Школа для толстушек - Нестерова Наталья Владимировна. Страница 2

Она не стала отвечать, швырнула трубку на рычаг и выдернула телефонную вилку из розетки. Вымылась под душем, ступню пришлось пемзой драить. Волосы, единственное, что осталось от былой красоты, феном высушила. Даже неумехи из ближайшей дешевой парикмахерской не испортили Ксюшиной шевелюры. Как уродливо ни подстригут, густые русые волосы ложатся красивыми волнами.

Собаки сидели на кухне в ожидании кормежки, Ксюша загремела кастрюлями и мисками. Они с места не двинулись, но пустили длинные, до пола, слюни. Только хозяйка разрешила – можно, – рванули с места и в две секунды очистили миски. Теперь щенки. Старших Ксюша выгнала за дверь. Достала приготовленный с вечера кальцинированный творог – в четыре литра теплого цельного молока добавляется три ложки хлористого кальция и доводится почти до кипения, молоко сворачивается в творог. На второй завтрак щенкам мясной фарш, на обед рыба, на полдник каша, на ужин омлет. Старших только вечером покормит, обычной едой – сваренным на мясном бульоне геркулесом с овощами. А сейчас нужно дать щенкам витамины, рыбий жир и по таблетке глюканата кальция.

Сара, Лиза и Дуня заняли пост в прихожей – пора на прогулку. Ксюша обулась в старенькие кроссовки, надела куртку. Остальную часть туалета составляли широкие спортивные брюки на резинках вокруг щиколоток и безразмерная линялая футболка.

У подъезда стояла иномарка – автомобиль с затемненными стеклами. При появлении Ксюши с тремя собаками (Сара и Дуня на поводках, Лиза свободна) в машине требовательно засигналили. Ксюша не обратила внимания. Дернула за поводки, направляя собак по привычному маршруту на пустырь.

Когда они возвращались, машина тронулась с места, преградила им путь. Плавно поехало вниз темное стекло со стороны водителя. Физиономия давешнего бандита. Перекошена от злости, но слова цедит вежливо:

– Ксения Георгиевна! То, что вы пожелали своему мужу, случилось. Он сдо… умер. Необходимо решить имущественные проблемы. Пожалуйста, поедемте со мной! Это в ваших интересах.

– Костик умер? – деловито уточнила Ксюша.

– Две недели назад.

Тень скорби не пробежала по Ксюшиному лицу, но и радостью оно не осветилось. Только неприкрытая злость вспыхнула.

– Отбросил копыта, сволочь!

Бандит ухмыльнулся. Презрения заслуживали и самодур покойник, и его вдова, толстая дурында.

– Я вас убедительно прошу сесть в машину. – Он кивнул на заднее сиденье.

– Ладно, – согласилась Ксюша. – Отведу собак и спущусь.

Подранный собаками бандит вел машину молча и нахально. Он объезжал автомобильные пробки по тротуарам, опасно подрезал другие авто и не обращал внимания на светофоры. Совсем как Костик, тот в жизни не стоял ни в одной очереди. Локтями народ растолкает, к прилавку пробьется и свое получит. А Ксюша треть жизни в очередях провела.

У нее начался второй период похмелья, когда злость на себя саму перетекает в обиду на весь мир и даже загробных его представителей. Ксюша желала Костику тысячи самых мучительных смертей. А он, гад, взял и умер! Отомстил! Сам теперь на том свете в белых тапках, а она здесь терзайся. Накаркала! В мысленном препирательстве с мужем она желала ему хорошенько поджариться в аду. Костик победно улыбался и заявлял, что специально с ней не развелся. Пусть теперь всякая мразь вдовой ее обзывает.

– Вот тебе! – вслух сказала Ксюша и показала фигу затылку водителя.

От неожиданности тот едва не нажал на тормоз. Чокнутая! Определенно чокнутая! Правильно, что предупредил начальство по телефону: везет сдвинутую по фазе крейзи, готовьтесь.

Второй период у Ксюши обычно длится до семи вечера, когда снова приходит желание выпить, подружиться с миром, погрузиться в эйфорию хмельного «как бы все в порядке и даже замечательно в моей жизни».

Ни отреставрированный особняк в центре Москвы, ни многочисленная охрана, ни коридоры, холлы и просторная приемная, оборудованные с нарочито дорогой простотой, ни секретарша, спрыгнувшая с подиума конкурса красоты, не произвели на Ксюшу впечатления. Все это были декорации из фильма, а она, Ксюша, в артистки не собиралась.

Секретарша защебетала приветствия, а потом уверения в глубоком соболезновании.

– Хватит сопли распускать! – грубо перебила Ксюша. – Какого лешего меня сюда притащили?

Секретарше стоило большого труда выдавить вежливую улыбку. Она распахнула дверь в кабинет:

– Прошу вас!

Из-за стола поднялся и двинулся навстречу Ксюше гладко выбритый-вымытый-благоухающий, закованный в дорогой костюм с деланой улыбочкой молодой человек. Стекла его узеньких модных очков слегка блеснули, а лакированная бровь дернулась при виде Ксюшиного наряда (она не стала переодеваться) и рваных брюк сопровождающего.

В дверце полированного шкафа, как в зеркале, Ксюша увидела отражение секретарши за своей спиной. Девица скорчила физиономию, одной рукой показывала на Ксюшу, а другой крутила у виска.

Хозяин кабинета едва заметно кивнул секретарше и протянул Ксюше обе руки.

– Ксения Георгиевна! – пропел он. Так общаются с детьми и умственно отсталыми. От объятий Ксюша уклонилась (во дает!), но руку ее он захватил, затряс. – К сожалению, мы с вами не знакомы. Я вообще только узнал о вашем существовании. А Костя! – Херувимчик отпустил ее руку, свои молитвенно прижал к груди. – Он был моим лучшим другом! Формально он – начальник, я заместитель. Но нас связывали истинно товарищеские отношения.

Ксюша усмехнулась. Спектакль перед ней разыгрывает. За дурочку принимает. Сам, наверное, и пришил Костика.

– Что же это я? Вы присаживайтесь, вот сюда, в кресло. Удобно? Свет не мешает? Может, штору задвинуть? Чай, кофе? А давайте по русскому обычаю, помянем? – Он оглянулся на секретаршу: – Быстро все накрыть. Ах, ведь я забыл представиться. Кирилл Сергеевич Наветов. Прошу если не любить, то хотя бы жаловать.

Смазливая секретарша принесла два подноса с тарелками, бутылками и рюмками, поставила на журнальный столик.

Наветов перехватил жадный и одновременно сомневающийся (до семи вечера далеко) взгляд, который Ксюша бросила на бутылку с коньяком.

– Надо, надо, – приговаривал он, разливая коньяк, – обычай требует. Ну! Вечная память! Пусть земля будет пухом Косте Самодурову!

И поперхнулся, услышав Ксюшино напутствие:

– Туда ему и дорога!

Ксюша позавтракать не успела, да и пить без закуски себе не позволяла. Взяла белый хлеб, обильно намазала его сырным маслом, сверху положила ветчину, три кружочка сырокопченой колбасы, два варено-копченой, длинный ломтик маринованного огурчика, веточку петрушки – и все закрыла еще одним куском хлеба. Принялась жевать.

Наветов только пригубил коньяк. Покусывал кружок лимона и наблюдал за уплетающей большой бутерброд Ксюшей. Он видел толстую неопрятную бабу, прожорливую любительницу поддать. Как мог Костик на такой жениться? Разве только с тюремной голодухи. Впрочем, окажись она современной волчицей, Наветову бы туго пришлось. А эту клушу он в два счета вокруг пальца обведет.

– Еще по одной. – Он разлил коньяк. – Извините великодушно, Ксения Георгиевна, что поздно нашли вас. Костю похоронили две недели назад. Не волнуйтесь – по высшему разряду. Есть видеопленка, мы вам обязательно дадим. Ну, не чокаясь, до дна, за Костика.

После второй рюмки Ксюша сделала себе рыбный бутерброд – с лососем, семгой, стерлядкой и осетром. В хамском поедании угощений она находила злое удовольствие. Лощеный хмырь думает, что он хитрый и ловкий. А перед ним сидит глупая толстушка, непонятным образом когда-то женившая на себе красавца Костика. Думает, втереть ей очки труда не составит. Пусть попробует.

– Бог любит троицу. – Наветов снова наполнил Ксюшину рюмку. – Теперь – за вас! Пусть вам, дорогая Ксения Георгиевна, сопутствует удача и много, много денег!

Он протянул к ней рюмку, чтобы чокнуться. Не получилось. Ксюша демонстративно отправила содержимое своей в рот. Втянула носом воздух, энергично выдохнула и принялась за пирожные. Под действием коньяка Ксюшина злость подтаяла. Ей даже стало жалко Костика, который в расцвете тридцати семи лет сыграл в ящик. Ксюша энергично и громко высморкалась в бумажную салфетку – слезы навернулись.