Пурпур и яд - Немировский Александр Иосифович. Страница 17

– Ты Диофант? – воскликнул ювелир.

– Да, почтеннейший. Я знакомился с твоим городом и по совету моего друга заглянул к тебе. Твой килик навел меня на мысль. Ты не мог бы изготовить золотой кратер?

– Разумеется.

– Но мне хотелось бы, чтобы его украсили сценки из скифской жизни, чтобы человек, к которому кратер попадет в руки, ощутил степь, чуждую эллину.

ВЕНОК

На стадион Херсонеса сошелся чуть ли не весь город. Граждане были привлечены известием, что на забеге эфебов будет присутствовать стратег понтийского царя. Все понимали, что состязание, устроенное почти на виду у врагов, должно поднять дух воинов.

В забеге участвовало пятеро юношей, каждый из которых надеялся прийти первым и взять из рук почетного гостя победный венок.

Стратеги сидели на мраморном сиденье, выставленном перед рядами деревянных скамей. Они были в белых гиматиях, но гиматий понтийца имел внизу красную кайму.

– Не пора ли начать? – спросил Дамосикл, видя, что бегуны уже заняли свои места на стартовой площадке.

Диофант кивнул головой, с интересом ожидая начала бега. В последний раз он наблюдал состязание бегунов в Олимпии, куда он по поручению Эвергета привел четверку коней. Тогда он не мечтал о служении Клио.

Дамосикл вышел вперед и поднял над головой платок. По его взмаху бегуны сорвались с места. Они бежали грудь в грудь. На третьем круге один из них, стройный, черноволосый, вырвался вперед и под приветственные крики зрителей пересек черту.

– Кто этот эфеб, так легко одержавший победу? – спросил Диофант.

– Его зовут Архелаем, – ответил Дамосикл. – Он сын ювелира, работающего над твоей вазой.

Диофант вспомнил килик с изображением бегуна. Вот откуда этот сюжет!

– Тебе уже известна моя слабость.

– Ты не в Синопе. Наш город невелик. Да и такие гости, как ты, не остаются незамеченными. Но смотри! – Он показал на юношу, окруженного почитателями. – Все восторгаются победителем! Все хотят ему подражать! А он ждет лить тебя! Ты для него образец!

– Я? – удивился Диофант. – Да он видит меня впервые.

– А знает несколько лет. Как-то Архелай принес мне гемму работы своего отца. В то время я читал твою историю Понта друзьям. Он был самым внимательным слушателем. Я думаю, что ему будет приятно, если ты поздравишь его с победой.

Увидев идущего Диофанта, юноша бросился к нему навстречу. Глаза его сияли. Казалось, встреча с Диофантом была для него высшей наградой.

– Ты прекрасно бежал, Архелай. И в Олимпии ты был бы победителем.

– Тогда бы я отослал венок тебе, в Синопу. Твой каламос вел меня по векам и странам. Он рассеял ложь о странах вокруг Понта, которую эллины повторяли вслед за Геродотом. Когда же появится продолжение твоего труда?

Диофант задумался.

– Глядя на тебя и твоих друзей, я подумал, что и жизнь, дарованная нам богами, такой же бег. Бегун может вырваться вперед, но споткнуться и потерять дыхание. И победный венок достанется другому. Тогда каким смешным покажется историк, который начнет восхвалять того, кто вырвался вперед, но не одержал победы. Историк должен дождаться, когда появится победитель. Но я ведь не только историк, я эллин, как и ты. И мне небезразлично, кто придет первым. Поэтому я решил участвовать в беге. Теперь стадион – скифская степь.

– Я понял тебя, Диофант! – воскликнул юноша. – Скифская степь – стадион. Как хорошо ты сказал! И мне мала эта дорожка. Позволь же, я буду бежать с тобой рядом.

ГОРШКИ БОГИНИ

Скифы двигались четырьмя колоннами. Над мохнатыми меховыми шапками, войлочными треухами, нечесанными космами мотались полотнища с грубо намалеванными скифскими святынями – Секирой, Ярмом, Чашей и Плугом. Это были знамена отрядов чашников, плужников, яремников, соревновавшихся в удали и воинской славе. К ржанию коней и к топоту копыт примешивался еще какой-то звук.

– Что это! – спросил Диофант у Дамосикла.

– Они поют, – отвечал херсонесит. – Поют и славят богов, дарующих победу…

Но Диофант уже не слушал херсонесита. Он скакал на правый фланг, чтобы отдать распоряжение сотникам. Понтийцы строились в два ряда. Задние клали копья на плечи передних.

Все было как на учении под Арменой. Но только впереди не царь, проверяющий ловкость воинов, а сильный и беспощадный враг. Справа и слева холмы с крутыми склонами. Здесь не развернуться. Конницу не поставишь в засаду. Ее пришлось оставить сзади, на случай, если скифы прижмут пехоту к холмам. Диофанту приглянулась более широкая долина с холмом в центре. Здесь можно было разбить лагерь. Но Дамосикл с непонятной настойчивостью убеждал, что в этой узкой долине, и только в ней, надо встретить варваров. Все его доводы разбивались о возражения Диофанта. Но вчера по всему городу распространился слух о чуде, явленном в храме Девы.

Немая рабыня-тавриянка, прислуживавшая жрецам, вдруг заговорила и, упав на колени, не благодарила богиню за возвращение речи, а кричала: «Узкая долина! Узкая долина!»

Диофант пожал плечами. Он мог спорить с Дамосиклом, но привык уступать женщинам.

А скифы уже развернулись и шли рядами. Ряд чашников, за ним плужников, потом яремников. В арьергарде скакали секирники, считавшиеся царской гвардией. Уже были видны искаженные яростью лица. Диофант дал знак стрелкам из лука. На склонах холма приготовились. Но вдруг случилось что-то непонятное. Вражеские кони стали спотыкаться. Всадники летели через их головы. А сзади на упавших уже наседал второй и третий ряд. И все смешалось в кучу. Воинам оставалось лишь поражать уже беспомощных и беззащитных врагов. Свист стрел и копий сливался с ржанием коней и воплем умирающих. Только чашники, удержанные Палаком, повернув коней, уходили в степь.

Диофант и Дамосикл шли по полю боя, усеянному трупами коней и людей. Синопеец наклонился. Он увидел, что копыто скифского коня ушло в яму, а ее края из обожженной глины. В землю врыта амфора.

– Это тоже чудо? – спросил Диофант у херсонесита.

– Да! – отвечал тот, улыбаясь в бороду. – Ведь это горшки Девы.

К вечеру у выхода из долины был воздвигнут победный трофей – холм из скифских акинаков, луков, стрел и щитов. Диофант приказал воинам нарубить сучьев и обложить ими вражеское оружие.

Вскоре запылал костер. Пламя его можно было видеть в любой части Гераклейского полуострова, от Ктенунта до Бухты Символов, граничащей с таврами.

На следующее утро у входа в лагерь стояли трое в бараньих шкурах поверх льняных хитонов. В руках у них были жерди, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся копьями с обожженными концами вместо наконечников. Пришельцы что-то бормотали на своем варварском языке. Диофант понял, что это посланцы тавров.

От имени своих старейшин они предлагали Диофанту союз и давали согласие выделить в своей стране землю для основания поселения.

Такого оборота событий никто не ожидал. Никогда еще они не протягивали руки пришельцам. Диофант представил себе восторг Митридата при известии о союзе с таврами. Но более всего его радовало то, что он избавит херсонеситов от тяжелой обязанности кормить войско. В городе, как он знал, провизия была на исходе, а земля тавров изобиловала скотом и другими припасами.

– Может быть, и Палак теперь станет сговорчивей? – предположил Диофант.

Дамосикл помотал головой:

– Нет! Палак не считает себя побежденным. Что для него потеря нескольких сот всадников. В его руках все побережье от Керкинитиды до Прекрасной гавани. Теперь он может оседлать корабли.

– Корабли? – воскликнул Диофант.

– Пусть это тебя не удивляет. Палак из тех ревнителей старины, которые не отказываются от новшеств, если, конечно, видят в них выгоду. Савроматы и роксоланы оттеснили скифов из Великой степи в Тавриду. Палак понимает, что ему больше не владеть землями у Борисфена. Он мечтает превратить Понт Эвксинский в скифское море.

– Но ведь у него нет кораблей, – заметил Диофант.

– Был бы морской берег, – продолжал херсонесит. – В предгорьях достаточно строевого леса, а в Неаполе немало людей, владеющих искусством Дедала. Одного из них я знаю. Это папа Харон!