Командир и штурман - О'Брайан Патрик. Страница 27

– А велик ли кабельтов? – спросил Стивен Мэтьюрин.

– Около двухсот ярдов, сэр, – отвечал лейтенант. – Поэтому я отпустил руль – судно великолепно выполняло маневры, – затем повернул его с целью таранить француза на мидель – шпангоуте. С попутным ветром «Дарт» покрыл расстояние за минуту с небольшим, что было весьма кстати, поскольку неприятель вел ожесточенный огонь по нам. Сам я управлял судном до тех пор, пока мы не оказались на расстоянии пистолетного выстрела, после чего кинулся на нос, чтобы возглавить абордажную команду, оставив управление юнге. К сожалению, он не понял меня и позволил каперу уйти слишком далеко, поэтому мы ударили француза позади бизань-мачты. Наш бушприт снес его бизань – ванты с левого борта, значительную часть планширя и кормовой надстройки. Поэтому, вместо того чтобы взять капер на абордаж, мы прошли у него под кормой. От удара его бизань-мачта упала в воду, а мы кинулись к пушкам и дали по нему бортовой залп. Нас было достаточно для того, чтобы обслуживать четыре пушки. Мы с королевским посыльным стреляли из одной, а Браун, сделав выстрел, помогал нам выкатить пушку вперед. Я привел наш куттер к ветру, чтобы пройти с подветренного борта и пересечь французу курс, мешая ему маневрировать. Но из-за большой парусности капера «Дарт» потерял на минуту ход, и между нами началась ожесточенная перестрелка. Однако нам удалось поймать ветер, мы повернули в сторону носа французского судна так быстро, как сумели, поскольку со шкотом могли работать всего двое, и мы своим гиком сломали французу фока-рей, тот упал, так что фок, падая, закрыл носовое погонное орудие и поворотные пушки. Когда мы направились к каперу, пушки нашего правого борта были изготовлены, мы дали залп с такого близкого расстояния, что пыжами подожгло их фок, а обломки бизань-мачты разлетелись по всей палубе. Французы запросили пощады и сдались.

– Вы молодцы! – воскликнул Джек.

– К этому времени, – продолжал Диллон, – успел приблизиться второй капер. Каким-то чудом наш бушприт и гафель уцелели, поэтому я сказал капитану капера, что непременно потоплю его, если он вздумает поднять паруса и направиться к своему напарнику. Ни людей, ни времени, чтобы захватить капер, у меня не было.

– Ясное дело.

– Мы сближались на встречных курсах, и французы стреляли по нам из всех видов оружия. Когда мы оказались ярдах в пятидесяти от них, я повернул на четыре румба, чтобы дать залп из орудий правого борта, затем привелся к ветру и дал еще один залп ярдов с двадцати. Урон он нанес ощутимый, сэр. Я даже не ожидал, что четырехфунтовые пушки могут натворить столько бед. Мы выстрелили во время крена, чуть замешкавшись с залпом, и все четыре ядра угодили в борт капера у самой ватерлинии. В следующее мгновение французы побросали пушки и принялись бегать по судну и вопить. К несчастью, Браун споткнулся в момент отдачи нашей пушки, и ему сильно покалечило ногу. Я велел ему спуститься вниз, но он отказался и заявил, что будет стрелять из мушкета. Затем он закричал «ура» и сообщил, что француз тонет. Так оно и оказалось: сначала стало заливать его палубу, затем они пошли ко дну под всеми парусами.

– Ничего себе! – воскликнул Джек Обри.

– Я стал дожидаться третьего капера. Весь мой экипаж был занят соединением и сплесниванием тросов и концов, так как наша оснастка была порвана в клочья. Мачта и гафель были значительно повреждены: шестифунтовое ядро насквозь прошило мачту, на которой и без того было много глубоких выбоин. Поэтому я побоялся увеличить нагрузку парусов на рангоут. Опасаясь, что первое судно скроется от нас, я вернулся к первому каперу. К счастью, его экипаж все это время был занят борьбой с пожаром. Мы приняли на борт шестерых французов, поставив их на помпы; выбросили за борт их убитых, остальных загнали в трюм и, взяв капер на буксир, взяли курс на Мальту, куда прибыли два дня спустя. Это меня крайне удивило, поскольку паруса состояли из дыр, стянутых нитками, да и корпус судна был не в лучшем состоянии.

– Вы подобрали людей с затонувшего судна? – спросил Стивен.

– Нет, сэр, – ответил Джеймс Диллон.

– Зачем спасать корсаров? – удивился Джек Обри. – Тем более, когда на борту лишь тринадцать матросов и юнга, это еще и небезопасно. А каковы были ваши потери?

– Разве что нога Брауна да несколько царапин. Больше ни раненых, ни убитых не было. Удивительное дело: ведь мы и сами едва не пошли ко дну.

– А у них?

– Тринадцать убито, сэр. Двадцать девять взято в плен.

– Сколько человек было на капере, который вы потопили?

– Пятьдесят шесть, сэр.

– А на том, который скрылся?

– Сорок восемь человек, сэр. Во всяком случае, так нам сказали. Но вряд ли их стоит считать. Прежде чем француз сбежал, он успел сделать всего лишь несколько выстрелов по нам.

– Что же, сэр, – произнес Джек Обри. – От всей души поздравляю вас. Это была славная работа.

– Я того же мнения, – отозвался Стивен. – Присоединяюсь к мистеру Обри. Позвольте выпить с вами, мистер Диллон, – произнес он, поклонившись и подняв свой бокал.

– Послушайте, – воскликнул Джек Обри. – Давайте выпьем за новый успех ирландского оружия и посрамление Папы.

– Готов хоть десять раз поддержать первую часть тоста, – со смехом отозвался Стивен. – Но за вторую не выпью и капли, хотя я и вольтерьянец. Бонапартишка и так скрутил Папу по рукам и ногам, а лежачих не бьют. Кроме того, Папа Римский очень ученый бенедиктинец…

– Тогда за посрамление Бонапартишки!

– За посрамление Бонапартишки! – дружно подхватили все и осушили бокалы до дна.

– Надеюсь, вы меня простите, сэр, – сказал Диллон. – Через полчаса мне заступать на вахту, и прежде я должен еще проверить боевое расписание. Благодарю вас за превосходный обед.

– Клянусь Господом, это был славный бой, – произнес Джек Обри после того, как лейтенант закрыл дверь. – Сто сорок шесть человек против четырнадцати, вернее, пятнадцати, если учесть миссис Докрей. Совершенно в духе Нельсона – бить не числом, а отвагой!

– Вы знакомы с Нельсоном, сэр?

– Я имел честь служить под его началом во время сражения на Ниле, – ответил капитан. – И дважды обедать в его обществе. – На его лице при этих словах появилась загадочная улыбка.

– Не можете ли вы рассказать, что он за человек?

– О, он с каждым умеет найти общий язык. Нельсон далеко не богатырь, он так худ, что я – при всем уважении к этому герою – смог бы поднять его одной рукой. Но это поистине великий человек. В философии или физике есть такое понятие – электрическая частица, правда ведь? Это про него! При каждой встрече он разговаривал со мной. В первый раз он попросил меня передать ему соль. Я постараюсь повторять его слова как можно точнее. Во второй раз я пытался объяснить нашему соседу, армейцу, военно – морскую тактику-как использовать барометр, как маневром разрушать строй противника и так далее. Воспользовавшись паузой, Нельсон наклонился ко мне и с улыбкой сказал: «Забудьте вы эти маневры, всегда атакуйте и бейте неприятеля». Этот его совет я никогда не забуду. Во время того же обеда он рассказал, что однажды холодной ночью кто-то предложил ему пелерину и он отказался, заявив, что ему вполне тепло, что его согревают любовь к королю и родине. Когда я повторяю его слова, это звучит напыщенно, не так ли? Скажи так кто другой, вы бы воскликнули: «Что за высокопарная чушь!» – и отмахнулись, но когда это говорит Нельсон, то вы чувствуете, как вам самому становится тепло… В чем дело, черт возьми, мистер Ричардс? Закрывайте дверь с этой или той стороны, будьте так любезны. Не стойте в дверях как истукан.

– Сэр, – отвечал бедный писарь. – Вы приказали принести остальные бумаги перед чаем, а вы как раз собираетесь пить чай.

– Верно – верно, я действительно так говорил, – согласился Джек Обри. – Черт меня побери, какая куча бумаг. Оставьте их здесь, мистер Ричардс. Я их просмотрю до прихода в Кальяри.

– Сверху те бумаги, которые оставил капитан Аллен, их надо только подписать, сэр, – произнес писарь, пятясь.