Уравнение со всеми известными - Нестерова Наталья Владимировна. Страница 41

Она положила трубку и обернулась к Вере. Та спала, откинув голову на спинку кресла. Разбудить? Нет, сейчас толку от нее не добьешься. Надо заняться собой.

Анна Рудольфовна решение любой проблемы начинала с себя. В трудные минуты, в любой конфликтной ситуации она должна прекрасно выглядеть. Распустехи в ситцевых халатах, которые забывают причесаться и накрасить губы во время ссоры с мужем, обречены на поражение. И это касается битв не только с противоположным полом. Если твой костюм дороже и элегантнее, чем у соперницы, то ты уже можешь смотреть на нее сверху вниз. Женщина, которая хорошо выглядит и прекрасно одета, получает дополнительный импульс уверенности в своей силе и, следовательно, в своей правоте. Не важно, сколько тебе лет, не важно, кто твой противник, — важно, чтобы твои доспехи были начищены, а забрало опущено.

Анна Рудольфовна посетила парикмахерскую, где ей покрасили, подстригли и уложили волосы. Приходилось регулярно красить ресницы и брови, которые тоже, к сожалению, седели. А седые брови у женщины — вопиющее безобразие. Анне Рудольфовне сделали маникюр — традиционный, с закругленными ноготками, а не модный ныне — прямые обрубленные ногти, как у запущенного подростка. Цвет лака соответствовал цвету губной помады, цвет сумочки — цвету туфель, блузка на полтона светлее костюма — хороший вкус не терпит экспериментов.

Когда она вернулась домой, Вера принимала душ — из ванной доносился шум воды. Анне Рудольфовне пришлось ждать — невестка сушила феном волосы и вообще возилась там, неизвестно для кого прихорашиваясь. Приготовить ей еду, наверняка голодная? Нет, обойдется. Сначала — разговор.

Верино настроение неожиданно улучшилось. Она дома, свекровь, кажется, ее поддерживает. Прохладный душ, всегда такой желанный после поезда, самолета и любой долгой дороги. Чистые волосы и мысли делают чище. Бабушка говорила: если у тебя проблемы, иди в баню и смой с себя плохие думы, оставь только чистые и светлые.

— Вы прекрасно выглядите, Анна Рудольфовна, — сказала Вера, выйдя из ванной. — Идете в гости?

— Не для тебя же я старалась.

— Вы прекрасно выглядите, — повторила Вера. — А я умираю от голода. Пойдемте на кухню?

— Нет, мы должны закончить наш разговор. Садись. Что ты намерена делать?

— Я хочу еще раз сказать, что нет никакой необходимости тревожить вас возникшими проблемами.

— Будь любезна не указывать мне на мое место. Оно не на галерке, а в первых рядах. Для меня интересы сына превыше всего.

— Хорошо, скажу. Я намерена найти женщину, которая носит ребенка Сергея, и уговорить ее родить малыша. Как дальше сложится наша жизнь? Не знаю. Сейчас самое главное, чтобы ребенок, ваш внук, остался жив.

— Бред! Бред сивой кобылы! Это не его ребенок.

— Почему вы так решили? Вы разговаривали с Ольгой?

— Кто такая Ольга? Шлюшка, с которой он переспал? Мне дела до нее нет. Я разговаривала с сыном. Это не его ребенок! И здесь еще одного бастарда не будет никогда!

— Еще одного?

— А ты забыла, как притащила в наш дом вшивую беспризорницу?

— Нет, очень хорошо об этом помню. Я была не права.

— Так делай выводы из своих ошибок!

— Вы неверно истолковали мои слова. Я проявила малодушие, предала того ребенка, и его снова выкинули на улицу. Второй раз подобным образом я не поступлю.

— Но мы — никогда! Я и Сергей никогда, слышишь, никогда не признаем этого ребенка!

— Анна Рудольфовна, успокойтесь. Подумайте, что вы говорите? Это ваш внук или внучка, ребенок вашего сына. Я знаю, какое влияние имеет на вас Сергей. Но он тоже сейчас ошибается. Он заблуждается в том, что спокойная жизнь со мной стоит жизни маленького человечка, его продолжения, его кровиночки. Ведь мне гораздо сложнее, чем вам. Но все мы должны найти в себе силы признать положение вещей, принять его и найти в нем положительные стороны.

— Теперь я поняла. — Анна Рудольфовна поджала губы и закивала. — Ты героиню из себя строишь. Благородством своим хочешь нас поразить.

— Я никого не хочу поразить. Хотя в глубине души, конечно, надеялась, что мои поступки будут оценены по-другому. Почему мы говорим обо мне? Ведь главное сейчас не я, даже не Сергей или вы.

— Твой муж, мой сын — всегда самое главное. Запомни это! И не смей корежить ему жизнь! Во-первых, никаких разборов, выяснений, объяснений с этой — как ее? — Ольгой. Сергей не просил тебя этим заниматься, и не лезь, молчи в тряпочку, бегай на аэробику, учись в университетах, если до сих пор не выучилась. Будет нужно — я сама объяснюсь с его любовницей. Шантажистка! Она у меня узнает, где раки зимуют. Не таких кобылиц приручали. Во-вторых, ты немедленно отправляешься назад к больному мужу. Самолет “Аэрофлота” только через неделю, полетишь “Пан-Америкэн”, через Амстердам. Твое своеволие обойдется нам в копеечку, но здоровье Сергея дороже.

— Анна Рудольфовна, я этого не сделаю.

— Чего не сделаешь?

— Того, что вы перечислили. Пожалуйста, давайте не будем ссориться. Я устала от ваших обвинений. Я чувствую себя виноватой только в том, что обижена природой. Если бы я знала о своем бесплодии, никогда бы не вышла замуж. Но случилось то, что случилось. Я не могу бесконечно перед вами оправдываться и находиться в положении девочки для битья.

— Мне наплевать на твое бесплодие. Мне вообще на тебя наплевать!

— Пожалуйста, не кричите!

— Ты завтра же сядешь в самолет!

— Нет, я никуда не полечу.

— Полетишь!

— Нет!

Ярость душила Анну Рудольфовну. Ей хотелось убить эту строптивую девчонку. Размазать, растереть, истоптать ногами, бить кулаками, расцарапать в кровь ее смазливое личико. Сволочь!

Анна Рудольфовна схватила тяжелую хрустальную вазу с яблоками и запустила ее в Веру.

Расстояние было небольшим, Вера увернуться не догадалась, Анна Рудольфовна не промахнулась. Ваза угодила Вере в бровь, рассекла ее, кровь брызнула фонтанчиком. Яблоки покатились по ковру.

Веру никогда не били. Она представить себе не могла, что кто-то поднимет на нее руку. Кровь заливала лицо, а Вера не шевелилась. Анна Рудольфовна мгновенно протрезвела. Она не жалела о содеянном. Она тоже никогда никого не избивала. И жаль. Удовольствие от физической расправы было мгновенным, остроприятным, с растекающейся после него удивительной телесной негой.

— Приведи себя в порядок, — сказала Анна Рудольфовна. — Ты еще пожалеешь, что довела меня до такого состояния. А я подумаю — принять ли твои извинения. Обедай, а утром в аэропорт. Я договорюсь насчет билетов.

Из зеркала в ванной на Веру смотрело изуродованное лицо пьяной бомжихи. Это она? Вера? Кровь уже не сочилась, но бровь медленно набухала, верхнее веко наливалось темно-фиолетовым цветом, наползало на глаз. Чудовищно. В таком виде нельзя показываться на люди. О чем она? Какие люди? Она это заслужила? Нет, неправда. Хватит покаянно переносить упреки и измывания. Уже не просто упреки — унижения. Прекратить это. Она не может здесь оставаться. Анны Рудольфовны больше не существует в ее жизни. Грань перешли. За гранью этого человека нет.

Анна Рудольфовна смотрела телевизор. Вера молча прошла в свою комнату, переоделась, нашла старые Сережины темные пляжные очки. В прихожей надела пальто и вышла из дома.