Командир и штурман - О'Брайан Патрик. Страница 60

– Люкок? – с сомнением переспросил Джек Обри. – Да ведь он совсем еще зелен. И это не его ли пороли на прошлой неделе?

– Было дело, сэр. Но его пушка была единственной, которая второй раз выиграла состязания по стрельбе. А выпил он оттого, что не хотел обидеть парня, который его угощал.

– Ладно, – отвечал капитан, подумавший о том, что надо давать более полезные призы, а не бутылку (хотя ничто так не ценится, как выпивка). – Возьму его на заметку.

Во время этого утомительного плавания мысли Джека Обри были заняты мичманами.

– Мистер Бабингтон, – произнес он, внезапно перестав расхаживать взад – вперед. – Выньте руки из карманов. Когда вы в последний раз писали домой?

Мистер Бабингтон находился в том возрасте, когда чуть ли не каждый вопрос заставляет виновато потупить глаза. В данном случае капитан попал не в бровь, а в глаз. Покраснев, юноша произнес:

– Не помню, сэр.

– Вспомните, сэр, вспомните, – отозвался Джек, и его обычно добродушное лицо неожиданно омрачилось. – Из какого порта вы его отправили? Из Магона? Легхорна? Генуи? Гибралтара? Ладно, не ломайте голову. – На далеком берегу темной фигуры Стивена не было видно. – Это неважно. Напишите хорошее письмо. Страницах на двух самое малое. И перешлите их мне завтра вместе со своими ежедневными записями. Передайте вашему отцу привет от меня и сообщите ему, что мои банкиры – Хорсы. – Дело в том, что Джек Обри, как и большинство других капитанов, умудрялся выделять пособие для родителей молодых офицеров. – Хорсы, – повторил он рассеянно, – мои банкиры – Хорсы… – Но придушенный каркающий звук заставил его внезапно обернуться.

Юный Риккетс схватился за лопарь хват – талей, пытаясь взять себя в руки, но без особенного успеха. Однако холодный взгляд капитана остудил его веселье, и на вопрос, писал ли он в последнее время родителям, без заметного волнения громко ответил:

– Никак нет, сэр.

– Тогда поступите таким же образом: напишете две страницы убористым почерком, и чтобы в письме не было никаких просьб о новых квадрантах, шляпах с галунами или кортиках, – произнес капитан.

Что-то подсказало мичману, что не время вдаваться в объяснения, указывать на то, что его любящий отец, единственный его родитель, находится в ежедневном, даже ежечасном общении с ним. Каждый на борту заметил напряженное состояние капитана.

– Кудряш уж очень переживает за доктора, – говорили матросы. – Жди бури.

И когда просвистали команду убрать койки, те, которым пришлось подняться на правый борт квартердека, с опаской косились на командира. Один из них, одновременно поглядывая на старшину – рулевого, выступ на палубе и капитана, запнулся и упал лицом вниз.

Однако сам капитан внешне хранил невозмутимое спокойствие. Когда все увидели наконец Стивена Мэтьюрина, который появился из купы деревьев и, перейдя пляж, направился навстречу «шестерке», в нарушение дисциплины от шкафута до полубака раздались крики матросов: «Вон он! Ура!»

– Очень рад видеть вас! – воскликнул Джек Обри, обращаясь к Стивену, поднимавшемуся на борт с помощью моряков. – Как вы себя чувствуете, дорогой? Прошу позавтракать со мной – я специально ждал вас. Как вы? Надеюсь, вы здоровы?

– Я вполне здоров, благодарю, – ответил Стивен, который действительно выглядел не таким тощим и был рад теплому приему. – Сначала загляну в лазарет, а затем с величайшим удовольствием вместе с вами поем ветчины. Доброе утро, мистер Дей. Снимите, пожалуйста, шляпу. Очень хорошо, очень хорошо, вы нас радуете, мистер Дей. Но на солнце пока не оставайтесь. Рекомендую вам тесный валлийский парик. Чеслин, доброе утро. Надеюсь, с нашими пациентами все в порядке?

– Вопрос этот, – произнес доктор, губы которого лоснились от бекона, – постоянно мучил меня во время моего отсутствия. Станет ли платить мой фельдшер матросам той же монетой? Продолжат ли они его преследование? Как скоро сможет он обрести свое новое лицо?

– Лицо? – переспросил Джек Обри, с удовольствием наливая себе очередную чашку кофе. – Разве человек не рождается со своим лицом?

– Лицо, которое я имею в виду, – это некое связующее звено между человеком и остальным миром, общее представление человека о себе и представление остальных людей о нем – поскольку оба эти представления постоянно влияют друг на друга. Взаимное воздействие, сэр. Что касается меня, то у меня нет абсолютно никакого лица. Если бы вам лично довелось провести несколько дней в Испании, то вы бы стали иначе относиться к себе, поскольку в глазах тамошнего общества вы коварный, грубый и жестокий убийца, хам и гнусный мерзавец.

– Охотно верю, что они раздосадованы, – улыбнулся Джек Обри. – Предполагаю также, что они называют меня Вельзевулом. Но от этого Вельзевулом я не стану.

– Да неужто? Неужто не станете, а? Как бы то ни было, вы повредили до невозможности коммерческим интересам всего побережья. Есть один богач по имени Матеу, который невероятно зол на вас. Ртуть принадлежала ему, и поскольку это был контрабандный товар, он не был застрахован. Судно, которое вы увели из Альморайры, а также половина груза на тартане, которую вы сожгли, принадлежали ему. Он в хороших отношениях с министерством. Он настроил тамошних чиновников против вас, и они позволили ему и его друзьям зафрахтовать один из военных кораблей…

– Зафрахтовать его, мой дорогой сэр, он не мог. Ни одно частное лицо ни в одной стране не вправе зафрахтовать военный корабль: судно, принадлежащее всей нации, корабль Его Величества – не товар, даже в Испании.

– Вот как? Возможно, я использовал неверный термин. Я часто ошибаюсь при употреблении морских терминов. Но, как бы то ни было, ему предоставили боевой корабль – не только для того, чтобы охранять прибрежную торговлю, но главным образом для того, чтобы преследовать «Софи», которая теперь всем очень хорошо известна как по названию, так и по описанию. Об этом я узнал от собственной кузины Матеу, когда мы с ней танцевали…

– Вы танцевали? – воскликнул Джек Обри с таким изумлением, словно услышал от Стивена нечто вроде: «когда мы с ней ели нашего младенца».

– Конечно, танцевал. Почему бы мне не потанцевать, скажите на милость?

– Конечно же, вы вправе танцевать, и это у вас великолепно получается, я уверен. Мне просто любопытно… как это вам удалось попасть на танцы?

– Так и удалось. Насколько мне известно, вы не бывали в Каталонии, сэр?

– Не бывал.

– Тогда я должен вам сообщить, что по утрам в воскресенье в этом краю все, независимо от возраста и общественного положения, начинают танцевать, едва выйдя из церкви. Вот почему я танцевал с сеньоритой Рамоной Матеу на площади перед собором в Таррагоне, куда я отправился, чтобы послушать «Короткую мессу» Палестрины. Танец этот особенный, он называется «сардана»; если передадите мне вашу скрипку, я наиграю вам мелодию, под которую его танцуют. Хотя вы и так можете вообразить, как звучит резкая скрипучая мелодия, которую исполняют на гобое.

Стивен прижал скрипку подбородком и взмахнул смычком.

– Действительно, очаровательная мелодия. Нечто в мавританском стиле, не правда ли? Но клянусь честью, у меня мурашки ползут по спине, когда я представляю себе, как вы бродили по испанским портам и городам. Я было решил, что вы укрылись в подполье, что вы скрывались у своей подруги… то есть…

– Разве я вам не говорил, что могу ездить по всей стране без помех и совершенно не беспокоясь за себя?

– Как же, говорили. – Джек Обри задумался на минуту. – Выходит, если бы вы захотели, то смогли бы узнать, какие суда и конвои находятся в море, когда ожидается их приход, чем они нагружены и так далее. Вплоть до названий галеонов?

– Конечно, мог, – отвечал Стивен, – если бы вздумал изображать из себя шпиона. Но там, где я был, ваши противники воспринимались как жертвы вашего разбоя, на испанском берегу я видел оборотную сторону медали. Как вам такая диалектика?

– Верно, – согласился Джек, задумчиво посмотрев на доктора – Несомненно, и зайцу нужен закон. Но что вы скажете об этом военном корабле? Какого он класса? Сколько у него орудий? Где находится?