Опасный спутник - Нортон Андрэ. Страница 9

Так хорошо, слишком хорошо для ребенка, скрывала она свои собственные желания: я была абсолютно убеждена, что ей просто хочется посмотреть на меня в качестве записывающего эксперта за работой. И я блуждала в тумане самодовольства.

Гаска Зобак тоже продолжала плыть в тумане. Но этот туман был, или по крайней мере на тот момент казался, намного более серьезным. Она довольствовалась полусном и ложью. Всякая попытка разбудить ее приводила к возобновлению истерики. После двух таких битв медики сообщили, что они в полном замешательстве. Пока ее не выводили из этого полусна (который уже не был вызван лекарствами), она была вменяемой. Попытка «встряхнуть» ее приводила к такому состоянию, что доктора серьезно опасались за ее рассудок.

В конце концов, врач признал, что ее случай выходил за пределы его компетенции, и что ей требуется лечение на другой планете. Предложение, что первый же корабль, который приземлится здесь и сможет взять нас на борт, повезет нас на Чалокс, было безоговорочно одобрено. Беда была в том, что такой корабль в ближайшее время не ожидался, а приземлялись в изобилии грузовые корабли и звездолеты дальнего следования; а дни между тем шли своим чередом.

Оомарк не скучал с друзьями. И еще, теперь он посещал портовую школу, где хорошо освоился. Мне казалось, он стал более беззаботным и радостным, чем когда-либо. Он проводил на улице больше времени, чем в доме, но я считала совершенно естественным, что в компании мальчиков-сверстников он жил более нормальной и безопасной жизнью, чем под подавляющим контролем Бартаре. А кроме того, дом, в котором ради Гаски нужно было поддерживать тишину, мало подходил для маленького активного мальчика.

Бартаре так сильно возражала против портовой школы, что я взяла ее обучение на себя, зная, что Гаска так и планировала. У нее был подвижный и проницательный ум; такой лучше всего развивать не стандартной системой обучения, как требует общеобразовательная школа, а скорее осторожной навигацией и совместными открытиями.

Как человек, она не стала мне нравиться больше. Никогда не исчезало чувство, что она всего лишь сносила — иногда нетерпеливо — людей вокруг. Но я уважала ее способности. А когда она перестала проявлять склонность к играм или действиям, требующим богатого воображения, мне стало с ней намного проще.

Она не оставила желания найти материал для записи в библиотеку Волька и время от времени возвращалась к этой теме, внося разнообразные предложения. Наконец, может, потому что я уже подустала и даже немного стыдилась постоянно отвечать «нет» на ее активно выдвигаемые идеи, я согласилась потратить немного ленты на посещение Луграана.

Странно, но на Дилане практически не было крупных местных животных, а в одном отчете-обозрении было сделано робкое предположение, что в далекие времена планета была намеренно лишена такой формы жизни. Так что осталось немного мест, к которым всегда направлялись гости планеты. И одним из них было излюбленное место детских пикников — Луграанская долина.

Сами луграанцы ставили в тупик изучающих их ученых. Прежде всего, попытка перевезти одного из существ из долины привела к его смерти, причем даже после детальнейшего исследования при вскрытии тела причину смерти так и не установили. Так что теперь приближаться к ним было запрещено, хотя за их жилищами можно было наблюдать с горных выступов.

Конечно, они уже были занесены на ленты, и я не сомневалась, что в коллекции Волька такие ленты есть. Но на этой планете это были единственные коренные жители, представляющие хоть какой-то интерес, и я могла попытать силы на нескольких таких записях, доставив Бартаре удовольствие, и, не скрою, тем самым поддерживая ее интерес.

Казалось, судьба нам улыбнулась, так как школьная группа Оомарка как раз собиралась посетить Луграан. И к этой загородной прогулке могли, по желанию, присоединиться родители и другие члены семьи. Так что у Бартаре была отличная причина настаивать на экспедиции.

Однако для Оомарка это было совсем не так уж приятно. Когда я заговорила об этом, в нем впервые за все эти дни выглянуло его прежнее «я». С его лица мигом исчезло энергичное оживление, он недовольно выпятил нижнюю губу и бросил сердитый взгляд на сестру.

— Это ты хочешь поехать, — он говорил скорее с ней, чем со мной. Его слова звучали как обвинение.

— Конечно, Килда собирается делать записи…

— Это место не для тебя, — он и не скрывал враждебный настрой. — Не дай ей поехать, — повернулся он ко мне. И напряжение, отразившееся на его лице, не соответствовало ситуации, которая его вызвала. Наверное, он с отчаянием наблюдал, как всей дружбе и свободе, которые он завоевал, угрожает сила, на победу над которой он не мог даже надеяться.

Я не могла не уступить этой просьбе. Если для Оомарка это значило так много, я не буду настаивать. Мы и сами могли поехать в Луграанскую долину. Так я и сказала, и на его лице промелькнуло облегчение, которое сразу же исчезло, когда он взглянул на сестру.

Мой взгляд последовал за его. Тень, что я уловила на ее лице, разбудила покалывания давнишней тревоги. Оомарк кое-как взял себя в руки, будто в этот раз с моей помощью собирался одолеть Бартаре.

— Хочешь поехать один, не с нами? — спросила Бартаре. Она произнесла слова раздельно друг от друга, придавая им больше веса, чем требовалось для такого простого вопроса.

Оомарк покраснел, потом побледнел. Но стоял на своем.

— Ддда…

Бартаре улыбнулась.

— Ну, пусть будет по-твоему.

Оомарк открыл рот от удивления, развернулся и выбежал в сад, как если бы он уже опаздывал в школу и должен был быть там — или где-то подальше от нас — как можно скорее. Бартаре посмотрела на меня, все еще улыбаясь.

— Он передумает — вот увидишь. А ты должна сказать джентльхомо Ларгрейсу, что мы поедем.

— Нет, в другой раз. Если Оомарку хочется побыть с другими мальчиками без нас, пусть.

Она покачала головой.

— Мы ему понадобимся — вот увидишь. Только подожди немного.

Было что-то такое в ее уверенности, из-за чего скорлупа уютности, из которой я не выходила последние несколько дней, дала первую трещину. Шевельнулись глубоко запрятанные воспоминания. Зеркало… Что-то я в нем видела…

Бартаре перестала улыбаться; когда ее взгляд встретился с моим, в нем была тревога.

— А впрочем, это неважно, совсем неважно, — поспешно добавила она. — Пожалуйста, мы ведь собирались в Форрайт, посмотреть на ветряные картины.

И она сделала то, что делала нечасто — взяла меня за руку. Бартаре недолюбливала, когда к ней прикасаются; я запомнила это еще в самом начале нашего знакомства и тщательно соблюдала дистанцию. Действительно, она редко когда намеренно стремилась к физическому контакту.

Мы пошли в выставочный зал Форрайт, и, очевидно, Бартаре была поглощена тем, что там видела. Она играла роль маленькой девочки. Но я продолжала пробуждаться и была настороже, как и раньше, той ночью во дворе. Кем бы Бартаре ни была — а я уже начинала сомневаться, смогу ли узнать, кем, — она не была нормальным ребенком. А теперь, вспоминая ее представление во дворе, я испытывала насущную потребность излить все свои сомнения, предположения и подозрения кому-нибудь вроде Лазка Волька, кто много знал о вселенной и был бы непредубежден.

Парапсихолог — как или, скорее, почему я забыла, что хотела его позвать? И почему комендант так и не перешел к делу со своим предложением? Обладала ли Бартаре каким-то новым, доселе неведомым эсперским даром — заглушать мысли у тех, на кого она хотела повлиять?

Для себя я на один вопрос ответила. Но я не знала, как ей это удается. И пока я не смогу это выяснить, будет намного лучше и дальше играть в маскарад, оставаться беззаботным спутником, который ей и нужен был.

И еще, теперь я не сомневалась, что если бы ей позарез хотелось поехать в Луграанскую долину, Оомарк не смог бы ей противостоять. Но я с большим пониманием относилась к его желанию держаться подальше от сестры. Возможно, ранее он никогда не был свободен от ее контроля, пока обстоятельства здесь, на Дилане, не сделали это возможным.