Дитя Всех святых. Перстень со львом - Намьяс Жан-Франсуа. Страница 69

— Раулина Любезница, Жилетта Берсийка, Жанна Красуля, Мишалетта из Труа, Томасса Толстушка, Марион Углозадая.

Туссен не колебался. Он тут же схватил за руку Томассу — толстенькую блондинку несколько апатичного вида.

— Сюда, сюда, моя милая! Уж я-то тебя не стану звать Толстушкой! Ты не заслуживаешь этого прозвища. Я тебя буду звать Томасса Прекрасная… Хотя нет, оно того не стоит, всем и так видно, что ты прекрасна. Будешь просто Томасса — и все тут!

Франсуа стоял в замешательстве. Пять остальных ждали его выбора. Ему претило разглядывать женщин, словно лошадей. Из них улыбалась только одна — улыбкой робкой, почти боязливой. Он остановил свой выбор на ней. Она была хорошенькая, очень свежая, с каштановыми волосами и карими глазами. В отличие от товарок, у нее был простой и серьезный вид порядочной женщины. Франсуа забыл ее имя и переспросил.

— Я Жилетта из Берси.

— Иди ко мне, Жилетта, меня зовут Франсуа.

Бандерша одобрила их выбор. Тут вмешался Жан:

— Мы хотим есть и пить, мадам Гильеметта! Сначала ужин, любовь потом. Рассаживайтесь!

Все три пары устроились на подушках вокруг низкого столика. Мадам Гильеметта исчезла и почти тотчас вернулась со сладкими пирожками на серебряном блюде и с вином в графине. Жан налил своему брату.

— Пей! Это гренаш. Мы тут одни, во время ночной стражи больше никто не осмелится прийти. Можем делать все, что захотим.

Франсуа выпил. Вкус у вина был тяжелый и мягкий. Две из невостребованных девушек пристроились в тени и стали тихонько наигрывать, одна на арфе, другая на флейте… Жилетта из Берси прижалась к Франсуа и положила ему руку на запястье. Он снова выпил. Туссен вплотную занялся Томассой — месил ей груди, целовал взасос. Жан оттолкнул ластившуюся к нему Алисон.

— Будь умницей, Идол мой. Перед любовью надо не только поесть и выпить, следует также и поговорить. Франсуа, я зазвал тебя сюда, чтобы ты пораспутничал немного, а то слишком уж ты серьезен.

— Почему ты так думаешь?

— На улицах ты даже не смотрел на женщин.

— Это потому, что я влюблен…

Франсуа заметил, что Жилетта легонько вздрогнула. Жан заговорил, горячась:

— Твоя невеста тут совершенно ни при чем! Ты что думаешь, придя сюда, ты ей изменяешь? Здесь только твое тело, а душа осталась в Англии. Забудь о ней хоть на миг и думай об одном лишь наслаждении!

Жан оказался прав. Франсуа не чувствовал себя неверным по отношению к Ариетте. Он погладил Жилетту, которая свернулась клубочком, словно кошка. У нее была нежная кожа.

Тем временем Жан продолжал свою речь:

— Послушайся меня и поступай, как шлюхи. Это самые мудрые женщины на свете!

Томасса высвободилась из объятий Туссена и разразилась кудахтающим смехом. Алисон по прозванью Идол ела и пила, внешне равнодушная ко всему. Жилетта таращилась на Франсуа.

— Все так называемые честные женщины держат свою душу между ног, и только у шлюх она находится там, куда ее поместил Создатель, — в мозгу.

Томассу так разбирал смех, что Жан вынужден был ненадолго прерваться.

— Займись любовью с честной женщиной, и она подарит тебе свое сердце; это доказывает, что оно у нее обретается между ног и ты его задел по этому случаю. Займись любовью со шлюхой, и это ей ничуть не помешает лечь с другим клиентом: значит, ты никак не воздействовал на ее душу, которая находится там, где ей быть и положено, — в голове.

Томасса захлопала в ладоши:

— Красиво, как проповедь в церкви! Еще!

Франсуа выпил еще. Графин опустел. Он крикнул, чтобы принесли другой. Мадам Гильеметта поторопилась лично прибыть с полным. Жилетта из Берси заговорила во второй раз:

— Не пей слишком много, а то ничего не сможешь. Я хочу, чтобы ты сделал меня счастливой…

Франсуа не слушал ее. Он осушил два стакана один за другим. Все вокруг начинало затуманиваться. Он даже не заметил, что Туссен с Томассой занимаются любовью рядом на подушках. Франсуа вдруг пришла в голову одна из тех несуразных идей, которые вызываются опьянением.

— Расскажи мне о своей утренней лекции.

— О причинности согласно Аристотелю?

— Да. Я хочу, чтобы ты мне объяснил. Хочу понять. Только не говори, что это слишком сложно!

— Я и не говорю. Объяснить можно все.

Жан осекся. Видимо, ему в голову пришло что-то очень смешное, поскольку он затрясся от неодолимого приступа смеха.

— Ладно, согласен. Сейчас объясню. Это будет превосходное упражнение!

Он снял с себя камзол и объявил громким голосом:

— Итак, причинность согласно Аристотелю!

— Что ты делаешь?

— Сам видишь: раздеваюсь.

Жан теперь был обнажен по пояс, и Франсуа заметил у него на груди странное ожерелье — золотой шарик размером с птичье яичко, подвешенный на золотой цепочке.

— А это что у тебя такое?

— Старинное украшение. Римляне называли его bulla aurea. Знатные юноши носили такие до семнадцати лет.

— Откуда оно у тебя?

— От той самой особы, с которой свел меня крестный.

Франсуа понимающе кивнул. Жан тем временем снял штаны и остался голышом.

— Теперь твой черед, Идол мой!

Жан положил ее руку себе на член и стал поглаживать.

— Наблюдай хорошенько все наличные причины, которые я задействую! Первая, causa materialis, причина материальная, — это мой член сам по себе. Согласись: не будь у меня члена, мне и задействовать было бы нечего; к тому же члена в отличном состоянии, достаточно молодого и сильного, богатого горячими мокротами и бедного мокротами холодными…

Алисон по прозванию Идол продолжала свою работу, время от времени прыская со смеху.

— Во-вторых, causa formalis, причина формальная. Если бы речь шла о горшечнике, то разумелась бы та форма, которую он предполагает дать своим горшкам. Здесь же важна не идея, присутствующая во мне, но воля самого Создателя. Это Бог сотворил так, что все члены напрягаются определенным образом и стремятся принять надлежащую форму, к которой сейчас приближается и мой…

Так оно и было. Усилия Алисон не пропали даром.

— В-третьих, causa officiens, причина действующая: рука. Заметь, что это не чисто механическая причина, ум и душа здесь тоже участвуют. Если бы Алисон не была такой смуглой красавицей, если бы она была старухой, уродиной или прокаженной, те же самые движения не оказали бы аналогичного действия. В-четвертых, и в-последних, causa finalis, причина, проистекающая от одной лишь души. Причина, по которой я оказался на улице Глатиньи, в заведении мадам Гильеметты; то, ради чего я пришел сюда, — искать удовольствия, а может быть, и счастья…

На несколько мгновений Франсуа закрыл глаза. Зрелище стало ему неприятным. Он закончил фразу своего брата:

— Или забвения…

Жан поспешно вскочил.

— Ты на меня тоску нагоняешь своими суждениями, под стать честной женщине. Пошли, Алисон, ляжем!

Франсуа посмотрел им вслед. Потом хотел вновь налить себе, но Жилетта мягко остановила его.

— Идем, Франсуа.

И они тоже ушли, оставив Туссена с Томассой резвиться на подушках.

***

Комната, в которую Жилетта привела Франсуа, напоминала помещение на нижнем этаже. Та же роскошь — сарацинские ковры и меха на полу, дорогие ткани на стенах. Горели многочисленные свечи в подсвечниках; Франсуа не считал их, но у него осталось впечатление яркого света.

Они разделись. Нагая Жилетта неподвижно стояла посреди комнаты. Тело у нее было прекрасное, и Франсуа внезапно охватило желание — такое сильное, что он не двигался, желая продлить этот миг. Он тоже стоял нагой, в одном шаге от нее.

Франсуа подумал о женщинах, с которыми прежде занимался любовью. Ни с одной из них он не испытывал подобного возбуждения. Он обнял Жилетту и увлек ее, но не на постель, а на пол.

Он закрыл глаза, лаская мягкую, надушенную кожу Жилетты. Она прильнула к нему. Входя в нее, он одновременно ощущал прикосновение меха к спине и ее тела к груди. Франсуа возблагодарил небо за то, что ему довелось быть слепым и познать, что такое прикосновение. О, как прав Мортимер! Как это пьянит — сильнее, чем самое сладостное вино…