьма важным, избираемым непременно из среды доброй старинной знати. По ходу турнира ему доверяли безграничную власть. Войдя в палатку и узрев невероятное, он впал в ярость:

— Кто вы такая? И куда подевался тот, кто вместо вас должен быть в этих доспехах?

— Я Ариетта де Сенклер, нареченная сира де Вивре. А сам он совершил побег, как того требует честь от каждого рыцаря.

Гербовый король чуть не задохнулся.

— Значит, это честь потребовала от него послать биться вместо себя женщину? Как только мы разыщем этого негодяя, он будет повешен на первом же суку и останется там до тех пор, пока вороны не склюют последний кусок мяса на его костях! Щит с его гербом будет прилюдно расколот, а сам я лично буду ходатайствовать перед королем Франции, чтобы его замок был срыт до основания, а род навеки изгнан из страны!

Ариетта с трудом приподнялась на походной кровати, куда уложили ее слуги.

— Вы ошибаетесь, монсеньор! Франсуа де Вивре не сделал ничего постыдного. Это я обманом усыпила его с помощью булавки, смазанной сонным зельем. Он был без сознания, когда оруженосец вынес его за городские стены. Так что лишь я одна заслужила ваш гнев!

— А где доказательство того, что вы говорите?

— Слово воспитанницы Французской Мадам.

— Но зачем вы так поступили?

— Я же сказала вам, монсеньор, мы должны пожениться…

Дыхание Ариетты де Сенклер стало затрудненным. В первый раз гербовый король обеспокоился ее состоянием.

— Вы ранены?

— Не знаю. Думаю, что…

— Я немедленно пошлю за хирургом!

Ариетта услыхала, как он кричит кому-то громовым голосом, и вскоре в палатку вошел хирург. С помощью старшины герольдов он снял с девушки латы, кольчугу, потом подкольчужник. Когда под всем этим обнаружилось зеленое платье, он сделался заметно неловок. На зеленом шелке показалась кровь… Было очевидно, что хирург, суровый мужчина с могучими руками, привычен к самым тяжким зрелищам, но, снимая платье и обнажая девичью грудь, он дрожал. Справа было сломано и вдавлено одно ребро. Хирург вытер пот со лба и остался стоять без движения.

Гербовый король резко прикрикнул на него:

— Ну, чего ждешь? Делай свое дело!

— Простите меня, монсеньор. Я ведь военный хирург и раньше пользовал одних только солдат. Я всякое видал: вывалившиеся внутренности, выколотые глаза, отрубленные конечности… но раненую женщину — никогда!

— Сейчас же возьми себя в руки, не то посажу под замок и велю судить. Осмотри рану! Это серьезно?

Хирург снова промокнул себе лоб и склонился над девушкой. Ариетта, полностью сохранившая сознание, безмолвно глядела на обоих мужчин. Хирург, наконец, выпрямился.

— Без раскаленного железа не обойтись.

— Ну так делай! Чего ждешь?

— Ничего… Ничего, монсеньор. Сейчас начну…

Хирург послал за жаровней, и полчаса спустя все было готово к операции. Гербовый король удалился. Он решил не предавать дело огласке. Только его государь, Эдуард III, будет поставлен в известность и сам решит, какой ход этому дать. Что касается его, старшины герольдов, то он выскажется за снисхождение. Ариетту де Сенклер надлежит содержать под стражей в Хертфордском замке до тех пор, пока не будет внесен выкуп за Иоанна Доброго. Тогда она сможет получить свободу и последовать за ним во Францию, где и соединится со своим суженым.

Оставшись с раненой наедине, хирург вытащил из пылающих углей раскаленное железо. К несчастью для себя самой, Ариетта по-прежнему была в сознании.

— Мужайтесь…

Хирург чуть было не добавил по привычке «сударь», но, взглянув на правую грудь девушки, под которой ему предстояло оперировать, в последний миг поправился:

— …сударыня.

Ариетта не закричала. Она наблюдала за действиями хирурга. Она даже не отвела свой оставшийся ясным взгляд, когда по палатке разнесся запах паленой плоти. Убирая железо, хирург спрашивал себя, какой герой, какой бог сумел внушить к себе такую любовь.