Между нами, девочками - Нестерова Наталья Владимировна. Страница 12

В детстве говорили: смешинку проглотил. Сытый младенец улыбается каждому, кто склонился над колыбелью. Маленькие дети радостно верещат, бегая по лужам или пуская мыльные пузыри. В школе учительница уронит мел на пол, класс десять минут сотрясается от хохота.

С возрастом смешинка тает, но в юности мы еще обожаем розыгрыши и веселые дурачества. То, что остается от смешинки к зрелости, называется чувством юмора.

От моей смешинки почти ничего не осталось, чувство юмора у меня отсутствует. Я точно знаю, когда оно пропало. В четырнадцать лет, в зрительном зале кинотеатра. Мое кресло оказалось сломанным. Только мы расселись, я откинулась на спинку и — шлеп! — кувыркнулась назад вместе с креслом. Затылок на полу, пятки в потолок смотрят. Друзья не сразу вернули меня в исходное положение — держались за животы от хохота. Я чувствовала, как кровь приливает к голове и растворяется чувство юмора.

Угловые диванчики не редкость на московских кухнях, но у Игнатовых их два. Буквой «П» диванчики окружают прямоугольный стол. По замыслу хозяев, так больше народу влезает. Сидим мы тесно, как в метро, когда на скамью втискивается лишнее тело. Едим картошку с магазинными котлетами и пьем вино, которое сами принесли.

Если ко мне приходят гости, я не меньше трех сортов хорошей рыбы на стол мечу. Не говоря уже о мясном ассорти, салатах и горячем. Но у нас гости бывают по праздникам и на дни рождения, к Игнатовым ходят без повода и регулярно, уже лет пятнадцать, со студенчества.

Обсудили политическое положение, книжные новинки и театральные премьеры. Поспорили, поскандалили и перешли к анекдотам. Народ разгорячен вином, теснотой и действием условного рефлекса, который давно закрепился на игнатовской кухне — веселиться на полную катушку.

Взрывы хохота следуют один за другим. Мой хмурый вид никому не портит настроения. Привыкли. Я сравниваю разницу температур своей правой и левой ноги. Правая (горячо) прижата к бедру мужа, левая (тепло) — к хозяйке дома. Напротив сидит крашеная блондинка и строит глазки Саше, моему мужу. «Что ты, милая, смотришь искоса, низко голову наклоня?» — хочется спросить мне словами из песни. Дамочка именно так поглядывает на Сашу — искоса наклоня. По разнице температур могу судить, что муж плавится и готов броситься во все тяжкие.

Блондинка (лишнее тело на диванчике) — родственница Игнатовых, приехала из Саранска на курсы повышения квалификации. Меня не проведешь, стреляный воробей, отлично вижу, какую квалификацию она мечтает повысить.

Рассказывает Доктор, ходячий сборник врачебных баек. Якобы все с ним произошло. Враки. Его жена по секрету признавалась: выуживает из Интернета. В противном случае ему было бы некогда лечить людей. И за ним бы не толпы благодарных больных тянулись, а ширилось личное кладбище пациентов.

— Дежурил я в пятницу. Ночь выдалась тяжелой, только в четыре утра прикорнул в ординаторской. Вдруг вызов в приемный покой. Есть такая вредная категория пациентов: три дня их что-то беспокоит, но в поликлинику не идут, а среди ночи им взбрендит «скорую» вызывать. Встал я, злой как черт, на шею стетоскоп повесил и пошел в приемный. Сидит тетка на кушетке. «Что беспокоит? — спрашиваю. — Раздевайтесь!» А она тапочки на полу нашарила, вскочила и бочком-бочком к выходу: «Мне уже легче». Я плечами пожал и пошел досыпать. В ординаторской мимо зеркала прохожу, смотрю: вместо стетоскопа на шею электрокипятильник повесил.

— Ой, не могу! — заливается смехом блондинка. — Ой, я так давно не смеялась! Ой, сколько морщин будет! — Ладошки жеманно к щекам прикладывает.

Температура моего мужа подскочила еще на градус.

— Морщины вас не испортят, — говорю я саранской блондинке.

— Правда?

Она улыбается с тайным превосходством и жалостью. Будто мы две спортсменки, гимнастки например, и она опережает меня по очкам. Подожди, голубушка! Впереди еще вольные упражнения.

Игнатова напряглась, в отличие от низкоквалифицированной родственницы, сразу поняла, что я могу фразу продолжить: морщины вас не испортят, поскольку далее портить некуда. Игнатова напрасно волнуется. Грубо затаптывать дамочку в землю я не стану. Только хуже будет, Саша разозлится и бросится с пола соскребать. А потом, чего доброго, отведет в соседнюю комнату: искусственное дыхание проводить.

— Заведующая! — просит Игнатова. — Расскажи свою историю.

Заведующая — мое прозвище, в полном варианте — Хроническая Заведующая. Я всю жизнь работаю в службе быта на руководящих должностях, поочередно заведовала обувной мастерской, химчисткой и ателье. Нынче я хозяйка салона красоты, и все жены Сашиных приятелей ходят с модными стрижками и эксклюзивным маникюром.

— У Заведующей, — сообщает Саша, — с юмором как у милицейского генерала. Вызывает он своих подчиненных и говорит: «Про нас ходит много анекдотов. Но вы не должны беспокоиться: на девяносто девять процентов анекдоты непонятные».

Ха-ха-ха — веселится народ.

На Сашу я не обижаюсь, злиться на детей глупо. Он у меня хоть и доктор наук, но старший ребенок, следом идут общие дочь и сын. Когда в семье один муж, он вырастает эгоистом.

— Ваша прическа, — киваю на ярко-желтое оперение блондинки, — напомнила мне одно чепэ в нашей парикмахерской. В порядке шефской помощи мы бесплатно стрижем инвалидов войны и престарелых, по талонам от совета ветеранов.

Блондинка силится улыбаться, хотя вступление ей не нравится.

Люся, дамский мастер, посадила в кресло старушку — божий одуванчик, закрыла пелериной и попросила минутку подождать. И отправилась в комнату отдыха выкурить сигарету. Вдруг туда прибегает ее подруга Надя из мужского зала:

— Соседи сейчас позвонили, говорят, мы их затапливаем! Они только-только ремонт сделали, а у меня дома никого. Люсь, достриги парня, он просто под ноль хочет.

Сует в руки Люсе машинку электрическую для стрижки и мчится к выходу.

Люся нервничает, переживает за подругу, механически идет в свой зал, толкает штепсель в розетку и начинает наголо брить старушку. Опомнилась, только когда бабулька заверещала: