Тройка мечей - Нортон Андрэ. Страница 5

Я посмотрел на его голову, украшенную гребнем, и заговорил, хотя знал, что слова, звучащие даже на древнем языке моей расы, лишены для него всякого смысла. Передавать информацию из мозга в мозг, минуя язык, умеют только народы Зелёного Безмолвия, и адресуется это тем, кто, как и они, часть Светлых сил и противостоят Тьме.

Внезапно Тсали перестал перебирать свои бусины на запястье и достал из мешочка на поясе, который был единственным элементом одежды на его радужно раскрашенном теле, плоский гладкий камень размером с мою ладонь. На нём виднелись вырезанные строчки рун. Буквы первой строчки были заполнены золотой краской, второй — красной, третьей и последней — зловещей чёрной.

Мне и прежде доводилось видеть такие плитки. Они служили для предсказаний, ими пользовались Мудрые Женщины, у которых недоставало Силы, чтобы стать истинными Колдуньями. Однако, когда Тсали поднёс плитку к моим глазам, стало ясно, что эти руны чем-то отличаются от виденных ранее мною.

Держа камень с письменами в одной руке, мужчина-Ящерица другой взял меня за запястье, прежде чем я понял, что он собирается делать. Своей рукой он поднимал мою до тех пор, пока пальцы не ощутили гладкую поверхность камня и не почувствовали неровности глубоко врезанных знаков. Странно, но камень был не холодным, как я ожидал, а тёплым, будто находился неподалёку от огня.

Под пальцами символы стали гораздо чётче и как бы засветились. Первая строчка — золотым, вторая — красным, и наконец, третья — чёрным. Правда, от последнего ряда мои пальцы сами собой отдёрнулись, потому что я знал, хотя и не соприкасался близко с Силой, что чёрные письмена могут оказаться знаками дурных предзнаменований и отчаяния.

Тсали наблюдал, как под моими пальцами руны возрождаются к жизни и снова гаснут, и в его Чешуйчатом теле ощущалось растущее напряжение. Мне почудилось, что он удивился, когда я оказался не в состоянии прочесть то, что оживало под моими пальцами, а он — мог. Когда я наконец коснулся последнего символа, он взял у меня из рук плитку и положил обратно в мешочек.

Мне показалось, что он сейчас встанет и уйдёт, но он лишь подался вперёд и устремил на меня настойчивый взгляд, как будто требовал какого-то ответа. Медленно, очень медленно в моём мозгу что-то слабо зашевелилось. Вначале меня даже отшатнуло от него. Я был изумлён и никак не мог поверить, что это более, чем игра моего воображения.

Это не было полноценным общением на уровне сознания, я был начисто лишён такой способности. Однако заданный мне вопрос определённого смысла я смог ощутить. Вопрос этот имел какое-то отношение к отдалённому прошлому.

Но к чему это? В моём прошлом не было ничего примечательного, что заставило бы Тсали так глубоко проникать в мой мозг. В Доме Хорвана я считал себя наименее значительным лицом. Я даже не был чистокровным Древним. Или…

Кем же я был на самом деле? На миг мне показалось, что я вернулся обратно в свой сон, сон, в котором я шёл прямо к смерти, чтобы сохранить что-то важное, гораздо более ценное, чем собственная жизнь, хотя оно и не принадлежало мне. Оказывается, даже наяву я в подробностях помнил, как поднимался к жерлу вулкана и как бросил в кипящую магму меч, который был словно частицей меня самого.

Но то был лишь сон, всё в нём происходило не здесь и не сейчас, не я был тем чужестранцем, смертельно раненым в неизвестной мне битве. А я — это я, Йонан, полукровка, слабак…

Я — и он! Оба! Оба во мне!..

Теперь я знал это, но каким образом — объяснить не мог. Мне доводилось слышать утверждения некоторых чудаков, что кроме Великих, способных прожить много жизней, были и другие, обычные люди, которые после смерти снова возвращались в эту жизнь, рождённые заново, если не выполнили какую-то миссию, возложенную на них свыше. Таким образом, им снова предоставлялась возможность завершить свою миссию.

Был ли я таким человеком? Был ли мой сон вещим или просто игрой воображения? Никто не мог ни доказать, ни опровергнуть это. Однако та моя дорога к смерти стала для меня настолько реальной, как будто я действительно совсем недавно — вчера или позавчера, — спотыкаясь, шёл этим путём.

Теперь я знал, что должен выяснить для самого себя. Но чтобы сделать это, остаётся только одно: я должен вернуться на скалы, где нас застигла гроза, отыскать расщелину и извлечь из камня то, что в нём заключено. Если бы я увидел ЭТО ещё раз, ещё раз взял в руку, тогда, пожалуй, то знание, которое было моим и которому предначертано снова стать моим, могло бы возвратиться ко мне.

Тсали издал тихое шипение. Что бы оно ни означало, я стряхнул охватившее меня оцепенение. Тсали всё ещё глядел на меня, но уже не так пристально и требовательно. Голова его, украшенная гребнем, несколько раз дёрнулась сверху вниз — он кивал мне, тем мыслям, которые прочёл в моём мозгу и одобрил.

Я заговорил, хотя и не был уверен, что издаваемые мною звуки понятны его слуховому аппарату, устроенному совершенно иначе, чем у нас:

— Туда! Я должен вернуться в скалы!

Казалось, он понял, потому что с важным видом кивнул ещё раз. Этот кивок являлся как бы разрешением поступить так, как я задумал.

Теперь я нетерпеливо ждал, когда снова смогу ходить, и надоедал Крите просьбами избавить меня от тяжёлого глиняного комка. Надоедал до тех пор, пока она не разбила его и не освободила мою ногу. Боли я не испытывал. От опухоли не осталось и следа, а когда я встал, то почувствовал себя совершенно нормально.

Тем не менее, чтобы выполнить задуманное, мне необходимо было время, а улучить его оказалось очень не просто. Я не мог оставить лагерь, не имел права уклониться от ежедневных обязательных упражнений с оружием — ведь из всех этих поверок, ходьбы строем, тренировок и состояла жизнь нашего маленького гарнизона. Не мог я и отпроситься у Лорда Хорвана — не знаю, почему, но во мне появилась твёрдая убеждённость, что я никому, кроме Тсали, не должен рассказывать о своей находке. Но вот после трёх дней нетерпеливого ожидания мне всё же удалось ускользнуть. Предстояло ещё раз взобраться на те скалы. Прежде чем я достиг первых уступов, откуда-то появился мужчина-Ящерица, мелькая среди скал с проворством, на какое не способен ни один человек.

То, что ко мне присоединился Тсали, порадовало меня. Той ночью я не заметил надёжных ориентиров и теперь стоял в растерянности: я не знал даже, в каком направлении начать поиск расщелины, в которую так неожиданно свалился. Тсали догадался о моём затруднении и ясно дал понять, что поведёт меня.

В этот день не было облаков, и суровые вершины гор, окружавших Долину, были хорошо видны. Горы оказались изрезаны множеством расщелин, и все они походили друг на друга как две капли воды. Но Тсали сразу взял нужное направление и уверенно повёл меня за собой.

Очень скоро я оказался перед знакомой расщелиной. На поясе у меня висели в мешочке небольшой молоток, который я тайком взял в кузнице, и острое зубило. С их помощью я надеялся вырубить из скальной породы заключённое в ней ЭТО, хотя и не был уверен, сможет ли металл одолеть камень скалы.

Я влез в расщелину и пробрался до знакомого каменного козырька, под которым пытался укрыться от ливня. Где-то здесь… Тсали улёгся брюхом прямо на камне с краю расщелины и спокойно наблюдал за мной, а я никак не мог найти то, что искал, потому что по цвету ЭТО никак не отличалось от заключавшей его породы.

Мне помогло то, что оно чуть высовывалось из каменной стенки, и я нашёл его на ощупь. Да, ЭТО действительно имело форму кристалла, но серого, непрозрачного, не отличимого от любого выступа рядом. Каким же образом тусклый свет камня-фонаря заставил его так сверкнуть? Я тронул ЭТО пальцем. Да, оно чуть заметно шевельнулось. Присмотревшись, я обнаружил едва заметную границу, отделявшую находку от породы.

Я пустил в ход зубило и молоток, с величайшей осторожностью отбивая от скалы мелкие осколки вокруг кристалла.

Работа поглотила меня целиком. Я не замечал, как палит солнце, превращая расщелину в раскалённую сковородку. Пришлось сбросить сперва кольчужную рубашку, затем жилет из многослойной кожи. Спину жгли солнечные лучи, но я ничего не чувствовал. Руки мои начали дрожать, я прервал работу и привалился к стенке расщелины, внезапно испугавшись, что неосторожным движением могу повредить ЭТО. Сверху послышалось шипение. Я поднял голову. Тсали спускал мне выдолбленную тыкву, некое подобие фляжки.