Девушка с приветом - Нестерова Наталья Владимировна. Страница 21
В итоге я стала обладательницей замечательной собольей шапки, сумки и сапог из мягкой лайковой кожи благородного темно-зеленого цвета — все вместе тянуло почти на стоимость шубы.
Мы обедали в ресторане. Меня переполняло радостное ликование, которое может понять только женщина, не чаявшая и обретшая восхитительные вещи. А Серж был слегка грустен.
— Денежек жалко? — ехидно поинтересовалась я.
— Это само собой, — быстро согласился он. — Но меня смущает, Кэти, что дорогая одежда не делает тебя красивее.
— Почему же? — возмутилась я.
— Для меня — нисколько не красивее. Проблема в том, что окружающие этого не знают, и для них ты выглядишь обворожительно.
— Если сие не есть приступ ревности, то жадности — определенно. Теперь я буду одеваться в магазинах «секонд-хэнд»?
— Ни в коем случае. Мы будем и дальше дурачить людей, только мне нужно научиться спокойно переносить их реакцию.
В одиннадцать часов утра мы еще не выбрались из сновидений. Рэй тихо скулил, просился на улицу. Он брал зубами тапочки и водружал их на постель. Серж, не открывая глаз, сбрасывал тапочки на пол и приказывал собаке отправиться на место.
Приказ действовал в течение десяти, минут, потом Рэй опять начинал скулить.
— Ты бессердечный хозяин замечательного пса, — сказала я Сержу, вставая с постели и одеваясь. — Я пожалуюсь на тебя в общество защиты животных.
Серж ответил что-то вроде «угу» или «ага» и перевернулся на другой бок.
Впервые увидев собак породы ризеншнауцер, я поразилась их чудовищному экстерьеру. Настоящие черти, ставшие на четвереньки, — черные как смоль, острые уши торчат наподобие рожек, свисает борода, а глаз, закрытых челкой, не видно. В походке, осанке ризенов чувствуется неприкрытая угроза. «Как могут люди заводить, держать у себя дома подобных монстров?» — удивлялась я. И тут же ставила диагноз: из-за собственного комплекса неполноценности.
Ощущают в себе недостаток агрессивности, способности защитить близких и имущество и компенсируют его свирепостью лохматых сундуков на четырех лапах.
Так я думала раньше. Теперь Рэй казался мне воплощением собачьей красоты и грациозности. Мощное тело состояло из упругих, перекатывающихся под рукой, когда его гладишь, мускулов. Развитая грудь, сильные лапы, длинная шея с крупной головой. Поступь легкая, пружинистая, несмотря на большую массу. Выносливость поразительная. Перенесший тяжелую травму и операцию, Рэй уже через месяц мог бегать по снегу в овраг за брошенной палкой и обратно. Он брал барьеры выше меня ростом и мог пройти по узкому бревнышку, с которого я соскальзывала.
Рэй принадлежал к элите породы, и не только по своему происхождению, но и по умственным способностям. Ризеншнауцеры жестко ограничивают круг своей стаи и не пускают в нее чужаков. Вы можете умасливать его кружочками колбасы, он будет терпеть вашу ласку, но стоит вам подняться из-за стола, куда он вас «определил на пребывание», чтобы пройти в туалет или в другую комнату, как тут же раздастся предупредительное рычание. То же самое касается вещей. Не важно, что вы решили заглянуть в свою сумку в прихожей — принесено в дом, значит, мое, надо охранять и никого не допускать. Касаться хозяев в дружеских похлопываниях и стискивать в объятиях не рекомендуется — укусить не укусит, но может наброситься и откинуть в сторону.
Меня Рэй, как можно догадаться, в стаю допустил. Но было бы преувеличением сказать, что он подвинулся и уступил место рядом с Сержем. Иерархия выходила следующей: Серж, Рэй, а потом уж я. Серж — патрон, хозяин, царь, бог и воинский начальник. Рэй трепетал перед ним, любил до дрожи, слушался беспрекословно и почитал за счастье выполнить приказ. Мои же распоряжения воплощались в жизнь только в том случае, если они совпадали с собственными желаниями Рэя.
Типичная ситуация. Я готовлю ужин, Серж сидит рядом, читает газету.
— Выйди из кухни, — говорю я Рэю, — нечего здесь трясти своей шерстью. — Через некоторое время повторяю:
— Выйди, я тебе сказала! Рэй, иди на место!
Никакой реакции, даже не шелохнется, лежит и ест глазами начальство. Из-за газеты раздается легкое покашливание: «Кх! Кх!» — и Рэй поднимается, задом пятится из кухни.
В квартире Сержа ему запрещено валяться на диване, в моей он почивает на тахте постоянно. Если Рэю что-либо надо — воды забыли налить, на прогулку пора, — он подойдет к Сержу и смиренно положит голову на колени — смилостивься, мол. Меня он беспардонно колотит лапой — службу свою забыла? Рэй считает меня чем-то вроде служанки, кормилицы, неразумного ребенка и друга для игр — всего одновременно. Напрочь отказывает мне в способности постоять за себя. Поэтому и охраняет совсем не так, как Сержа. Его Рэй защищает, только если видит прямую опасность. Меня же — постоянно и ото всего мира. На прогулке никто не может приблизиться ко мне ближе, чем на десять шагов. Я не спускаю собаку с поводка, если рядом люди, — она напугает их до смерти, приняв резкий жест или громкий вскрик за угрозу. Не раз пес, хрипящий стянутыми ошейником голосовыми связками, тащил меня на поводке вслед за удирающим пьяницей, или лыжником, или любителем бега трусцой.
Но самые большие проблемы у меня возникают, когда кто-то заглядывает ко мне в квартиру. По разумению Рэя, общения с ним и с Сержем мне вполне достаточно, другое — лишь во вред. Как только раздается звонок в дверь, Рэй поднимает оглушительный лай и начинает прыгать у двери с явным желанием разорвать на части непрошеных гостей. Если в этот момент Серж находится дома, одного его окрика достаточно, чтобы собака стала шелковой. Но если хозяин отсутствует, действие разворачивается по типичному сценарию.
На мои приказы утихомириться Рэй внимания не обращает. Я хватаю его двумя руками за ошейник, тащу в ванную и, перекрикивая лай, воплю:
— Подождите, я сейчас! — это в сторону входной двери.
— Глупая собака! Иди отсюда! Вот я тебе! — это, естественно, Рэю, но такие посетители, как тетя Капа, принимают подобные высказывания на собственный счет.
На протяжении разговора с ошарашенной соседкой, пришедшей занять сахар и расспросить меня о лекарстве, которое ей выписали, из ванной несется злобный лай, а дверь сотрясается от мощных бросков. Когда мне начинает казаться, что замок вот-вот не выдержит, я подхожу и подпираю дверь спиной.
Теперь я дергаюсь при каждом броске, и речь моя походит на речь заики.
— Мне говорили, ты замуж вышла, — качает головой соседка.
— Вроде того. Заткнись! Не тявкай! Извините, это я собачке.
— А кому, Юленька, замужем-то легко?
Я подозревала, что Сержу ничего не стоит научить собаку общаться со мной более почтительно. Он упорно отрицал: мол, не в силах управлять поведением Рэя на расстоянии. Это смахивало на вранье. Более того, не исключено, что Серж науськивал Рэя вести себя так, словно я — неразумный младенец царского рода. И мои аргументы — хорош охранник, от которого приходится защищать окружающих, — во внимание не принимались.
День выдался замечательный. Ночью шел снег, а теперь светило яркое солнце, было по-зимнему тепло — градусов пять мороза.
Мы с Рэем ушли подальше от горок, на которых катались ребятишки, и от лыжников.
Я спустила собаку с поводка, мы шли по засыпанным снегом тропинкам, взбирались на пригорки и радовались жизни. Рубец на боку у Рэя уже почти зарос шерстью и был не виден. Хромал он, когда уставал или когда прикидывался больным, чтобы избежать наказания за шалость. Дурачиться он обожал не меньше Приветика. Например, подъем на горку у нас был на манер бурлаков: я пристегивала собаку на поводок, и она тащила меня наверх.
Теперь Рэй придумал: уже у самой вершины резко обернулся, встал на задние лапы, а передние поставил мне на плечи.
Я конечно же не удержалась, плюхнулась в снег и поехала вниз. Рэй с веселым лаем подскочил, сорвал с меня шапочку и убежал прочь. Я носилась за ним, но поймать не могла. Когда расстояние между нами становилось особенно большим, Рэй ложился на землю, бросал шапку, как бы говоря — все, закончили, подходи, бери. Но стоило мне приблизиться на полметра, как он вскакивал, хватал добычу и снова уносился прочь.