Губы Мика Джаггера - Новаковский Доман. Страница 6

АННА (слегка обеспокоенно). Янек…

ЯН. Прыг – и будь, что будет!

АННА. Янек, что ты собираешься сделать?

ЯН. Думаешь, не решусь?

АННА. Перестань!

ЯН. Может, считаешь, я постарел!

АННА. Янек, нет!

ЯН. Там, внизу, есть трава?

АННА. Янек! Слезай, слышишь?! Ты не прыгнешь, понятно?!

ЯН. Прыгну!

АННА. Нет!

ЯН. Да! А может, ты и права, может, я полечу? Время совершило свой круг, история закончилась! Да! Я полечу! Внимание, три, четы…

АННА. Янек, нет!!! (Замечает внизу МАРЕКА.) Марек!

МАРЕК смотрит на ЯНА с презрительной усмешкой, зная, что ЯН паясничает.

ЯН. Внимание, внимание! Три, четы…

АННА. Нет!!!

ЯН. Внимание!

АННА. Да черт с тобой, можешь прыгать ко всем чертям!!!

ЯН (после паузы, слезая с подоконника). Значит, хочешь от меня избавиться, да? Скажи… Почему ты вышла за этого кретина? А? Ты на меня смотри!

АННА. Не смей так о нем говорить!

ЯН. А что? Он вернется в полночь и укусит? Говорят, трупы иногда возвращаются, да? Нет, ты в глаза, в глаза смотри! Он имел больше, чем я, правда? Для тебя? А я мог тебе дать только весь мир, свободу, любовь, человечность, правду, дружбу и все такое… Всего себя, а он…

АННА. Ты это каждой предлагал!

ЯН. Сама прекрасно знаешь, что не каждой! Еще тогда, прежде чем я выскочил через это проклятое окно… Все тогда было возможно, все! И что? Гэдээровские этажерочки, гэдээровская машина из пластика и гэдээровский пластиковый муж. Все из страны на букву «Г». Из страны – фантома! Ну! И вот теперь я стою перед тобой, побежденный Восточной Германией! Ты сделала прекрасный выбор!

АННА. Перестань, прошу тебя, перестань!

ЯН. Ты нами торговала, понятно? Продала нас обоих, все продала, что было в нас хорошего, все! За пластик! За эрзац! Ну, скажи? Что такое «Трабант», черт бы его побрал, если не подделка автомобиля? Так оно и пошло, согласись? А теперь уже идет само по себе! Соя вместо отбивной, огурец вместо сала… Даже на стенах какой-то пластик, который выглядит как дерево! И «Трабант» вместо автомобиля… Разве не так? (АННА плачет.) Да знаю, знаю, теперь уже есть «Фольксваген-Гольф», правда?

МАРЕК (снизу). Это не «гольф», папа, это «сеат». Он только выглядит как гольф.

ЯН. И еще – эрзац-муж, разве нет? Маленькое, пластиковое псевдосчастье, побрякушка вместо чистого золота. И как тебе сейчас со всем этим? Наверное, уже хорошо, да? Боли уже нет, ты отходишь. Отдаляешься! Ничто не блеснет в уголке глаза, ничто! Маленький, заводной «Трабантик»! Как это – прожить столько лет в фальши? В обмане? Ну, как? How does it feel?

АННА (плачет). Ты подлец, знай! Подлая свинья! Ты зачем приехал? За вот этим? Всегда, всегда ты все портил, всегда! Только ты был важнее всего, только ты! А я, дура… Как сегодня тебя увидела, то подумала, что ты…

Пауза. Внезапно ЯН нежно прижимает АННУ к себе, АННА всхлипывает в его рукав.

ЯН. Что – я?

АННА. Что ты – ничего. Погоди. (Утирает слезы, достает откуда-то губную гармошку.) Узнаешь?

ЯН (берет гармошку). Не может быть!

АННА. Все, что мне после тебя осталось!

ЯН. Не может быть!

АННА. Никто на ней с тех пор не играл. Никто не умел.

ЯН. И ты тридцать лет хранила мою гармошку?!

АННА. Все твое достояние. Тогдашнее. Теперь есть еще мотоцикл.

ЯН. Это же чудо! Ведь это живое доказательство… сам не знаю чего, Аня!!! Анулька! (Хватает ее в объятия.) Обожаю тебя!

ЯН целует удивленную АННУ, затем с озорным огоньком в глазах смотрит на окно, заметно, что он принимает решение, внезапно с радостным возгласом выскакивает из окна. АННА смотрит обескураженная, счастливая и перепуганная одновременно. Ждет – разбился или еще жив. Наконец, после паузы, слышит:

(Голос ЯНА снизу.) Ну, Анулька, что скажешь? Иди скорее сюда, я кое-что придумал, идешь?

Комнатка в мезонине погружается в темноту. Освещается центральная часть сцены. У костра – КАСЯ и БАРТЕК. КАСЯ допивает напиток из своего стакана. Звучит шлягер Роллингов.

БАРТЕК. Тогда, знаешь что? Один танец! Разве мы не заслужили? Всего один танец!

КАСЯ. Ладно. Только без прикосновений? Не будешь меня трогать? Обещаешь?

БАРТЕК. Нет, нет… Разве я похож на таких, кто трогает?

Оба улыбаются. Начинают танцевать. Подходят АННА, ЯН и МАРЕК.

ЯН. О, смотрите! Подружились! И наш друг Мик… Так что все дома!

ЯН начинает подыграть Роллингам на губной гармошке. МАРЕК внезапно подбегает к мотоциклу, хватает флаг и прыгает с ним через костер.

АННА. Юххееей!!!

МАРЕК. Бартек, теперь ты! С поворотом на триста шестьдесят!

БАРТЕК. Внимание, фигура «Инди»! (Прыгает.) Freestyle is cool!

МАРЕК. В честь милых дам! (Прыгает.)

ЯН (встает, прыгает). За свободу!

МАРЕК (пародируя). За баксы! И за эрзацы! (Прыгает.)

БАРТЕК (к КАСЕ). А теперь ты! За свою Мадонну, ну же!

КАСЯ готова обидеться, но вдруг улыбнувшись, разбегается, прыгает.

ЯН. Долой Гомулку! (Прыгает.)

БАРТЕК. Прыжок Терье Хаконсена, триста шестьдесят! (Прыгает.)

ЯН. Здорово, да? Разве есть что-нибудь лучше, чем игра с огнем? Почему не прыгаешь? Ну, смелей! За несбывшуюся любовь, вперед! (Хватает АННУ за руку.) Долой коммунистов и эрзацы, внимание, вперед!

АННА, МАРЕК, БАРТЕК и КАСЯ прыгают через костер.

ДЕЙСТВИЕ III

Декорация та же, что и в предыдущих действиях. ЯН, МАРЕК, АННА, БАРТЕК, КАСЯ сидят возле костра.

АННА. А что случилось, почему во второй раз вы не поехали вместе?

ЯН. На Роллингов? Он взбесился. Позарился на легкий кусок хлеба.

МАРЕК. Мне уже было двадцать шесть, вечный студент, без гроша в кармане… А что дальше?

ЯН. Ну и взбунтовался, сопляк! Банк, квартира, машина… Насмотрелся на Джеймса Дина… Бунтарь наоборот!

МАРЕК. Скорее – «Полуночный ковбой». Да ты, Аня, сама подумай, – ну сколько можно жить в патриархальной семье, под присмотром папочки? И все по приказу: будь свободным, будь собой, кури травку, пей водку, любовью занимайся по кустам! Сколько можно? И одна и та же песня, без перерыва, с утра до ночи: make love, make love, плюй на авторитеты, плюй на деньги, на карьеру, цени свободу, самобытность, ду-ду-ду… А я слушал… Ходил в каких-то свитерах… Даже ребенка сделал своей девушке! В семнадцать лет! Только для того, чтобы доказать, что я хороший, прекрасно воспитанный сын!

БАРТЕК (ужасно уставший от обсуждаемой темы, к КАСЕ). Не могу больше! Меня от них сейчас стошнит! (Берет КАСЮ за руку, они потихоньку встают и незаметно уходят.)

ЯН. Ты не подумай, что я его не понимаю. Каждый ребенок в конце концов вырастает и, к сожалению, уходит из-под отцовского крыла… Оставляет родительский мотоцикл с коляской, идет в большой мир, и это нормально. Правда, я был готов лопнуть от злости, что пошел он как раз то ли на какую-то биржу, то ли в банк… Но ведь человек всю жизнь учится терпимости, разве нет? Отцы должны стремиться понять собственных детей…

МАРЕК. Ах, брось – ты со своей терпимостью…

АННА (к МАРЕКУ). И ты так легко освободился? Думаю, это было не так просто.

ЯН. Почему ты так думаешь?

АННА. Ну, кое-что об этом знаю! Тобой очень легко увлечься, Янек. Это – как внезапное безумие, как болезнь, как ночное пьянство. Вот только хорошо бы при этом не пробуждаться… (ЯН сидит печальный.) Янек? Тебя что-то мучает?

ЯН (тяжело вздохнув). Не знаю. Пойду пройдусь. (Встает.)

Центральная часть сцены затемняется – освещается комнатка КАСИ. КАСЯ и БАРТЕК.

БАРТЕК. Странная ты девчонка… Ты, правда, свалила с паломничества?

КАСЯ. Только отстала, завтра догоню… Я каждый год хожу.