Смеющаяся богиня - Нэпьер Сьюзен. Страница 8

Смерть судьи, хотя и не внезапная, учитывая состояние его здоровья, оказалась для Ванессы ударом; во время похорон она словно оцепенела и с невольной враждебностью воспринимала любой намек на то, что придется покинуть прибежище, которое она постаралась создать для себя в Уайтфилде. Она отключалась при одном лишь упоминании о высокомерном молодом узурпаторе, который, как ей казалось, слишком торопился вступить во владение наследством, хотя ни разу не посетил своего благодетеля, пока тот был жив, и не приехал даже на похороны.

Когда Бенедикт Сэвидж спустя неделю наконец появился, то оказалось, что он совершенно не похож на покойного судью – ни внешне, ни по характеру, и это Ванессе тоже очень не понравилось.

Тот факт, что враждебность их оказалась обоюдной, стал вполне естественным следствием ее заранее составленного о нем мнения. Она не хотела искать тому никаких объяснений. К неприязни мужчин ей было не привыкать, и она умела с этим справляться. А интерес мужчин ее беспокоил, делал неловкой, безвольной и – что хуже всего – ужасно беззащитной.

– Я помню, он что-то говорил о завещании, – медленно произнесла она. – Что никакого финансового обеспечения для меня там нет, но я его и не ожидала, ведь я не член семьи и проработала у него всего два года. Я точно не помню, что говорил адвокат, так как устала и не очень внимательно слушала. Как вы знаете, мне одной пришлось заниматься приготовлениями к похоронам. Вы появились, когда все закончилось. – В ее голосе прозвучал налет недовольства, как отголосок той враждебности трехлетней давности.

– Я не собираюсь извиняться, – ровным голосом заметил Бенедикт. – Мы с Джорджем Ситоном очень дальние родственники по материнской линии. Он наверняка не знал о моем существовании. Я-то точно не знал о нем. Он оставил дом не мне лично, а ближайшему родственнику мужского пола. Не стоит говорить, что мою мать не очень обрадовало, что она всего лишь ничего не значащая веточка на фамильном дереве.

Ванесса этого не знала. Теперь его поведение представилось ей в другом свете. Родителей своего хозяина она видела лишь раз – во время их кратковременного визита в Уайтфилд – и нашла их еще более холодными, лицемерными и самовлюбленными, чем их сынок. Она представила себе, как оскорбление застыло красивое, с правильными чертами в духе викторианской эпохи лицо Денизы Сэвидж, когда она получила доказательство своей незначительности в мире мужчин.

Ванесса слегка улыбнулась.

– Судья был ужасным старым шовинистом. – согласилась она, но в ее тоне прозвучало не осуждение, а, скорее, теплота.

– И тем не менее он нанял в качестве дворецкого девушку, которой едва минуло двадцать?

Впервые за весь их разговор Ванесса не замкнулась оттого, что они коснулись щекотливой темы.

– Я просто оказалась в нужном месте в нужное время. Его дворецкий умер, прослужив около пятидесяти лет. Я и не представляла, что судья сможет вынести кого-то другого на этом месте. Полагаю, что я вызывала у него рыцарские чувства…

– Почему вы так считаете?

Ее рот чуть скривился.

– Он пожалел меня… – Она почти забыла, с кем говорит, но настороженность его взгляда за стеклами очков напомнила ей об этом. – Я тогда оказалась без работы, – вежливо объяснила она.

– Что ж, он постарался, чтобы вы не потеряли ее, – заметил Бенедикт. – В условие моего наследования входит пункт о том, что я сохраняю на службе настоящего дворецкого не менее пяти лет, считая с даты официального утверждения завещания, если только оный дворецкий по своему желанию не откажется от должности.

От изумления Ванесса даже рот раскрыла. Затем ее затрясло от гнева и она сердито сказала:

– Но в первый же день вы угрожали отделаться от меня, потому что я женщина!

– Не правда. Я просто высказал предположение, что вам работать у меня будет не так приятно, как у судьи, и что для вас лучше подошло бы другое место. Мне кажется, я сказал «для такой юной девушки»…

– Вы ничего не предполагали, а специально оскорбили меня, – с горечью вспомнила Ванесса. – Вы намекали на то, что поскольку я женщина, то не смогу выполнять эту работу и что я получила ее только потому, что каким-то образом дряхлый старик попал под мое влияние. Судья не был дряхлым, и вам это известно. Адвокат предельно ясно выразился относительно законности его завещания. Вы попытались заставить меня бросить эту работу! Что ж, я рада, что отказалась это сделать! – вспылила Ванесса.

Ни за что на свете она не скажет ему, что ее удержала тогда трусость, а вовсе не желание доказать его не правоту. Даже его обидные заявления не смогли выгнать ее из надежной норки, которую она для себя обжила. Она была необходима Уайтфилду, а Уайтфилд – ей. Здесь ее знали лишь по имени и должности, а ее прошлое никого не интересовало.

– К тому же я не была такой уж «юной девушкой», – сердито закончила она, решив не уступать ему ни в чем. – Мне было двадцать лет, а я всегда выглядела старше своего возраста.

Это было ее погибелью – спокойный, независимый вид в сочетании с фигурой, которая, подобно Эвересту, бросала вызов мужчинам просто потому, что выглядела величественно. Такая потрясающая и непокоренная вершина просто притягивала их…

– Вы показались мне девочкой – крупной, нескладной, медлительной, с угрюмым взглядом. Вы смотрели на меня сверху вниз, словно на низшее существо. Неудивительно, что я был не в восторге от такого довеска к наследству!

Она сразу увидела себя толстой и неуклюжей, с выпирающими локтями и коленями – такой она ощущала себя, когда была подростком-переростком. Давно уже никто не напоминал ей об этом, и услышать сейчас такое было очень неприятно. Сама того не подозревая, она посмотрела на Сэвиджа так же мрачно, как тогда.

– Когда человек таких габаритов, как я, он не может порхать, словно колибри, – сквозь зубы процедила Ванесса. – Если я хожу с осторожностью, то потому, что должна рассчитывать свои движения, а для других женщин это не проблема. Сомневаюсь, что вам понравится, если я стану спотыкаться об антиквариат. Я вовсе не медлительна и никогда таковой не была. Быстрота – это еще не показатель работоспособности, как вам известно. С точки зрения хронометража движений мой способ намного эффективнее, чем если бы я суетилась, изображая бешеную активность.

Если он и узнал свою излюбленную фразу, которую ему повторили, то виду не показал. Наоборот, страстность, с которой это было произнесено, рассмешила Бенедикта. Она попыталась обойти его стороной, но он встал у нее на пути и сделал шаг навстречу.

– Это я вскоре понял. А как вы думаете, почему я больше не пытался отделаться от вас? Вы вроде бы и не лезли из кожи вон, и тем не менее в доме все шло как по маслу… – Он не говорил бы так, доведись ему увидеть, как сегодня утром она летала по лестницам! – Если бы вы не были в высшей степени одаренной, я никогда не поручил бы вам наблюдение за реставрационными работами. И вы ни разу не подвели меня. Так что сейчас у меня уже сложилось о вас кое-какое впечатление.

– Спасибо, но я могла бы без этого обойтись, – едко ответила Ванесса и подумала, что он не стал бы ей так доверять, если бы узнал правду о ней. Не только о прошлой ночи, но всю ту отвратительную историю, из-за которой она с позором покинула Англию. Интересно, какова была бы его реакция, расскажи она ему сейчас об этом? Вероятно, шок, ужас, отвращение. Все это она уже получила сполна, причем от людей не столь разборчивых, как Бенедикт Сэвидж, и к тому же считавшихся ее друзьями.

– Я подумал, что пора поговорить начистоту, чтобы не казалось, будто я вмешиваюсь в чужие дела.

– В чужие дела? – Ванесса вышла из себя. – Это просто нелепо. Дом ваш, и то, что в нем происходит, не может быть для вас чужим:

Он мрачно улыбнулся, и у него дернулась щека.

– Разве? – Едва уловимая ирония в его голосе сменилась знакомой жесткостью. – Но на самом деле это не мой дом. Меня можно назвать настоящим бездомным, если считать домом то место, к которому человек привязан из-за сентиментальных соображений и постоянно там обитает. За последние пять лет я не помню, чтобы провел более месяца по одному и тому же адресу.