Командир и штурман - О'Брайан Патрик. Страница 29

На тесной квартердечной палубе яблоку упасть было негде: штурман на посту управления; старшина-рулевой за штурвалом; сержант морской пехоты со своими стрелками; мичман – сигнальщик; часть арьергарда, орудийные команды; Джеймс Диллон, писарь и прочие. Однако Джек Обри и доктор расхаживали по шканцам так, будто они были одни. Обри ощущал, как испускает капитанские флюиды, а Стивен нежился в этой командной ауре. Джеку Обри такая обстановка была знакома с детства, для Стивена же все было в новинку. Стивен чувствовал себя так, будто он играет со смертью под стеклянным колпаком: не то сосредоточенные, внимательные люди по другую сторону стекла были мертвецами, призраками, не то он сам был фантомом. Но в таком случае это была странная, ненастоящая смерть; хотя он привык к одиночеству, к ощущению, что представляет собой бесцветную тень в молчаливом мире, теперь у него был спутник, голос которого прочно связывал доктора с реальной жизнью.

– …К примеру, ваш боевой пост будет внизу, в так называемом кокпите. На самом деле это не настоящий кокпит, так же как полубак – никакой не полубак, то есть носовая надстройка. Однако мы называем это помещение кокпитом. Мичманские рундуки будут служить вам операционным столом, где все ваши инструменты уже разложены.

– И там я должен буду жить?

– Ни в коем случае. Мы предоставим вам что – нибудь получше. Даже если вы нарушили Дисциплинарный устав, – улыбнулся Джек Обри, – вы убедитесь, что мы по-прежнему уважаем ученых людей. Во всяком случае, настолько, чтобы вам получить отдельные десять квадратных футов и столько свежего воздуха на квартердечной палубе, сколько сумеете вдохнуть.

Стивен кивнул головой и спустя несколько минут негромко спросил, взглянув в сторону Маршалла:

– Скажите, если бы меня подвергли дисциплинарному взысканию, то этот молодец выпорол бы меня?

– Штурман? – с выражением крайнего изумления воскликнул Джек Обри.

– Да, – отвечал Стивен, внимательно разглядывая его, склонив набок голову.

– Но он же штурман… – произнес Обри.

Если бы Стивен назвал нос «Софи» кормой, а клотик – килем, он бы не настолько ошибся. Но перепутать иерархию чинов, статусы командира и штурмана, офицера и унтер – офицера, означало настолько исказить естественный порядок вещей, разрушить вечную вселенную, что на мгновение разум молодого моряка едва не помутился. Однако Джек, хотя и не был ни великим ученым, ни знатоком стихосложения, достаточно быстро оправился и, изумленно разинув рот не более двух раз, возразил:

– Мой дорогой сэр, я полагаю, вас ввели в заблуждение термины «штурман» и «штурман и командир», – должен признаться, выражения нелогичные. Первый подчиняется второму. Вы должны позволить мне объяснить вам когда – нибудь наши морские чины. Но, во всяком случае, вы никогда не будете подвергнуты телесному наказанию, – добавил он, посмотрев на доктора с откровенной симпатией.

Словно разбив стеклянную стену, ворвался Джеймс Диллон.

– Экипаж построен по боевому расписанию, сэр, – доложил он, приподняв треуголку.

– Превосходно, мистер Диллон, – отозвался Джек Обри. – Начнем проверку тяжелых орудий.

Хотя четырехфунтовая пушка стреляет не очень крупными ядрами, которые не могут пробить двухфутовую дубовую обшивку с расстояния в полмили, как тридцатидвухфунтовое орудие, она все же посылает трехдюймовое чугунное ядро со скоростью тысяча футов в секунду и способна нанести большой урон неприятелю. Так что и такая пушка – грозное оружие. Длина ее ствола – шесть футов, весит она двенадцать центнеров; установлена на массивном дубовом лафете и при выстреле подпрыгивает как живая.

На «Софи» имелось четырнадцать таких пушек, по семь с каждого борта, а два кормовых орудия, установленных на квартердеке, сверкали бронзой. Каждую пушку обслуживал расчет из четырех человек и матрос или юнга, доставлявший порох из крюйт-камеры. Каждая группа пушек находилась под началом мичмана. Пуллингс командовал шестью передними пушками, Риккетс – четырьмя, установленными на шкафуте, и Бабингтон – четырьмя кормовыми.

– Мистер Бабингтон, где пороховые заряды? – холодно спросил Джек Обри.

– Не могу знать, сэр, – заикаясь, отвечал покрасневший мичман. – Похоже, куда-то запропастились.

– Господин унтер – офицер, – сказал командир, – ступайте к мистеру Дею, нет, к его помощнику, так как он болен, и принесите то, что нужно.

Осмотр не выявил никаких других явных недостатков. Но после того как он заставил вкатить и выкатить пушки обоих бортов полдюжины раз-то есть после того, как канониры проделали все операции, за исключением производства выстрела, – лицо у Джека Обри вытянулось и помрачнело. Канониры действовали из рук вон медленно. Очевидно, их учили вести залповый огонь, но почти не обучали стрелять самостоятельно. Похоже, они были вполне удовлетворены, подтаскивая орудия к портам, равняясь на самых медлительных; при этом выполняли упражнения как манекены. Правда, конвойная служба на шлюпе не позволяла морякам испытывать глубокую убежденность в насущной необходимости орудий, и все – таки… «Как бы мне хотелось израсходовать несколько бочонков пороха», – подумал командир, ясно представляя себе графу ведомости: всего по норме снабжения полагается сорок девять полубочонков пороха, в том числе сорок один красного крупнозернистого, семь из них белого крупнозернистого восстановленного пороха сомнительной взрывной силы и один бочонок мелкозернистого пороха для затравки. В каждом из бочонков было сорок пять фунтов, так что «Софи» почти опустошила бы один из них, произведя двойной бортовой залп. «И все – таки, – продолжал он рассуждать, – думаю, надо произвести пару выстрелов. Бог знает, сколько времени заряды пролежали в пушках. Кроме того, – добавил он, повинуясь внутреннему голосу, – вспомни славный запах порохового дыма». А вслух произнес:

– Мистер Моуэт, будьте любезны, спуститесь в мою каюту. Сядьте рядом с настольным хронометром и записывайте, сколько времени пройдет между первым и вторым выстрелом каждой из пушек. Мистер Пуллингс, начнем с вашего подразделения. Номер один. Тишина на носу и на корме.

На шлюпе воцарилась мертвая тишина. В туго натянутых снастях слышалось ровное пение ветра, дувшего с направления в двух румбах в сторону кормы от траверза. Расчет орудия номер один нервно облизывал губы. Их пушка была закреплена по-походному, то есть тесно прижата к порту и принайтовлена.

– Освободить орудие.

Артиллеристы развязали найтовы, прижимавшие орудие к борту и перерезали каболку, закрепленную за казенную часть. Негромкий скрип лафета подтвердил, что орудие освобождено. Матросы удерживали боковые тали, иначе во время качки (делавшей задние тали излишними) пушка поехала бы по палубе, прежде чем была бы подана следующая команда.

– Выровнять орудие.

Матрос, работавший с банником, засунул лом под казенную часть пушки и быстрым движением приподнял ее, в то время как канонир забил клин больше чем наполовину, придав стволу горизонтальное положение.

– Вынуть дульную пробку.

Артиллеристы откатили орудие, так что жерло оказалось на расстоянии около фута от борта. Матрос извлек из него резную раскрашенную дульную заглушку.

– Выкатить пушку.

Лафет туго принайтовили аккуратными мелкими шлагами.

– Порох на полку.

Взяв запальный стержень, канонир сунул его в запальное отверстие и проткнул фланелевый зарядный картуз, помещенный в ствол, насыпал из рога мелкого пороха в запал и на полку, старательно измельчив его. Банщик закрыл порох ладонью, чтобы его не сдуло, а пожарный закинул рог за спину.

– Целься. – К этой команде Джек Обри добавил: – Не изменяя положения! – Он не хотел усложнять задачу вертикальной или горизонтальной наводкой. Два матроса из орудийной прислуги удерживали боковые тали. Банщик опустился на колено, отвернув голову от орудия, и принялся раздувать тлевший фитиль, достав его из кадки (на «Софи» еще не было кремневых замков); юнга – заряжающий стоял со следующим картузом в кожаном футляре с правой стороны сразу за орудием. Канонир, державший запал и прикрывавший порох, склонился к прицелу, глядя вдоль ствола.