Больно.Ru - Ничипурук Евгений. Страница 20

Наконец ванная освобождается, и я осторожно, чтобы не поскользнуться сами знаете на чем, пробираюсь к умывальнику, мылю щеки, чтобы впервые за четыре дня подвергнуть их бритью. Тут же в ванную влетает Нат.

– Марк, дорогой, выйди, выйди поскорей, я опаздываю, это вопрос жизни и смерти. Я спешу. Мне нужно принять душ и спешить-бежать…

Если хочешь купаться, купайся, пока я бреюсь, но уходить никуда я не собираюсь. К тому же, что нового на твоем теле я могу увидеть, или ты для продвижения карьеры тайно отращиваешь член?

Натали раздевается, показывает мне средний палец и скрывается под теплой пеленой водных струй.

Что сказать про Нат? Она необычный человек. Пока живет, танцует. На сцене, дома, на улице. Не подумайте, что она как умалишенная дергается в метро или в потоке пешеходов в переходе на Пушкинской. Нет, но вся ее жизнь – это танец, на который так приятно смотреть со стороны. Там все ненастоящее, все игра, но именно это так притягивает к этому маленькому худенькому существу. С каждым днем я отношусь к ней все лучше и лучше. Но это не любовь мужчины к женщине. Это любовь к прекрасному, в которой нет места ревности. Прекрасным должны наслаждаться многие. Настоящую красоту в сейф не спрятать. Я мог бы шагнуть сейчас под водную пелену, прижаться к ее легкому телу, почувствовать себя в ней, ощутить небывалое счастье близости, как это было уже не раз. Но… Я просто провожу лезвием по щекам, чищу зубы и, дождавшись, когда птичка выпорхнет, спеша по своим делам, иду в душ… один.

Димыч уже убежал в обнимку со своим «Никоном», Дэн заперся в комнате и слушает новые пластинки, а Лиз вырезает на кухне из картона странные фигурки для вечернего сейшена. Мы, конечно, не Гоши Гришковцы, но наши домашние пати славятся в определенных кругах. Когда несколько творческих людей собираются вместе, они всегда придумают, как можно неплохо поразвлечься.

– До вечера! – кричу я выходящим из дома Лиз и Дэну, и в слабом движении золотистых волос Лиз читаю «до свиданья».

***

Я никогда раньше не был в настоящих горах, хотя они притягивали меня всегда. Я читал про горы, рассматривал фото белоснежных вершин, проглатывал рассказы Сенкевича про бесстрашных покорителей Эвереста. И когда надо было бежать, я сбежал в горы. На наш Советский Кавказ, в Приэльбрусье. Поезд увез в Минводы. А там такси, и уже через два часа ты оказываешься в Стране Мальборо. Все знают эту страну. Ее придумал лет этак тридцать назад Лео Вернет. Но в России это не так хавается. Нужно было хоть чуть-чуть акклиматизировать эту потрясающую идею, перенести ее на нашу почву. Ведь у нас есть своя Страна Мальборо, страна настоящих мужчин. Это пойма реки Баксан, дорога в Приэльбрусье. Кто видел, тот поймет. Отвесные скалы и быстрая река, блистающие медью на солнце отвесные выступы и зелень весенней травы. Все как на тех картинках, на щитах 3x6, что расставлены по всему миру. Только ковбоев нет, да откуда в России ковбои. Вместо диких мустангов и небритых мужчин в шляпах здесь гордые свободные люди, покоряющие жизнь как самую страшную и непокорную стихию.

Час путешествия по ущелью – и ты попадаешь в другую сказку, туда, где сады цветут на фоне снежных шапок Чегета и Эльбруса. Мир меняется, и ты, вдыхая полной грудью, сбрасываешь с плеч ношу самых невыносимых проблем. Может быть, я здесь первый и последний раз, крутилось в голове. Уж лучше остаться навсегда здесь, чем вернуться и погибнуть там.

Остановился в маленьком частном отеле. Хозяйка предложила голодному с дороги путнику шурпу и шашлык. Я сел за грубый деревянный стол и жадно съел все до последнего кусочка. Выпил стакан глинтвейна и облепиховый чай. А потом, добравшись до своей комнаты, свалился на кровать, погрузившись в глубокий черный сон.

Следующий день я провел на Эльбрусе. Конечно, Воробьевы горы чего-то стоят, но здесь совсем другие ощущения, совсем другая манера катания. Доска не слушается поначалу. Ее надо приручить, подчинить своей воле, как того дикого мустанга. Я выучил, как молитву, названия горных станций «Азау», «Крогозор», «Мир». Поднимался и спускался вновь и вновь, пока, наконец, не остался на горе один. В последний свой спуск я падал не по неумению, а от дикой боли в непривыкших к такой нагрузке ногах. Спускаясь пешком от «Азау» к Чегету, думал, как же здорово, что я сбежал сюда. Это самый потрясающий побег от проблем в жизни, лучше уже не будет.

Уже стемнело, когда я проходил по мосту через бурный Баксан. Чуть в стороне заметил могучую фигуру незнакомого горца. Он стоял и смотрел на быструю воду. Потом повернулся ко мне, и я почувствовал некоторый дискомфорт: горец был высок, плечист, от него исходило что-то недоброе. Он еще постоял в темноте и направился, чуть прихрамывая, в сторону Терскола.

А я пошел спать… Удивительное дело, несмотря на дикую усталость, заснуть не удавалось. Напрасно я считал овец и слонов с закрытыми глазами, вспоминал картинки сегодняшних безумных скоростных спусков. Сон не приходил. Не появился он и после того, как я спустился в гостиную и хорошенько поел. Ночь звала меня куда-то, и противиться было невозможно. В такие моменты нужно слушать, что говорит твое внутреннее Я, и идти, следуя его указаниям. Но мое Я никуда меня, как ни странно, не звало, ему просто не хотелось спать. Поразмыслив, я решил провести время в баре ближайшего большого отеля, выпить пару стаканов глинтвейна, послушать истории бывалых рейдеров.

Так я познакомился с дядей Мишей.

***

– Высоцкий, он здесь жил. Знаешь? – Дядя Миша опрокинул рюмку с водкой в рот и поморщился.

– Да, я видел табличку.

– Табличку… Городские. Туристы. Он здесь жил и песни свои писал, а потом здесь умер…

– Здесь? – Я посмотрел на старого альпиниста с явным недоверием.– По-моему, в Москве.

– По-моему, в Москве… – передразнил дядя Миша.– Он здесь умер, на горе! Когда его гора победила… Ты вот послушай, как бывает. Я здесь с восемьдесят пятого года. Давно. Приехал кататься и не смог уехать. Дочь у меня в Москве… Вот фотку, смотри, прислала.– С помятой карточки улыбалась девушка лет двадцати пяти, каких миллион.– А здесь горы. Они лечат. Нет, не так, слабого они убивают – сильного лечат. Я с восемьдесят пятого тут и проводником, и инструктором. Приходят люди – говорят: «На Эльбрус пошли?» – я отвечаю: «Пошли». Мы с товарищем собираем группу человек из пяти и идем.