Уравнение со всеми известными - Нестерова Наталья Владимировна. Страница 45

Анна слушала подругу внимательно, не отвлекаясь мысленно на свои заботы. Когда Вера закончила, несколько секунд Анна молча потягивала ликер.

— Свекровь твоя мне никогда не нравилась, — сказала она задумчиво. — Даже сейчас, когда она воспылала ко мне любовью и не забывает поздравлять на все праздники, Что-то тут есть непонятное. Ольга не беременна, в этом я совершенно уверена. Она бы такой аргумент сразу выдвинула. Я догадываюсь, как они с Сергеем сошлись. Он лечил зубы у нас во время отпуска. Мы пили у меня в кабинете кофе, вошла Ольга, перекинулись несколькими фразами. А дальше для нее дело техники. Я, конечно, ничего не знала, все за моими дверями происходило. Но почему Сергей и Анна Рудольфовна так настаивают, что этот мифический ребенок не его?

— Анна, ты ошибаешься. Я тебе покажу письма. Неделикатно читать чужие письма, но я их забрала с собой. Вот, посмотри. Разве может женщина такое выдумать? — спрашивала Вера, пока Анна читала.

— Может. — Анна вернула письма. — Ольга все может. Выдумать беременность — это раз плюнуть. Собственный муж ее давно не устраивает. Подбирает нового. Сергей подходит по всем статьям — дипломат и прочее. Понимаешь, это злодейка. Настоящая генетическая злодейка. Нужно признать, что существуют не просто эгоисты, не просто люди, равнодушные к чужому горю, а злодеи, которые получают удовольствие, если другие несчастны. Я с этим сталкивалась. Знаешь, они даже специально интригуют, чтобы потом показать свое необыкновенное благородство. Могут вытащить деньги из чужого кармана, наживаться на горе друзей, оболгать, опорочить честного человека — а потом утешать и слезы лить. Твоя свекровь, по-моему, к подобным выродкам относится. И нечего разводить антимонии, искать в них положительные черты, говорить о тяжелом детстве. Злодеи, и точка. Злодеям по заслугам.

— Как в кино, — усмехнулась Вера, — плохие и хорошие, красные и белые.

— Да, — кивнула Анна, — как в кино. За полутонами можно не увидеть сути и тяжело поплатиться.

Она рассказала об операции кесарева сечения и об Ольгиной циничной реакции на то, что она загубила младенца. О серьгах и попытке подкупа.

— Для нее такое письмо, — Анна потрясла листочками, — детские шалости. Она их веером могла рассылать, по всем возможным кандидатам. Ты же видела ее рожу! Должна была видеть, когда она от меня выскочила.

— Да, но я ее другой помнила, стройнее.

— Вот именно, пухнет как на дрожжах. Поэтому и суетится — пока окончательно товарный вид не потеряла.

— Анна, не будь циничной!

— Я просто не хочу, чтобы ты демонстрировала свое благородство, где не надо, метала бисер перед свиньями.

— Почти то же самое сказала мне Анна Рудольфовна. Я ничего не собиралась демонстрировать.

— Прости, я плохо выразилась. Вера, я тебя очень люблю. Ты даже не представляешь, как много ты для меня значишь. И когда я вижу, что тебя обижают, то готова обидчикам глотки перегрызть.

— Спасибо, Нюрочка. Я тебя тоже люблю, ты у меня единственная подруга и единственный близкий человек. Извини, что свалилась тебе на голову со своими проблемами. Моя собственная работать отказывается. Так много негативного за такое короткое время. Знаешь, словно слайды тебе показывают: раз страшная картинка, хлоп — другая страшная картинка, только в себя придешь, хлоп — третья. Я отупела от переживаний, психических и, — Вера дотронулась до повязки, — физических. Давай поговорим о чем-то другом. Как дела у Татьяны?

— Ужасно, хуже не придумаешь, — почти радостно сообщила Анна. Она вдруг подумала, что рассказ о Таниных злоключениях может облегчить Верины переживания. В несчастьях никто не любит быть избранным. — Такая же блаженная. Вроде тебя.

— Что случилось? — встревоженно спросила Вера.

— Она бросила мужа и сына.

— У нее появился другой мужчина?

— Не появился, а проявился. В юности она была влюблена в своего одноклассника, потом он ее бросил. Женился на другой, родил трех совершенно непутевых детей и на пару с женой спился. Он военный. За пьянку выгнали из армии, Саша, его Саша зовут, приехал домой, жена куда-то сгинула на время — подкатился к Таньке: всю жизнь тебя любил, только ты можешь меня спасти. И она, представляешь, бросает Володю — сына, замечательного парня, студента, Васю — мужа, который всю жизнь с нее пылинки сдувал, и уходит к алкоголику! Там у одного ребенка тяжелый церебральный паралич. Он по квартире ползал, и ногти на руках и ногах у него стучали по полу, как у волчонка. Татьяна, естественно, впряглась, вымыла их, вычистила. Саша три недели не пил, а потом сорвался. Снова клялся и божился, снова запил. Жена его периодически из подвалов выползает и является на бутылку клянчить. Никто, кроме Татьяны, не работает, все пропивают. Я перестала ей деньги посылать, только Володе помогаю.

— Ты ездила домой?

— Конечно. Это давно тянется, просто я тебе не рассказывала. Слава Богу, мама не увидела этого кошмара. Я дважды летала в Донецк. Вера, там страшно тяжело даже нормальные люди живут. С Татьяной говорить бесполезно, ее словно заклинило, словно назло сама себе хуже делает. Ладно, говорю, черт с тобой, но ведь Вася страдает, сын от тебя отрекся. А я на них, отвечает, всю жизнь вкалывала, хочу теперь для любимого человека что-то сделать. Вера, а ведь она Сашу не любит, невозможно любить такую мерзость. Это в ней гордость идиотская говорит. Поражение, свое признать не хочет. Остается только ждать, когда она одумается.

— А вылечить Сашу?

— Пробовали, — махнула рукой Анна, — все пробовали: и кодирование, и ампулы подшивали, и с того света возвращали. Бесполезно. Вер, ты такая же, как Татьяна, обе считаете, что нужно биться до последнего и так далее. А я убеждена, что если упираешься лбом в стенку, голову задираешь и, где кончается стенка, не видишь, то нечего на нее карабкаться, подпрыгивать и голыми руками пытаться зацепиться.

Нужно отвернуться от стенки и идти другим путем. Сколько я с Юрой билась, никому не верила, была свято убеждена — вытащу, верну к нормальной жизни. Ну и вытащила? Стенка. Можно всю жизнь лбом биться, если головы не жалко.

— Но у каждого своя стенка.

— Правильно. Думаешь, я вначале Таню не поддерживала? Не помогала? Напрасный труд. Ты только представь: в одной комнате храпит вдрызг пьяный Саша, под дверью валяется его пьяная жена, старшего мальчика, к счастью, нет, в тюрьму посадили, дочь на панель пошла, инвалид мычит целыми днями и воет. Танька не понимает, но ты, Вера, пойми: их такая жизнь устраивает, и Сашу, и всю его семейку, они на самом деле очень довольны жизнью, не хотят ее менять, а Татьяну — используют!

— Возможно, ты права. Мне очень жаль Татьяну, если бы я могла быть ей полезной…

— Никто ей сейчас не может быть полезен, — перебила Анна. — Должна созреть, как груша. Вот только бы с бочков не подгнила.

— Анна, ты все-таки очень изменилась, циничней стала.

— Да. Ты себе не представляешь, как я изменилась. Еще кофе будешь? Нет? Тогда поехали домой. Отоспишься, отлежишься у меня. Какая красота — завтра можешь спать утром сколько угодно, на работу тебе не надо. Пойдем, Верочка, домой. Дашка сейчас от радости на потолок запрыгнет.