Сделайте погромче - Нестерова Наталья Владимировна. Страница 5
Хотя Нина бывала в разных компаниях. Ее подруга Алиса вышла замуж за немолодого и очень богатого человека. Муж Алису баловал неукротимо и изобретательно. Что там виллы и бриллианты! Он купил ей роль в телесериале! На крупных планах Алиса, благодаря мастерству оператора, вышла изумительно красивой – такой, что даже отсутствие актерских способностей прощалось, тем более что роль была второстепенной. Нина несколько раз приходила в гости к подруге, когда на домашние праздники собирались коллеги и знакомые мужа Алисы с супругами. «Бедные несчастные миллионщики» – таков был вывод Нины. Абсолютно зависимые, пристукнутые бизнесом люди. Создается впечатление, что большая часть сознания у них ушиблена и безостановочно что-то высчитывает и планирует. Малая часть, которая в данный момент ведет светскую беседу, выдает банальное и неинтересное. Беседы жен богачей – плохо замаскированное состязание в тщеславии.
Другая компания, в которую однажды Алиса затащила Нину, актерская – коллеги по сериалу и примкнувшие кумиры телеэкрана. Красивые, стильные, ловкие, как на подбор отшлифованные, продуманные в каждом движении, в повороте головы или во взмахе руки. Они играли даже в простой дружеской компании! С детским интересом испытывали себя – а вот сейчас я расскажу новый анекдот и в кульминационном моменте изображу такую-то гримасу. Нет эффекта? Тогда другой анекдот и другая гримаса. Это было общество баловней судьбы, поклонявшихся фортуне, страшившихся ее и одновременно алчущих от нее королевских подарков от нее. Парни из-за чрезмерного жеманничанья выглядели женственно. На экране каменно стойкие милиционеры или дуболомные бандиты, в жизни они были изнеженными созданиями, способными легко зачахнуть без лучей славы. Очаровательные как экзотические бабочки, настроенные на высокую ноту изображаемых реакций, с демонстрируемо оголенными нервами, они могли возбудить фанатичную любовь толпы. Но конкретно Нинину любовь – вряд ли. Она не была падка на модных идолов и на слепую платоническую привязанность не способна. Нина улыбалась, активно реагировала на шутки, но с таким же энтузиазмом она выслушивала, как соседский трехлетний Петенька читает «Мойдодыра».
Женственность артистов объяснима. Актерство – игра на клавишах эмоций. А женщины природно эмоциональнее мужчин. Недаром ведь говорят: актриса – больше, чем женщина, актер – меньше, чем мужчина. Подъеденный тщеславием молодой человек не мог увлечь Нину, купаться в лучах чужой славы она не мечтала.
Хотя она никогда четко не формулировала своих требований к избраннику, но это должен быть на девяносто девять целых и девять десятых процента носитель-обладатель истинных мужских качеств. Одна десятая процента – немало, длинный ряд неудобств, начиная от грязных носков под кроватью и заканчивая просмотром футбольного матча с пивом, приятелями и дикими возгласами, когда ты лежишь в соседней комнате, сраженная мигренью, предменструальным синдромом, и на завтра нет целых колготок, последние порвались. Одна десятая – каждодневное испытание, к которому Нина была готова. Девяносто девять и девять десятых – это база, на которой только и может строиться семья, рождаться дети. О детях Нина не думала, то есть подкоркой думала неизбежно и постоянно.
Ни бизнесмены, ни артисты, ни университетские друзья Нины или Вани не могли похвастаться абсолютной независимостью суждений и свободой от общественного мнения. Приятели Сергея и он сам обладали этой свободой, на взгляд Нины, в зашкаливающей степени. Однажды ее возмутило, когда о зверском террористическом акте упомянули едва ли не с насмешкой, как о природном явлении, вроде шаровой молнии или цунами. Мол, случается, молнии катят по земле и гигантские волны на берег обрушиваются.
Нина не стала скрывать своего негодования. Ее пламенную речь выслушали молча, спасибо – плечами не пожали. Ответил Вадик, близкий друг Сергея:
– Как бы ты отнеслась к тому, что ежедневно самолет, в котором находится двести ребятишек, разбивается о скалу и все дети погибают?
– Мизантропический бред! Как можно к нему относиться?
– Но именно столько детей в Африке ежедневно погибает от малярии. О жертвах от автомобильных аварий на дорогах вообще говорить не приходится. Их число в тысячи раз больше, чем от террористических актов. Почему африканский ребятенок хуже бесланского? Беременная женщина, погибшая под колесами пьяного урода, или другая, выкинутая в окно Буденновской больницы обкурившимся басаевцем – между ними есть разница?
– Разница в том, что пьяный водитель не желал смерти женщины, а террорист убивал сознательно.
– Но результат одинаков.
Вадима поддержал Сергей:
– Террор – от слова «страх». Задача террористов запугать нас. Если мы боимся их, говорим о них, трепещем – значит, служим достижению их целей.
Нина поняла, что спорить бесполезно. И ее поразила цифра – две сотни ежедневно гибнущих африканских детей. Дома она проверила в Интернете. Так и есть! Поделилась страшным открытием с Ваней. Но его смерть безвинных младенцев не взволновала. Принялся рассуждать о том, что высокая смертность в Африке и Юго-Восточной Азии – это своего рода природный механизм регулирования народонаселения.
Никому не жаль бедных детишек! И преступно бездействует ООН! Нининого возмущения хватило на два дня, когда она доносила свою тревогу и возмущение до коллег и друзей, а через неделю Нина уже не вспоминала о несчастных жертвах. Как у остального человечества, ее память на чужое горе была короткой.
Нина загадала: Сергей будет ждать ее на углу. Стратегически верный пункт, рядом подворотня и темный двор, там можно целоваться, не шокируя прохожих.
Так и получилось. Нина повисла на шее Сергея, словно после долгой разлуки. Он приподнял ее за талию, закружил, понес во двор…
Ах, как хорошо! Как хорошо, когда счастье оказывается даже лучше его предчувствия! Вот так бы никогда не покидать его объятий, не отрывать губ…
– Ур-р-р! – мурлыкала от удовольствия Женя. Благодаря мамочкиным положительным эмоциям они получали изрядную дозу вкусненьких гормонов.
– Сейчас пойдут в бар, где накурено, – Шурка не могла не отравить сладкого момента. – И еще пиво пить будут! А потом музыка врубится.
Громкую, ухающую на низких частотах музыку двойняшки не любили. Она оказывала на них то же действие, как если лупить человека по голове диванной подушкой – убить не убьет, покалечит вряд ли, но приятного мало.
– У нас мозг только закладывается, – ворчала слегка охмелевшая от мамочкиных гормонов Шура. – Ему вредно сотрясаться.
– Один мозг на двоих? – хихикнула Женя.
– На двоих растет, но мне одной достанется. Я уже чувствую, что придется вечно за тебя решать и отвечать.
Жене спорить о том, кто старший и главный, сейчас не хотелось.
– Только посмотри, – проворковала счастливо она, – какой у нас папочка красивый и сильный! И пахнет от него так вкусно!
– Потными подмышками тянет, душ принять после работы не успел, одеколоном протер.
– Папулечка мой любимый! Как мы без тебя соскучились!
– Он даже не подозревает о нашем существовании.
– Ну и что? В том, что мы полюбили его раньше, чем он нас, есть даже нечто…. – Женя не могла подобрать слово, – нечто сакральное.
– Какое?
– Вечно святое. Скажешь, что не любишь папу?
– Побольше тебя!
– Больше невозможно! – пафосно изрекла Женя.
– Мой папочка – отличный мужик!
– Не твой, а наш, нечего себе родителей присваивать.
Мамочка с папочкой уже не целовались, а шли по улице к бару. Содержание гормонов в мамочкиной крови уменьшилось, хмель прошел, и можно было устроить перепалку: кого родители станут больше любить. С точки зрения Шуры, такую мямлю и рохлю, как Женька, и любить-то не за что. Женя, в свою очередь, доказывала, что грубая и несдержанная Шурка никакой радости папочке и мамочке не доставит. Это как резкий, рвущий уши звук. Долго его не вытерпишь. То ли дело приятная нежная мелодия, то есть она, Женя, вечное ублажение. Шурка говорила, что папочка не переносит слащавых песен, что мамочка равнодушна к душещипательным романсам. У них для споров было много времени. И никакого другого занятия.