Снежная смерть - Обер Брижит. Страница 3

Приятно потрескивает пламя. Я чувствую легкую усталость. Вечер пролетел незаметно. Настало время для мышечной гимнастики, а потом Иветт затеяла игру в «Цифры и буквы». Я играю в блокноте. Иветт всегда выигрывает. Задаюсь вопросом, на что похож мой почерк, вернее, мой новый почерк, ведь мне пришлось заново учиться писать левой рукой, не имея возможности следить за собственными успехами. Бесконечные часы упражнений. Вначале Иветт, казалось, недоумевала. Но в один прекрасный вечер она воскликнула: «О, у вас получается! Я могу это прочитать! Вы хотите есть? Ну, ничего, еще не время».

Я улыбаюсь. Мне хорошо.

Наконец, после успешной проверки вкусовых качеств, мы поужинали тем самым бифштексом с отварной картошкой и вполне приемлемым вином. Иветт моет посуду. Звонит телефон. Поскольку я сижу возле столика, мне удается нащупать трубку.

— Ангел мой…

Тони! Радость охватывает меня, но тут же проходит: это не его голос. Зто тот же самый слащавый голосок, который я уже слышала сегодня днем.

— Ангел мой, ты его попробовала? Он был вкусный? Нежный, сочный? Такой же, как твое сердце?

— Кто это? — спрашивает Иветт.

— До скорого.

Он повесил трубку. Я корчу гримасу в сторону Иветт, чтобы показать, что не знаю, с кем разговаривала.

— Наверное, ошиблись, — успокаивает она меня. — Ну, пойду, приготовлю постель.

Пришлось специально оборудовать комнату, чтобы я могла существовать там без проблем. Кровать, противопролежневые подушки, ванна, перекладина, чтобы я могла подтягиваться и садиться… Настоящий дворец для инвалида.

Но кто это может быть? Ясно, что это не мясник, не славный толстяк с зычным голосом. Можно ли считать простым совпадением, что несколько дней назад я получила истеричное послание, подписанное «Д. Вор», в котором слово «ангел» казалось скорее оскорблением, что сегодня мне подарили кусок мяса, а потом позвонили и назвали «ангел мой»? Какова вероятность подобного совпадения? А если это не совпадение, значит, господин Вор идет по моим следам. Значит, он знаком со мной. Он знал, что я собираюсь здесь отдыхать. Он следит за мной.

И он страстным голосом называет меня «ангел мой». После несчастного случая люди постоянно говорят, что любят меня. Можно подумать, что, когда я могла нормально двигаться и выражать свои мысли, я наводила на них ужас.

Не нравится мне этот телефонный звонок, но что поделать?

2

После завтрака Иветт вывозит меня на главную улицу, где приступает к процессу закупок. Я чувствую себя императрицей, принимающей парад гвардии. Мы быстренько добираемся до мясной лавки, и Иветт припарковывает меня перед витриной. Ясно представляю себе, как я выгляжу между бычьей и кабаньей головами. Детишки с громкими криками играют в снежки. Это мило, но весьма опасно, и я боюсь… Бац! Так и есть, мне залепили снежком в физиономию. Маленькие бандиты убегают. Струйки талого снега стекают по моим щекам, по подбородку, я утираюсь здоровой рукой.

— Это не он! — восклицает Иветт, берясь за кресло. — Он понятия не имеет о том куске мяса. Ой, говорила я вам, не стоило его есть! Все эти гепатиты, бешеные коровы…

Перед моим мысленным взором возникает образ Иветт, совершающей дикие прыжки и издающей нестройное мычание.

— Что вы смеетесь? О, это вчерашняя дама, помните? Та, что из дома для инвалидов…

— Здравствуйте, дорогая мадам Ольцински, здравствуйте, мадемуазель Андриоли! — раздается высокий голос. — Надеюсь, вы окажете нам честь и выпьете с нами чаю сегодня вечером. В пять часов, хорошо? Рассчитываю на вас. Нам это доставит такое удовольствие.

Иветт ждет распоряжений. Я прячу улыбку и царапаю в блокноте: «Охотно».

— О, так вы можете писать, это же прекрасно! Тогда ровно в пять, договорились? Вас встретят возле бюро обслуживания туристов. До свидания!

Иветт бормочет что-то насчет людской бесцеремонности и довозит меня до маленького магазинчика. Там она застрянет минимум на четверть часа, у меня есть время насладиться солнышком.

Слева от меня тяжелое дыхание, шершавый язык лижет мои руки.

— Тентен, стоять! Он еще молодой, понимаете… Его нельзя брать в магазин, вам не помешает, если я его тут оставлю? — спрашивает очень нежный женский голос.

Молчание. Я ищу ручку, упавшую мне на колени. Женщина догадывается.

— Ой, простите меня, я не видела, что… ну, я хочу сказать… Ничего, я привяжу его к загородке. Это Лабрадор, — добавляет она, — черный.

Почему в ее голосе столько грусти?

Я поднимаю руку, нащупываю густую шерсть, влажный нос.

Женщина отходит, ее шаги скрипят на свежем снегу. Собака кладет морду мне на колени и протяжно вздыхает. Да, старина, такова жизнь! Надо ждать на улице и быть паинькой. Я почесываю ему голову, он лижет мою руку. Вдруг мне захотелось иметь собаку. И кошку. И попугая, который мог бы со мной разговаривать. Надо будет «сказать» об этом Иветт.

Ох, я уже больше не чувствую солнца. Собака напряглась и тихо рычит. Ну, мне только этого не хватало. Единственный лабрадор-пожиратель калек на всем курорте. Я медленно отвожу руку, он успокаивается. Снова ощущаю солнечное тепло на коже. Может быть, у этого зверя аллергия на облака? Я опасаюсь снова прикоснуться к нему, но он настойчиво втискивает морду мне в ладонь.

Совсем рядом раздается голос пожилого мужчины:

— Мир сошел с ума, говорю вам.

— Вроде бы она была членом какой-то секты, — отвечает другой мужской голос, немного дрожащий.

— И думаете, поэтому ее и распяли? Сатанистское жертвоприношение?

— Да это точно наркоманы! Они же не отдают себе отчета в том, что делают.

Пожилые люди удаляются, продолжая разговор. Я погружаю пальцы в мех Лабрадора, я твердо решила, что не позволю портить себе настроение всякими ужасами.

— Я уж думала, что застряла там навсегда! Что вы тут делаете с собакой?

В тот же момент вступает и грустный голос:

— Спасибо вам! Надеюсь, я не очень задержалась. Пошли, Тентен, мы уходим. Всего вам доброго.

Собака издает радостное «гав» и удаляется. Иветт наклоняется ко мне и шепчет:

— Это одна из девушек, что работают в дискотеке, блондинка с волосами до пояса и в мини-юбке. Это зимой-то! Я уж вам не рассказываю, на кого она похожа! Прошлой ночью в Антрево совершено убийство, — продолжает она возбужденно. — Я купила газету, сейчас присядем где-нибудь.

Антрево — это небольшой городок неподалеку отсюда, тихое местечко, где сообщение об убийстве еще много дней будет на первой полосе местной газеты. Я вспоминаю услышанный разговор двух старичков и готовлюсь к худшему.

Мы останавливаемся у основания подъемников, я сижу в своем кресле, Иветт присела на цементный барьер. Шелест разворачиваемой газеты.

— Это на первой странице: «Тело распятой молодой женщины найдено в заброшенном доме. Жертва, личность которой пока не установлена», — наверняка бомжиха, — «была распята», распята, вы представляете! «на листе фанеры толщиной двадцать пять миллиметров с помощью семидесятимиллиметровых шурупов»… наверное, он использовал дрель с отверткой, их сейчас как раз рекламируют… «По предварительным данным, смерть наступила два или три дня назад и была вызвана тем, что жертву насильно напоили жавелевой водой». Нет, что за ужас! Как такое возможно? И тут, совсем рядом!

К горлу подступает тошнота, когда я представляю себе эту несчастную, распятую, а затем отравленную. Напрасно Иветт прочитала мне эту заметку. Дело не в том, что я стремлюсь закрыть глаза на происходящее вокруг, но на мою долю и так пришлось достаточно преступлений. С еженощными кошмарами и холодным потом, в течение шести месяцев. Ненасытная Иветт продолжает: «Иэто еще не конец кошмара: после смерти несчастной убийца срезал» — хорошо, хоть так! — «большие куски мяса с ее бедер, судя по всему, электропилой. Вполне понятные настроения в Антрево… жандармерия приведена в состояние готовности… дом, вернее — жалкая,много лет назад заброшенная лачуга, неоднократно становился местом обитания нелегалов… следствие склоняется к тому, что преступление было совершено под воздействием одурманивающих веществ». Что-то я плохо представляю себе наркоманов, покупающих фанеру, шурупы и все прочее… Эти ребята не обдумывают убийство заранее, — комментирует Иветт. — По-моему, это сумасшедший. Ничего удивительного, при такой безработице!