Великий лес - Ненацки Збигнев. Страница 49
Лесопилка горела медленно. Красно-золотые языки пламени сначала охватили стену с электрооборудованием, потом лизнули крышу над пилорамой. Лукта удивился, что Стемборек, вместо того. чтобы схватить с противопожарного щита огнетушитель или, открыв ящик с песком, бросать лопатой песок на дощатые стены, только что охваченные пламенем, – бегал вокруг огня, размахивая багром, как алебардой. Он бормотал при этом какие-то непонятные слова, кричал что-то себе. Словно какой-то танец начал танцевать с алебардой в руках, то приседал, то вдруг вскакивал, тыча острым концом в горящую стену, то снова отбежал на несколько шагов назад и с выставленным вперед багром скакал на огонь. Потом он начал размахивать багром, бил им по трещащим в огне черепицам. Лесные люди и пожарные видели какие-то странные пируэты Стемборека, когда он то вертелся, как веретено, то колотил багром по тем балкам, где еще не было огня. Казалось, что он чувствует потребность бить эту лесопилку, колотить куда попало. Его оттащили от огня, чтобы не мешал пожарным.
…В это самое время Кристофер Баллоу, едущий на украденном автомобиле по автостраде, тоже увидел разливающееся на горизонте зарево огней большого города. Оно напоминало бушующий где-то пожар, но это был отсвет тысяч уличных огней, неона, освещенных окон, фонарей в скверах и вдоль улиц. Автострада вдруг вошла в лес. Свет фар заскользил по стволам деревьев, далекое зарево словно пригасло, а близость леса придала Баллоу смелости. Ведь он уже знал, что такое лес. Это странно, что когда-то он чувствовал себя в лесу как за решетками тюрьмы, ненавидел сумрачные чащобы, и эта ненависть связала его с Хорстом Соботой. Но лес не отплатил ему нелюбовью и даже совершил нечто удивительное. Среди волнующего запаха деревьев и мхов Баллоу окончательно убедился в том, что человек имеет право кого-нибудь любить. Он перестал восхищаться собой как бездушным точным механизмом и обнаружил в себе совершенно неизвестные ему до сих пор потребности и желания. Может быть, лес, о котором говорили, что он отбирает у людей души, ему единственному ее вернул, потому что он пришел туда с пустотой в сердце. И может быть, из-за этих нескольких месяцев, проведенных в лесу, сейчас, летя по автостраде на краденой машине, он оставался Юзефом Марыном, который очень боится, в то время как Кристофер Баллоу не чувствовал бы страха, а самое большее – понимая, что попал в переделку, весь свой ум напряг бы, чтобы выбраться из этой ситуации. Разве прежнему Баллоу вообще пришло бы в голову, оказавшись в опасности, так просто украсть машину и броситься наутек, хоть это обрекало его на еще большую опасность? Ему казалось, что он пришел в лес наполненный злом, но по какой-то причине творил добро, иногда наперекор самому себе. Может быть, в лесу все оставалось вне добра и зла в человеческом понимании Этих слов, а значит, не этими категориями он должен оценивать свои поступки. Ведь фактом оставалось то, что ему достаточно было несколько дней подышать свежим воздухом, а его уже стал раздражать скрип кровати над головой, хотя раньше он оставался абсолютно равнодушным к таким делам. Откуда взялась у него тогда мысль о женщинах, которые шли за мужчинами, чтобы хоть издали и раз в день окинуть их любовным взглядом? Отчего он перешел в дом старого Хорста, вместо того, чтобы оставаться у лесничего Кулеши? Отчего он, который мог бы привести десятки примеров своей необычайной отваги, возвращаясь ночью от Кулеши, где совершалось самое обычное на свете дело – муж овладел женой без ее согласия – открыл в себе какой-то род трусости? Что было причиной того, что он не захотел в другой раз официантку из Гауд, раз на самом деле не верил в любовь великую и настоящую? Отчего он пошел к старшему лесничему и принудил его к дружбе, если понимал, что рано или поздно Хорст Собота должен проиграть в борьбе с силами леса? Какой вообще смысл имеет справедливость, восстановленная по отношению к костям умерших и к одному старому человеку? Вероника сама пришла к нему в постель, чтобы одарить его ласками, он чувствовал ее желание, но не сделал ни одного жеста, чтобы показать ей свое желание, потому что боялся прикоснуться к ее покалеченной душе, даже слегка ее ранить. И так она убежала от него с криком, но он не должен в этом винить себя, и эта мысль доставляла ему удовольствие. До сих пор он знал удовольствие, которое дают мелкие хорошие поступки – купить кому-нибудь любимые духи, взять с собой в интересную поездку или на изысканный ужин. Теперь он понял, что существует более глубокая доброта, а он только стоял на ее берегу.
Лес закончился, он заметил голубую неоновую табличку со стрелкой, указывающей въезд в мотель «Дубовая беседка». С погашенными фарами он въехал на почти пустой паркинг перед мотелем, вышел из машины, помассировал затылок, несколько раз глубоко втянул в легкие влажный осенний воздух, насыщенный запахом реки, которая протекала неподалеку.
Ганс Вебер, хромой немец, который работал на Баллоу, на Иво Бундера, а может, и еще для кого-то другого, потому что раньше или позже так должно было случиться, жил в маленьком домике позади мотеля. Баллоу был здесь несколько раз днем и ночью. Он прокрался к домику и постучал в окно: четыре сильных удара, потом пауза, и снова четыре сильных удара.
Он услышал покашливание заядлого курильщика. Дверь открылась, Ганс узнал его, несмотря на темноту.
– Я не один, – предостерег он Баллоу и снова раскашлялся.
Баллоу не спрашивал, кто у него. Какая-нибудь шлюха или приятель. Хромая, Вебер вернулся в дом, поверх пижамы надел теплое пальто, шею обернул шарфом. Молча они прошли асфальтированной аллейкой в сторону реки.
– Ты должен перебросить меня через границу, – сказал Баллоу. – Достаточно будет грузовика. Спрячешь меня среди ящиков и мешков.
– Ты один?
– Да. На краденой машине.
– Эго не по правилам. Здесь не может быть ничего незаконного, – разозленный Вебер аж брызгал слюной и снова раскашлялся.
– Я не мог иначе. В эту минуту мой фоторобот уже разослан на все пограничные посты. Я сгорел, понимаешь? Не могу рисковать, ехать на краденой машине через границу.
Вебер ни о чем не спрашивал. О таких людях, как Бундер или Баллоу, лучше и безопаснее ничего не знать. Как долго Ганс Вебер работал по этой специальности? Кажется, еще со времен войны, ему сейчас было самое меньшее шестьдесят пять лет. Хромота осталась у него со времен войны. Может, когда-то неудачно приземлился с парашютом?
– Сначала мы должны избавиться от машины, – сказал Вебер. Злость у него, похоже, прошла. Может, он понял, что Баллоу не мог поступить иначе? – В тридцати метрах отсюда есть обрыв и омут. Мы столкнем машину в реку. Только не зажигай фары.
Баллоу вернулся на паркинг, пятью минутами позже выехал на асфальтированную аллейку. Ему понравилась мысль сбросить машину с обрыва. Он знал это место, обрыв был в самом деле высоким. Вебер хороший специалист, понятно, что первым делом нужно избавиться от машины. Ничего хорошего не было бы, если бы на паркинге мотеля «Дубовая беседка» нашли машину, украденную в трехстах километрах отсюда. Что случилось с постояльцем, который украл машину? Отчего именно здесь он оставил машину? Баллоу нарушил их законы, и, находись в опасности, начал подставлять других. «Спасайся один», – таков закон. Но Баллоу не мог спастись один.
Вебер сел на место рядом с водителем, и в темноте они проехали еще несколько десятков метров.
– Стой! – приказал Вебер.
Дальше была река. Еще два метра – и они скатились бы с обрыва. Баллоу резко затормозил.
– Черт побери, выключи мотор и сними клемму с аккумулятора, – снова разозлился Вебер. Они вышли из машины, Баллоу поднял капот, выдернул клемму. Осторожно, чтобы не шуметь, опустил капот.
– Садись за руль, потому что машина может свернуть. Когда будешь на краю обрыва, я перестану толкать, и ты выскочишь, – инструктировал его Вебер.
Баллоу не раздумывая снова сел за руль. Он хотел как можно скорее затереть следы своей глупости.
Было темно и тихо. Откуда-то снизу долетал только шум реки. Только когда нос машины вдруг начал падать вниз, Баллоу понял, что Вебер не задержал машину на краю обрыва, а сталкивает его в реку вместе с машиной. Сколько метров отделяло край обрыва от поверхности воды? Четыре, а может, пять. На этом коротком расстоянии Баллоу все понял и успел выскочить, упав в воду рядом с машиной. Громкий всплеск воды, в которую ударила масса железа, совершенно заглушил плеск от падающего в реку человеческого тела. Баллоу подхватило сильное течение, но достаточно было нескольких сильных движений рук, чтобы коснуться прибрежных зарослей. Тонущая машина громко булькала, заглушая треск и шелест зарослей, среди которых взбирался наверх по обрыву Баллоу. Скользя в промокших ботинках и мокрой одежде, он наконец оказался наверху. Вебер в этот момент закуривал сигарету и, стоя над обрывом, прислушивался к стихающему бульканью воздуха, выходящего из тонущей машины.