Опасный спутник - Нортон Андрэ. Страница 41

— Мы не можем! Я не могу! — выкрикнула она свой протест. Она утратила уверенность, которую демонстрировала передо мной. Возможно, потому что Косгро был в большей мере от этого мира, она видела в нем более серьезного противника.

— Мы можем, и ты можешь, — возразил он. — Или так, или столкнуться с тем, что придет. А оно придет голодным и не отвернет в сторону. А ты хорошо знаешь, Бартаре, что спасаться бегством от таких, когда они голодны, это просто раззадоривать их сильнее. Побежишь — если побежишь, — на свою беду. Здесь нет убежища, кроме того, внизу.

— Но заметус тоже смертелен. — Она ломала руки.

— Не совсем так. Ты ведь отведала заметуса, когда Килда разбила твои чары. Разве он убил тебя?

Она ответила не сразу.

— Но я впала в сновидения. Я не хочу таких снов. Я их не потерплю.

— Заметус прикоснулся к тебе. Но ты можешь укрыться в его тени, не касаясь его. И другие тоже не прикоснутся к тебе.

Не верилось, что ее убедили, но кое-как он уговорил ее. Она сломалась. То, что с ней произошло, не опишешь по-другому: она снова превратилась в маленькую девочку, которой и должна была быть.

Когда он кивнул, она подошла к краю, хотя ясно было, что до смерти боится каждого шага вперед. И я испытала неимоверное облегчение, когда она начала спускаться; за ней последовал Оомарк. Косгро подал мне сигнал. Я покачала головой.

— Я последняя, и я замету этим путь. — Я тряхнула веточкой, думая не только о неведомых угрозах с места гибели червя, но и о бородавчатом существе. Если оно пришло в себя от травмы языка, то, может, следует за нами. А в нем было что-то такое, отчего оно казалось мне еще хуже, чем Шак или Шкарк. Ни за что на свете не хотелось снова с ним встретиться.

— Ладно. — Он неуклюже спускался через край, будто ему трудно было двигаться. Я вспомнила о его ране. Открылась ли она из-за недавнего перенапряжения? Он так и не разрешил мне заняться о ней, а навязывать ему такие услуги против воли я не могла.

Следуя своему обещанию, я останавливалась везде, где только можно было, и мела заметусом. Как и на предыдущей ветке, на этой тоже пока не было следов увядания. Я решила про себя, что когда будем уходить из рощицы, попрошу вторую ветку про запас.

Аромат был сильным. Я набрала полные легкие воздуха, расслабляясь. Развернувшись у подножия скалы лицом к рощице, я увидела, как, немного впереди, Косгро, обхватив рукой каждого ребенка, толкает их дальше, хотя ясно было, что идти под ветками было страшным испытанием для всех них.

Мы шли и шли, пока не вышли на участок открытого пространства, где не было деревьев, а только серебристый туман неба над нами. Там Косгро отпустил детей, и они упали на землю, одеревенелые и безмолвные, будто заключенные в камере страшного зла.

Я подошла к дереву, положила руки на ствол и снова почувствовала ту самую благотворную влагу. Провела влажными ладонями по лицу. И это оживило меня, будто я напилась из ручья. Потом взялась за свой жакет и оторвала от него с края лоскуток. Я приложила его к стволу, пока он не вобрал в себя всю влагу с него. С этим хорошо смоченным кусочком ткани я вернулась к остальным.

Эта жидкость так восстанавливала мои силы, что я не могла не поверить, что она не поможет Косгро. Его голова упала на грудь, так что лица мне не было видно, а обе руки были прижаты к повязке. Я опустилась на колени и как можно нежнее положила руку ему на плечо.

— Ты должен позволить мне заняться твоей раной, — сказала я ему. — Если в нее попадет инфекция, то это катастрофа — не только для тебя, для нас всех.

Он тупо посмотрел на меня, будто не слышал, что я сказала, а если и слышал, то не понял. Я положила влажную ткань поперек ветки, чтобы она не касалась земли, и развела его руки, чтобы развязать его запачканную грязную тряпку. Под ней вдоль его большой выпуклой груди была вздувшаяся красная линия. Я немного знала о ранах и о том, как их лечить, но эта показалась мне серьезной.

Его голова снова поникла, и он не подал никакого знака протеста. Я взяла влажную тряпочку и коснулась ею красного вздутия, стараясь, насколько возможно, не нажимать.

Он вздрогнул и сморщился от боли. Потом его тело напряглось, как у человека, обрекающего себя на необходимую боль. Затем я еще дважды подходила к дереву, чтобы намочить импровизированную губку, возвращаясь и обрабатывая рану. В третий раз я присела на корточки — и была поражена тем, что увидела, и не могла поверить, что мои глаза не обманывают меня. Воспаление заметно уменьшилось. Оказалась, у заметуса много плюсов для тех, кто в состоянии его принять.

В третий раз я намочила ткань, и обмотала ее вокруг него, прикрепив так же, как он сам закрепил предыдущую повязку — булавкой значка, выцветшего, но все еще с различимым изображением, — значка Первого Исследователя. Когда я закончила, он с облегчением вздохнул, его тело расслабилось.

— Это серьезно? — спросил он.

— Серьезно — по крайней мере было. Но роса дерева помогла. Теперь рана не такая воспаленная.

Он осторожно пошевелил мускулами.

— Должно быть, ты права. И болит сейчас намного меньше.

Я пожертвовала еще часть жакета. Это был последний кусочек, который я рискнула от него оторвать. Снова намочила ее у дерева, и направилась к Оомарку.

— Дай-ка я тебя умою. — Он дернулся и увернулся бы. Но Косгро его удержал. И снова я дотронулась очень нежно, зная, как ребенок боится заметуса. Хотя я думала, что он закричит, он молча терпел то, что я с ним делала, дрожа всем телом.

И снова я собрала драгоценную жидкость. Когда я вернулась, Бартаре стояла на ногах, ругаясь с Косгро.

— Не делай этого! — завизжала она, когда я направилась к ней. — Только попробуй, и пожалеешь! Я тогда не смогу найти ваши старые врата — я стану… стану Между, Между! — Ее судорожные крики были столь неистовы, что я остановилась.

— Но тебе ведь нужна вода, Бартаре, а я обнаружила, что эта роса — то же самое, что много воды.

— Только заставь меня это сделать, — кричала она на меня, — и увидишь, что будет. От заметуса фольки забывают. Говорю тебе — я все забуду, а я нужна вам именно потому, что я помню.

Очевидно, она верила в то, что говорит, и я не рискнула проверить, так ли это. Если Бартаре нуждается в воде, ей придется подождать, пока мы снова отправимся в путь и найдем ручей или пруд.

Я сложила намоченную ткань, которую не смогла применить, и засунула ее между поясом и кожей под укоротившимся жакетом.

Косгро отвязал узел от своего ремня — нашу еду. Он протянул узел мне, и я открыла его: намного меньше, чем нам необходимо. Я предложила немного детям. Бартаре отказалась с жестом нескрываемого отвращения. А вот Оомарк, к моему удивлению, согласился на вафлю. Он ел ее маленькими кусочками, которые жевал будто что-то горькое, но все же ел.

Наблюдая за ним, я почувствовала, что во мне зарождаются слабые ростки надежды: может, заметус произвел некоторые перемены. В том, что он сделал шаг назад на правильную дорогу, я не сомневалась.

Порция, которую мы с Косгро поделили между собой, была и вправду очень маленькой. Но почему-то мой организм и не требовал больше. Потом я осмотрела обмотки на ногах. Лоскуты материи стирались и изнашивались очень быстро. Нужно как-то получше защитить ноги. Я в унынии рассматривала, что у меня есть из подручных материалов, когда Косгро спросил:

— Может, попробуешь их? — Он указал на кучу листьев-ленточек, образовавшуюся под ближайшим деревом. Листья были желтыми и увядшими, но когда я подобрала несколько и стала проверять их на прочность, обнаружилось, что они невероятно крепкие. Я сразу же набрала целую охапку.

— Давай я. — Косгро взял кучку листьев, и хотя его пальцы дергались и тряслись, будто ему было больно, стал заплетать и связывать их вместе с мастерством, с которым мои неумелые попытки никогда не сравнялись бы. Я стала подражать ему, и наконец вместе мы изготовили две пары подстилок, всего четыре штуки, толщиной с мой большой палец, и сплели грубые шнуры из волокна листьев.