Убийство в состоянии аффекта - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 15
В подъезде стояла тишина. Ни одного любознательного лица, ни одного праздношатающегося. Даже лифт двигался бесшумно.
Турецкий позвонил у двери с номером 124 под львиной чугунной головой. Подождал. Еще раз позвонил.
Дверь открыла пожилая дама, настроенная враждебно.
– Здравствуйте. Я из Генеральной прокуратуры, следователь по особо важным делам Турецкий.
Дама сдвинула со лба на нос очки и внимательно просмотрела книжечку удостоверения.
– В чем дело? – строгим голосом спросила она, сверяя фото в книжечке с физиономией незваного гостя.
– Вы знаете, что ваша соседка из сто двадцать пятой квартиры сегодня ночью погибла при трагических обстоятельствах? Я должен задать вам несколько вопросов.
Дама промолчала. Турецкий понял, что она знает новость, но не выдает своих чувств.
– А в чем дело? – повторила она, возвращая удостоверение.
– Мы так и будем в коридоре разговаривать? Может быть, я войду?
– Не имеет смысла. Вряд ли наша беседа затянется. Я ничего не знаю.
– Вы были знакомы с покойной?
– Нет.
– Но вы встречали ее на лестнице, не так ли? В лифте? У почтового ящика?
– Да.
– Здоровались?
– Иногда.
– Разговаривали о погоде?
– Никогда. Нет.
– Вы одна живете? – спросил Турецкий, едва сдерживая раздражение.
– Какое это имеет значение? – ответила дама.
– Большое! Может быть, вы или ваши родные слышали что-то этой ночью?
– Нет. Ни я, ни мои родные ничего не видели и не слышали. Наши окна выходят на другую сторону дома.
– Когда вы последний раз видели Лебедеву?
– Кого?
– Вашу соседку из сто двадцать пятой.
– Так бы сразу и говорили. Не помню, позавчера или поза-позавчера. Точно не скажу.
– Она вела себя как обычно?
Дама пожала плечами:
– Думаю, да, как обычно.
– Вообще она спокойно жила? Тихо? Музыку по ночам громко не включала? Шумные компании у нее не собирались? Драк, скандалов не было?
– Я не помню такого! – отрезала дама.
– Гости к ней часто приходили?
– Я не слежу за ее гостями.
(«О, благословенные старушки из коммуналок! О, всезнающие бабуси у подъездов хрущевок! О, всевидящее око вахтерши! Как вас мне не хватает...»)
– Но иногда вы встречали вашу соседку, когда она шла не одна? Вы видели ее с друзьями, с подругами?
– Может быть. Я не помню.
– А накануне ее смерти вы ее одну встретили?
– Да, она была одна. Больше вопросов нет?
Дама с достоинством захлопнула дверь перед носом Турецкого.
«От этой пользы мало, – подумал „важняк“. – Надо попытать счастья у других».
Дверь под номером сто двадцать шесть распахнулась быстро. У Турецкого даже сложилось впечатление, что его визита ожидали, подглядывая в глазок.
На пороге стоял подросток лет шестнадцати. У его ног настороженно замер мощный ротвейлер. Пес смотрел снизу вверх на горло Турецкого, словно примерялся к прыжку.
– Не бойтесь, он не кусается, – заявил подросток.
В опровержение его слов ротвейлер глухо зарычал и показал белоснежные клыки.
– Следователь по особо важным делам Турецкий, – произнес «важняк», сверху вниз глядя на пса и сравнивая его и собственные мускульные возможности.
– А вы знаете, что не имеете права допрашивать меня без согласия моих родителей? – нагло улыбнулся подросток. – А их нет дома.
– Что, хочешь вызвать своего адвоката? – подыграл ему Турецкий.
– Нет. Вы должны вызвать инспектора по делам несовершеннолетних и допрашивать меня в его присутствии.
– Так что, вызвать?
– Смотря что вы собираетесь у меня узнать.
– Ты знал соседку из сто двадцать пятой?
– Ту, что выскочила сегодня из окна? – небрежно махнул рукой подросток. – Знал. В лицо, конечно.
– Она ведь очень красивая была, – намекнул Турецкий.
– Да, ничего, – снисходительно согласился собеседник. – На фотках они лучше выходят.
– Кто – они?
– Ну, эти красотки, модели.
– Ты знал, что она была фотомоделью?
– Да. Она мне говорила.
– Ты с ней разговаривал?
– Иногда.
– Заходил к ней?
– Нет. Пару раз компактами обменивались, я просто постоял в дверях.
– А как вы познакомились?
– Ну как? Просто поболтали раз в лифте о погоде, – хмыкнул подросток.
«Точно, он слышал, как я говорил с соседкой», – подумал Турецкий.
– А больше ты с ней нигде не встречался?
– Один раз, случайно, в одном месте.
– В каком?
– В «Кафе на Ордынке». Это ночной клуб. А что?
– Ты с ней туда ходил?
– Нет, конечно. Я со своей компанией пришел, она там была. Кивнули друг другу – вот и все.
– Она одна была?
– С какой-то девицей. Тоже модель. Красивая:
метр весемьдесят, рыжая, волосы пушистые, глаза серо-голубые, кожа белая. Грудь – третий размер.
– Тебе бы фотороботы составлять, – похвалил Турецкий.
– А что, могу, – небрежно пожал плечами подросток. – Я эту ее подружку где-то уже видел, в каком-то журнале. Найти?
– Пока не нужно. Когда ты встретил Полину Лебедеву в «Кафе на Ордынке»?
– На прошлой неделе в пятницу.
– А в последний раз когда ее видел?
– В последний? – парень задумался.
Турецкому показалось, что до него только теперь дошел смысл слов «в последний раз». Лицо подростка посерьезнело, даже погрустнело.
– Наверное, вчера. Да, точно, вчера.
– Вчера? Во сколько?
– Я из школы возвращался... В начале третьего. Она газеты из своего ящика вынимала.
– Писем ей не было, ты не видел?
– Нет, кажется. Она обычно письма рассматривала, стоя у ящиков. Читала, от кого... Нет, вчера она только газеты вытащила и пошла пешком по лестнице, а я на лифте поехал.
– Пешком? На одиннадцатый?
– Да, – подтвердил парень. – Она часто пешком ходила. Для тренировки.
Дверь сто двадцать четвертой открылась, и на площадку выглянула давешняя пожилая дама. Увидев, что Турецкий разговаривает о чем-то с сыном соседей, она очень неодобрительно хмыкнула и демонстративно застыла в дверном проеме, стараясь не пропустить ни одного слова.
Турецкий понял, что пора откланиваться.
– Слушай, ты толковый парень. Ты не знаешь, Лебедева с кем-нибудь из соседей по дому общалась?
Толковый парень задумался. Соседка покашляла, словно у нее запершило в горле. Ротвейлер переключил внимание на новый живой объект. Турецкий прочел его мысли: «Если эта старая ведьма дернется в нашу сторону, я успею прокусить сонную артерию этому типу в серых штанах и завалю бабку на полпути к нашей двери...»
– Мне кажется, она дружила с актрисой с пятого этажа, – назло старой соседке сообщил подросток. – Там у нас в сто восьмой живет известная актриса, в кино часто снималась. В старом, еще совковом... В лицо знаю, а не помню, как зовут.
– Старая актриса?
– Да, старая. Лет сорок, наверное, – искренне ляпнул подросток.
«Мне в его возрасте тоже все сорокалетние казались старыми сморчками», – подумал Турецкий, бодро сбегая вниз по лестнице на пятый этаж. – Только бы была дома, – подумал он о «старой» актрисе. – Если не окажется, оставлю записку и заеду вечером».
И сам же себе ответил ехидным голосом, что зря надеется – никто из здешних жильцов Разумовского с Лебедевой под ручку конечно же не видел. И вообще все они глухие и слепые. И ничто их не интересует, кроме своего кармана.
Ему повезло. Актриса была дома и даже лично открыла дверь, что значительно облегчило Турецкому идентификацию ее личности. Актриса говорила по мобильному, прижав его щекой к плечу, а свободными руками красила ногти. Турецкому она помахала, как старому знакомому, приглашая войти, и ответила телефонному собеседнику:
– Точно, точно, совершенный идиот... Желтое в крапинку и не очень жесткое. Да, и в сиреневом пойдет... Я его накрываю крышкой...
Турецкий переступил с ноги на ногу. Актриса сделала ему глазами и бровями предложение присесть на мягкий пуфик под вешалкой и даже извинилась: мол, треплются и треплются по телефону, никак их не остановишь, вы уж простите, посидите пока... И все это – без единого слова, одной мимикой.