Между нами, девочками - Нестерова Наталья Владимировна. Страница 10
Так Машке и заявила. Она — на дыбы:
— Нет, мама, я хочу пройти весь курс с Игорем Владимировичем. Что, собственно, вызывает твое недовольство?
И ведь не признаешься, что подслушивала! Он, говорю, в тапки не переобувается, когда приходит. Или хам, или носки дырявые. Нам психиатры с дырявыми носками не нужны!
Машка хохочет:
— Мама! Я тебя обожаю! В тебе погиб гениальный сыщик или генеральный прокурор.
Понятно? Зря старается докторишка, не удастся ему клинья между нами забить!
Эскулап, кажется, занялся делом.
— У вас, — говорит, — Маша, сформировался идеальный образ себя, который любой конфуз мгновенно разрушает. Попав в неловкое, смешное положение, вы страдаете, потому что предстаете перед людьми не тем, что диктует ваше самолюбие. Напоминаю ваши слова: «Очередь глазела на меня, я была готова провалиться сквозь землю».
(Это, наверное, о том случае, когда Машка набрала полную тележку продуктов в магазине, а у кассы обнаружила, что кошелька нет. Она с тех пор в тот магазин ни ногой.)
— Как говорит психоанализ, человек испытывает стыд, желание убежать, потому что боится быть изгнанным из общества. Подсознательно он убежден, что общество принимает его, только когда он находится в своем идеальном образе. Если образ дает трещину, то ваше подсознание бьет тревогу: сейчас меня автоматически изгонят из социума.
(Правильно говорит, но слишком мудрено. Поймет ли его Машка?)
— В подобные моменты у человека включается аварийный механизм, сродни механизму самозащиты, присущему животным. Получив из внешнего мира сигнал, что оно замечено, выделено, животное впадает с состояние сильнейшей тревоги и стремится спрятаться, исчезнуть, убежать. Так же поступаете и вы, когда смешная или нелепая ситуация выделяет вас на общем фоне, приковывает внимание посторонних. Отсюда и выражение: провалиться сквозь землю от стыда — точная формулировка бунта подсознания.
(Мог бы не сравнивать мою дочь с животными! Опытный врач нашел бы другие примеры. Но на гонорар маститому психоаналитику наш кошелек не тянет.)
Позвонила подруга, пришлось к ней срочно мчаться: кошка заболела. Для нее Мурка — свет в окошке и все родственники, вместе взятые. Ездили к ветеринару. Те же психоаналитики! Хотели Мурке УЗИ делать, я поскандалила, обошлось клизмой.
Задержали на службе. Я работаю в строительном управлении. Набрали зеленой молодежи — гонору вагон и маленькая тележка, а в номенклатуре бетонов одна Ольга Витальевна сечет. Маша тоже неправильную профессию педагога выбрала. Затюкают ее современные детки. Может, врачу намекнуть, чтобы подготовил ее к трудовой деятельности? За отдельную плату? Нет, пусть сначала на ниве борьбы со скромностью себя проявит.
С Игорем Владимировичем поздоровались и попрощались на пороге.
Злой рок! Опять сеанс пропустила. Поезда в метро не ходили, пришлось добираться наземным транспортом.
Подслушивала почти весь час. Они разбирали случаи из практики других психотерапевтов. Игорь Владимирович рассказывал:
— Вот что произошло с Джулией, двадцатишестилетней переводчицей. Она обслуживала высокопоставленного иностранного гостя. Во время ужина в престижном ресторане гость поднял тост, Джулия резко откинулась на спинку стула, и он так качнулся, что переводчица упала на пол. При этом она, пытаясь удержаться, инстинктивно ухватилась за скатерть. Бутылка опрокинулась, и красное вино залило светлый костюм гостя.
— Ужас! — восклицает Маша.
— Вот как она сама вспоминает. — Врач шуршит бумажками. — «Не понимаю, что со мной произошло. Вместо того чтобы извиниться и отвести гостя туда, где бы он мог привести себя в порядок, я вскочила и выбежала из зала. Меня охватил необъяснимый ужас. Хотелось во что бы то ни стало исчезнуть, спрятаться. Я поймала такси, примчалась домой и заперлась. И только тогда спросила себя, не сошла ли я с ума».
Маша тяжело вздыхает, сочувствуя подруге по комплексам.
— Как вы думаете, — спрашивает Игорь Владимирович, — что далее произошло с Джулией?
— Ее уволили?
— Верно. Но почему? — допытывается врач.
— Бедная! Такой позор!
— Маша! Ее уволили не за то, что она облила гостя красным вином! А за то, что бросила его, не знающего языка, в подобной ситуации!
Говорили о реакции на окружающих. Долго мусолили ситуацию с оторвавшейся пуговицей. А дело проще простого: перед родными мы можем появиться хоть вовсе без пуговиц, перед дальними родственниками — неудобно, перед чужими — неловко, на дипломатическом приеме — трагедия.
Я бы давно оборвала врача: пошли дальше! Но Машенька, воспитанная девочка, с интересом обсуждала каждый случай.
Продолжение темы. Мол, окружающие не монстры, и каждый человек периодически садится в лужу. Смотреть на посторонних как на объекты, вылепленные из другого теста, — своего рода гордыня.
У меня чуть не сгорела запеканка в духовке. С одной стороны, Маша, конечно, девушка гордая. Но с другой стороны, гордыня — это не про нее. Катя соседская — вот та настоящая гордыня: привела парня и живет с ним, а замуж выходить, говорит, теперь не модно. По такой «гордыне» не мешало бы ремнем пройтись. Я на Машеньку в жизни руки не подняла, да и повода не было. Как бы после лечения не появился!
Ноль информации. Телефон звонил не умолкая. С тремя подругами поговорила — час времени как корова языком слизала.
Машка проводила врача, прискакала на кухню. Веселая, щебечет.
— Почему ты, мама, — спрашивает, — второй раз замуж не вышла?
— Не хватай оладушки с тарелки, — бурчу, — руки помой и накрывай на стол. Из-за тебя и не вышла. Помнишь, как ты Николая Никифоровича невзлюбила? Истерики закатывала: пусть этот дядька к нам не приходит! Рабовладелица!
Сорвалось с языка. Но Машка не догадалась, откуда у меня новые словечки. Чмокнула в щеку:
— Мамочка, я хочу, чтобы ты была счастлива! И все человечество в придачу!
Перешли непосредственно к лечению. Игорь Владимирович говорит, что если Машка внутренне готова посмеяться над собой и делает это в присутствии мамы, то ее случай не клинический. Надо только уметь с юмором относиться к нелепой ситуации. То есть поменять страх и ужас на улыбку и смех.