Черная Книга Арды - Васильева Наталья. Страница 104

— Значит, ты пришел меня убить… — медленно проговорил Изначальный. — Но я ведь бессмертен, йолло.

Эльф замер, уже не пытаясь освободиться:

— Как. ..ты меня назвал ?

— Ты ведь понял. Я не стану тебе мешать. Я заслужил кару именно от тебя, Ахэир.

Рука Валы разжалась, но эльф уже не пытался нанести удар.

— Какое… имя ты… назвал…

— Ведь ты из Эллери Ахэ, из Эльфов Тьмы, мальчик. Твои родные были… моими учениками. Я…

— Нет! Ты… нет, ты лжешь… Никогда Элдар не были на твоей стороне!..

— Но это правда. Ты вспомнил свое имя — так вспомни же…

— Нет! Замолчи! Я не хочу слышать!.. — Эльф зажал уши ладонями, лицо его исказилось, как от боли.

— Ахэир, мальчик мой, выслушай. Ведь ты все-таки пришел…

— Я… я хотел… Я ненавижу тебя! Будь ты проклят! И будь проклят я — я не могу уже убить тебя, ну, так бей же, зови своих рабов, я не боюсь, — потому что я буду мстить тебе, пока я жив, слышишь, ты!..

— Успокойся. — Изначальный шагнул к эльфу, заглянул в растерянные глаза — тот отшатнулся в ужасе.

Двери распахнулись, и двое стражей ворвались в зал — услышали крик.

— Учитель, что…

Эльф стремительно обернулся к ним; странно, но, кажется, он успокоился, только в глазах вспыхнул яростный огонь; он вырвал из ножен меч.

— Стойте! — властный окрик за спиной. — Оставьте его.

Воины одновременно и без колебаний вложили мечи в ножны; один все же сказал:

— У него оружие, Учитель.

— Да! — оскалился эльф. — И я убью любого, кто попытается приблизиться ко мне!

— Тогда уходи сам. Я клянусь — никто не тронет тебя.

— Думаешь, я поверю клятве лжеца? Но я не доставлю тебе удовольствия видеть, как мне перережут глотку! Твои псы сдохнут первыми! — с хриплым отчаянным воплем эльф бросился на воинов.

— Не убивать.

Несколькими минутами позже эльф снова оказался перед Изначальным; только теперь его держали воины, заломив за спину руки.

— Трус, подлец! Я не боюсь ни палачей, ни пыток, ни твоих глаз! Тебе не удастся сломить мою душу!..

И — та же смесь растерянности и ненависти в глазах. Изначальный горько усмехнулся:

— Ты скорее готов умереть, чем поверить мне. Что ж, я не стану неволить тебя. Калечить твою душу и отнимать волю, — с насмешкой прибавил он. И, обращаясь к воинам: — Пусть уходит. Он свободен. Оружие ему верните.

…У подножия поросших редким сосняком гор воин рассек коротким кинжалом ремни, стягивавшие руки эльфа, и бросил на землю рядом его меч:

— Иди. И, знаешь… я тебе скажу на прощание: если б не слово Учителя, я убил бы тебя, — человек говорил совершенно спокойно, без тени гнева или ненависти.

— Ну, так убей, — глухо откликнулся эльф, не оборачиваясь.

— У нас не принято бить в спину, нолдо. Прощай.

… - Тот, кто меня сюда привел… Ангор; он сказал… — Гелумир сдвинул брови, вспоминая: — «Мы бы знали, если бы ты решил причинить кому-то здесь зло. Твердыня бы знала это». Значит, и об Ахэире тоже… знали?

— Да.

— Почему же пропустили?

— А что, скажи, было делать с ним? Убить? Обезоружить и связать?.. Я надеялся, что он вспомнит и поймет. — Изначальный еле заметно вздохнул. — Что ж, он вспомнил. Навряд ли к добру.

— Что значит — «Твердыня знает»? — допытывался эльф.

— Для каждого из Изначальных… да, ты же не был в Валиноре… Понимаешь, Чертоги — это часть нас самих. Нельзя войти в Сады Ирмо без того, чтобы Ирмо не узнал об этом. И Намо знает обо всех душах в своих Чертогах: ни одна не пройдет мимо него незамеченной, это попросту невозможно. Так и Твердыня для меня…

— Значит… о Берене и Лютиэнь ты тоже знал с самого начала? — вот этого Гелумир-Гэлмор никак не ожидал.

— Знал. Пограничные отряды следили за ними от Дортонионских Гор. Я понимал, что их ведет: я знаю суть Камней. Оба они, Смертный и Бессмертная, стали Ведомыми Судьбой… как и я, отчасти: их можно было убить, но не заставить свернуть с пути. Потому и Врата были открыты, потому и в Твердыне никто не остановил их… они даже не задались вопросом — почему. Для них все было так, как должно. Я их видел: в них было что-то от людей во власти сна или наваждения… или — Судьбы.

— И ты сам отдал им Камень? — в голосе Гэлмора звучало плохо скрытое недоверие.

— О, нет! Этого я хотел менее всего. Я мог бы отдать его только сынам Феанаро… и отдал бы — но Судьбе нужно было другое. И князья Голдин тоже были — Ведомыми Судьбой. Боюсь, это предначертание и я не властен изменить. Рано или поздно Судьба придет за мной… — Изначальный говорил с тихой горечью, но тут внезапно поднял голову; глаза его вспыхнули юной яростной гордостью: — Но я не скажу, что она победила меня! И ты, когда увидишь людей Севера, увидишь то, что я успел сделать за эти годы, — ты тоже не скажешь этого!

На несколько мгновений Изначальный стал таким, каким помнил его Гэлмор: разгладились морщины на высоком лбу, даже шрамы на лице стали не так заметны. Эльф смотрел на него, ошарашенный этой внезапной переменой, не зная, что сказать.

— И… где же теперь Ахэир? — спросил он наконец.

— Думаю, в отряде Тени.

— Я уже слышал о Тени. Кто он и что за странное прозвище?

— Не все сразу, йолло, - в голосе Изначального проскользнула тень улыбки. Смущенно улыбнулся и Гэлмор:

— Странно ты меня называешь… Нет, просто никто никогда не говорил… Учитель, можно я останусь здесь? Мне многое нужно еще вспомнить, узнать, понять… Можно?

Изначальный кивнул.

— И еще: ты меня сразу назвал — Гэлмор. Почему?

— Я ведь помню вас всех. И еще — ты похож на своего отца. Только его глаза…

— …были синими, да? Да… Ты расскажешь о нем?

— Конечно. А как тебя называли в Эгладор?

— Гелумир. Ты не знал разве?

— Откуда… — взгляд Изначального стал задумчивым. — Конечно… Должно было звучать похоже: здесь не Валинор все-таки, и леса Мелиан — не Сады Лориэн… а имя — не просто имя, Гэлмор ан'Къеллинн, его печать так легко не вытравить…

Он прожил в Твердыне Тьмы долго — покинул ее всего за два года до Войны. Впрочем, о войне тогда почти никто не думал — его просто снова позвала дорога. Учитель сказал на прощание: «Все вы — Странники, йолло».

Лютня за спиной, меч на поясе: менестрель Гэлмор, Песнь Дороги.

Гэлмор ан'Кьеллинн.

АСТ АХЭ: Братья и сестра

531 — 537 годы I Эпохи

"Если говорить о знаке Аст Ахэ, им могла бы стать открытая ладонь. Соприкосновение ладонь-к-ладони — ив просьбе об ученичестве, и в рукопожатии т'айро-ири: моя душа и сердце мое открыты тебе.

Говорят — кто коснется ладоней Учителя, связан с ним навсегда, до конца жизни.. И мне думается, это правда: коснувшийся рук коснется сердца. Потому Тано всегда слышит каждого своего ученика, потому может предвидеть их судьбы и путь.

И говорят еще, что рядом с каждым умирающим воином Твердыни, незримый никому, кроме уходящего, стоит Учитель; и что принимает он их боль, так что воины Твердыни умирают без мучений. Человеку трудно постичь это; но, может быть, мы слишком часто забываем о том, что он — Изначальный. Наверное об этом я не знаю; никто не решится спросить. Доподлинно сказать могу лишь одно: я видел лица павших в бою воинов Аст Ахэ, и в смерти они были спокойны. И слышал я свидетельства о том, что последнее слово прощания уходящих обращено к Тано. Может быть, то, что называют иногда последним даром Твердыни, действительно существует…"

(Из летописей Аст Ахэ)

— Властелин…

Тревожные зелено-карие глаза, напряженно-звонкий голос, режущий, как туго натянутая тетива. Меч — слишком лакомый меч… как звали того славного юношу? Лонньоль, Певучая струна… Был одним из лучших. В Твердыню приехал через неделю после свадьбы. Как только было решено, что Лонньоль отправится в Аст Ахэ, отец невесты сразу дал согласие: породниться с воином Твердыни — великая честь. А через полтора года Лонньоль погиб в дружеском поединке. Нелепо и страшно. Меч его отослали на родину — и вот он снова здесь, уже в других руках. Те же волосы цвета кожуры спелого лесного ореха, те же глаза — только лет меньше и лицо нежнее… Хочет мести за брата? — кому мстить, да и за что? Ульв тогда ворвался в библиотеку с рассеченным лицом, руки, одежда, меч — все в крови, в глазах отчаяние и ужас. Голос не слушался его, и он едва сумел выговорить — я убил… Иногда рука действует сама, не слушаясь разума, особенно если это рука бойца, годами приученная наносить и отражать удары. Когда по несчастной случайности он пропустил удар, — противник-то не рассчитывал на эту ошибку, и меч наискось прошел по лицу Ульва, — ослепленный болью, воин не сумел сдержать руку. Лонньоль так и не успел ничего понять.