Варторн: Воскрешение - Асприн Роберт Линн. Страница 8

Но она узнала старого наставника получше многих и восхищалась им. Как-то Хоннис сказал ей, что грубит попросту из-за нехватки времени. В его возрасте не до светских церемоний, каждый день на счету.

Пролт, студентке четвертой ступени первого ранга здешнего Фебретрийского университета, было двадцать два года. Среднего роста, стройная, с короткими каштановыми волосами, она не задумалась о том, чтобы долгими упражнениями поддерживать хорошую физическую форму. Она была стройной только потому, что мало ела: поглощенная интеллектуальными занятиями, девушка часто забывала поесть.

Она собиралась стать лучшей студенткой, что почти автоматически обеспечивало ей должность в одном из ученых советов при кафедрах. Пролт предпочла бы кафедру исторических наук – в этой области она добилась наибольших успехов. Еще десять зим усердного труда, оттачивания аналитических способностей – и ее, быть может, станут звать «мэтресс Пролт». Сделается ли она тогда такой же прямолинейной и резкой? Будет ли вызывать у людей робость, давить их своим интеллектом? Станет такой, как ее ментор, мэтр Хоннис? Возможно, так и случится.

Два других стола в унылом учебном кабинете занимали студенты низшей ступени, оба ничем не выдающиеся – хотя то, что они засиделись здесь допоздна (время близилось к полуночи), свидетельствовало об усидчивости. Конечно, они не знали, что такое всепоглощающая преданность делу, которая определяла каждый час бодрствования Пролт, но быть может, кто-то из этих двоих продержится на дистанции и дойдет до третьей ступени – минимума, необходимого для получения звания мыслителя. Пролт уже давно достигла этого уровня и устремилась выше.

Оба студентика низко склонились над своими текстами, когда мэтр Хоннис прошел по комнате, а теперь искоса поглядывали на нее со жгучим любопытством. Несомненно, они гадали, какую убийственную задачку подкинул ей этот садистский мешок с костями.

Она сама была немало удивлена. Хоннис уважал ее. Пусть даже это оставалось лишь на уровне комплиментов, но подобное отношение от человека, стоящего столь высоко в университетской иерархии, само по себе немало стоило.

Старый наставник многого ожидал от нее. Не обычного пережевывания известных фактов или тупого повторения чьих-то рассуждений и идей. Хоннис хотел оригинальности, уникальной проницательности. Он постоянно подталкивал ее, подгонял, и на протяжении всех шести лет, проведенных в Фебретри, Пролт с неизменным энтузиазмом отвечала на брошенный ей вызов. Она не была самонадеянной. Самонадеянность была одним из тех качеств, которые мэтр Хоннис с большим удовольствием сокрушал в прах. Она была просто беззаветно предана науке.

Пролт отложила документ, который изучала для самообразования, – отрывок из текста, который считался частью военных заметок Ао’мп Дита, второстепенного полководца прошлого века. Девяносто зим назад он овладел небольшой областью Северного континента и владел ею по меньшей мере до тех пор, пока на его земли не обрушился Пятилетний Мор.

Пролт усомнилась в аутентичности текста, отметив употребление некоторых терминов, не вполне соответствующих данному периоду истории. Однако она еще была не готова уверенно указать на это кому-либо из ученого совета. Университет очень гордился своим собранием древних документов, а особенно тем, что они находились под особой охраной в Архиве. Она должна была бы заручиться разрешением увидеть оригинал текста – а затяжная процедура получения этого допуска всегда ее раздражала. Кое-кто из научных сотрудников сделал себе имя благодаря открытию, новой интерпретации или переводу этих самых документов. Прежде чем поднимать шум по поводу отрывка из Ао’мп Дита, следовало проверить, не проявлял ли ранее к нему законного интереса кто-то из вышестоящих особ.

Девушка расправила лист пергамента, брошенный перед нею на стол. Ровный яркий свет, всегда горевший в учебных кабинетах, позволял хорошо рассмотреть его. Удобства должны были поощрять учащихся пользоваться всеми университетскими возможностями, дабы вести собственные изыскания и исследования, пусть даже и выходящие за пределы учебной программы – отчего ограничение доступа в Архив казалось еще более нелепым и излишним.

Нет на свете ничего столь же скучного, как одаренный студент, в надежде преуспеть не отклоняющийся ни на шаг в сторону от общей, узкой и прямой дороги. Так говаривал мэтр Хоннис, хотя Пролт приходилось слышать высказывания в том же духе и от других преподавателей.

На пергаменте была нарисована карта, очень подробная. Аккуратные надписи в рамочках, сделанные ровными печатными буквами, содержали названия различных местностей. Стрелки, начерченные красными чернилами, указывали на продвижение войск. Это была, несомненно, карта военной операции – одной из тех, что развязал недавно Фельк, самое значительное из лежащих на севере Перешейка городов-государств. Известия об этом распространились повсюду и достигли даже дальнего Юга, не обошли они и Фебретри. Пролт очень хотелось узнать об этом конфликте побольше. Он мог перерасти в полномасштабную войну. Говорили также, будто Фельк использует магию для достижения военного успеха. Это было весьма необычно. И очень любопытно.

Кампания Фелька выглядела совсем непохоже на обычную войну и смотрелась намного интереснее, чем все прежние состязания пешеходов – иначе и нельзя было назвать отдельные вооруженные конфликты между соперничающими государствами Перешейка. Они редко развивались во что-нибудь исторически важное, неизменно оставаясь незначительными стычками, которые ничего или почти ничего не решали. Впрочем, даже агрессия Фелька, быть может, уже окончилась ничем.

Впрочем, принесенная мэтром Хоннисом карта свидетельствовала о другом.

Пролт углубилась в ее изучение, мобилизовав все свои аналитические способности. Вскоре она пришла в то состояние, когда никакие внешние раздражители уже не воспринимаются сознанием. Ее большие карие глаза, не отрываясь, все еще глядели на пергамент, но она уже усвоила всю информацию, содержавшуюся в нем. Теперь она обдумывала увиденное. Однажды, когда она была в таком же медитативном состоянии, кто-то из соучеников уколол ее руку булавкой; она почувствовала это, только закончив работу.

Спустя несколько минут Пролт поспешно покинула кабинет. К этому времени оставался занятым только один стол – студент, сидевший за ним, тихонько похрапывал. Мантия Пролт развевалась от непривычно быстрой ходьбы. Она не просто спешила найти мэтра Хонниса до окончания стражи, как он велел – девушку переполняло желание поделиться тем, что открылось ей.

Это было очень значительное открытие. Может быть, даже великое. По меньшей мере, из числа тех, что могут оценить лишь немногие – и она теперь находилась в их числе. Хоннис, хотя и был старше нее на бесчисленные десятки зим, а вдобавок имел репутацию самого невежливого индивидуума из всех, кого ей доводилось встречать в жизни, все-таки… в каком-то смысле он являлся ее другом.

А кроме того, мэтр Хоннис – ведущий специалист Университета по истории войн. Он непременно оценит ее догадку.

Пролт приехала в маленький городок Фебретри в ранней юности, покинув ради этого родной дом – усадьбу в Драл Блидсте, одном из ближних городов Юга. Ее воспитывали весьма тщательно – во всяком случае, не жалели никаких расходов, поскольку это вполне согласовывалось с положением семьи, извлекавшей немалые доходы из торговли древесиной по всему Югу. Однако никто из родственников Пролт не возражал, когда она заявила о желании заняться академической деятельностью. На самом деле они, казалось, были только рады избавиться от нее. Она была начисто лишена способностей и склонностей к деловой жизни – при том, что других отпрысков и родичей вполне хватало, чтобы заполнить все вакансии в семейном бизнесе.

Ее семейство не видело никакой ценности в знаниях ради знаний как таковых. Пролт вполне могла понять точку зрения родных, поскольку то образование, которое она с таким усердием приобретала, явно не могло бы пригодиться для дальнейшего процветания деревообрабатывающей промышленности, столь любезной ее клану. Да, она это понимала. Но она также с негодованием вспоминала то пренебрежение и невежественное равнодушие, которые пришлось вынести, прежде чем ее отпустили в Фебретри, наилучшее (а по сути единственное) высшее учебное заведение на Перешейке.