Властелин Времени - Одом Мэл. Страница 20

— Сначала, — сказал двеллер, — я должен это услышать.

— Ладно. Но мне тоже придется кое о чем тебя спросить.

Джаг вопросительно взглянул на собеседника.

— Ты помнишь, как рассказал мне о том, что заставило тебя покинуть Хранилище Всех Известных Знаний, и о том, что ты так и не удосужился поговорить об этом с Виком?

Воспоминание укололо двеллера и снова заставило его почувствовать себя виноватым. Вот куда волшебник клонит, подумал Джаг. Мол, мы оба подвели Великого магистра. Усилием воли он взял себя в руки.

— Помню, разумеется.

— Ты покинул Библиотеку, ты уходил оттуда уже во второй раз и так и не удосужился объяснить Вику, по какой причине.

— Это ни к чему бы не привело. Великий магистр просто меня бы не понял. Я пришел к выводу, что книгам пора вернуться в мир. Библиотека должна была хранить их на острове только до тех пор, пока существованию мира угрожали гоблины. Этому положен конец. Во всяком случае, настолько, насколько это возможно, учитывая, что люди, гномы, эльфы и даже двеллеры не научились пока по-настоящему объединять свои силы. Что станет возможно только тогда, когда они научатся общаться. И книги должны этому помочь. Быстро пересекать большие расстояния и общаться лицом к лицу не получается, из чего следует, что для этого потребуются общие знания — и много лет. Тогда можно будет увидеть, что все мечтают об одном и том же. Великий магистр понимать этого не хотел.

Джаг уже говорил нечто схожее Крафу вскоре после уничтожения Библиотеки.

Волшебник кивнул.

— Да, Вик бы тебя действительно не понял. Я ведь при том нашем разговоре не подвергал сомнению твою правоту. Он слишком любил Библиотеку. Вик до сих пор ее любит, несмотря на то что она разрушена. Но ты все равно мог бы сказать ему о том, что думаешь. Тогда бы он хоть знал причину, по которой ты во второй раз покидаешь Хранилище Всех Известных Знаний.

— Возможно. Вы тоже должны были бы сказать ему правду про Книгу Времени, — заметил двеллер.

Краф прислонился спиной к перилам и посмотрел в небо.

— Когда я был молод, так давно, что сейчас мне кажется невообразимо долгим прошедшее с тех пор время, я стремился к власти. — Волшебник остановился и покачал головой. — Нет, точнее будет сказать, что я жаждал власти. Я жил ради нее и убивал ради нее. — Он посмотрел на Джага и невесело улыбнулся. — Другие люди и их мечты меня не особо заботили. Если я мог их запугать, принудить силой или, если не получится иначе, убить, все остальное не имело значения. Наверное, я был не очень хорошим человеком. Возможно, даже злодеем. Я был молод и обладал могуществом, подобное без труда затмевает разум.

Он набил трубку и добавил уже несколько мягче:

— Тогда я любил одну девушку. Она была очень красива…

— Ладамаэ, — не удержался Джаг.

И тут же прикусил язык: ни к чему раздражать старика, ведь ему нужно как можно точнее выяснить все факты.

— Да, — кивнул Краф, — ее звали Ладамаэ. Но она связала тогда свою жизнь с Мефоссом, и я мог только мечтать о ней. — Он пососал черенок трубки, раздувая в ней пламя. — Мы достаточно часто сталкивались друг с другом, потому что не раз охотились за одними и теми же предметами. Постепенно мы научились друг другу доверять и стали друзьями. И с Мефоссом я тоже подружился. Не то чтобы он был мне очень близким другом, но все же другом, во всяком случае, как понимают это молодые. У нас были общие интересы, устремления и примерно равные возможности.

— А два дня назад вы убили их обоих.

— Это так, но тогда, в далеком прошлом, повторяю, мы были друзьями. Потом появились другие искатели приключений со схожими интересами, и постепенно наш круг стал довольно обширным. — Краф пожал плечами. — Наверное, тогда мы представляли собой зло. Нас было слишком много, чтобы нас можно было остановить, и мы были слишком сильны.

— И все были волшебниками?

— Не все, но большая часть. Остальные являлись колдунами и оборотнями. Мы захватывали империи, рассеивали с помощью магии целые армии и безжалостно убивали любого, кто осмеливался нам противостоять. Я был твердо намерен узнать о магии все, что возможно. Другие… ну, большинство из нас только и стремились к тому, чтобы заниматься тем, чем мы занимались, уничтожая тех, кто им не нравился или просто имел неосторожность продемонстрировать к ним неприязнь.

Краф помедлил, сжимая кулак, будто пытаясь ухватить что-то. Между его пальцами сверкнули зеленые искры.

— Но я хотел добраться до самого сердца магии.

Слыша в голосе волшебника странный мрачный восторг, Джаг знал, что даже сейчас тот в глубине души продолжает питать те же помыслы.

— Это было до Переворота?

— Да, — сказал волшебник, — еще до появления лорда Харриона. Мы еще поговорим как о нем, так и о том, какую роль он сыграл в происходящем. После того как мы много лет странствовали по миру, нам удалось узнать о Книге Времени. Понимаешь ли, мы все это время охотились за различными магическими предметами. Некоторые мы похищали, другие уничтожали. Но Книга Времени стояла среди них особняком. В ней была заключена небывалая магическая сила, с какой никто из нас до сих пор не сталкивался. — Он затянулся и неспешно выдохнул облако дыма. — Ты знаешь, какая сила таится в Книге Времени, подмастерье?

Двеллер видел на полускрытом тенями лице Крафа волнение и безошибочно мог услышать его в голосе собеседника. В какой-то мере волшебник почти не изменился с тех давних дней. Иногда — а скорее всего, практически всегда — Краф, сопровождая Великого магистра в путешествиях, посвященных поиску книг и знаний, преследовал свои собственные цели.

— Нет, — прошептал Джаг, — не знаю.

— Если кто-то завладеет Книгой Времени и раскроет ее тайны, — сказал волшебник, — он сможет изменить саму природу времени. Он сможет путешествовать во времени — как в будущее, так и в прошлое. Сможет выбрать в нем момент и спасти или, наоборот, погубить чью-то жизнь. Изменить какое-либо незначительное происшествие и существенным образом повлиять тем самым на будущее — судьбу одного человека или же целой нации. — Краф улыбнулся. — Человек, которому подвластна Книга Времени, стал бы самым могущественным в мире.

— И вы хотели стать таким человеком, — подытожил двеллер.

Улыбка сбежала с губ волшебника.

— Да. Во что бы то ни стало. — Он протянул к Джагу худую руку. — Ты можешь себе представить, каково это? Держать подобную мощь в собственных руках?

— Нет. Мне бы не хотелось нести на своих плечах такую ответственность.

— Ты не под тем углом на это смотришь, подмастерье. Я видел в обладании Книгой Времени возможность , не ответственность. — Волшебник вынул трубку изо рта и ткнул ее черенком в сторону Джага. — Точно так же, как ты рассматривал шанс вернуть книги в мир как возможность.

— И как же, по-вашему, я собирался это использовать себе во благо? — возмутился двеллер.

— Может быть, так ты рассчитывал заглушить чувство вины за то, что выжил в гоблинских шахтах, а твоя семья нет, — предположил Краф.

— Это неправда!

— Я просто гадаю, подмастерье. А может, ты хотел сам вернуть книги миру, чтобы считаться после этого одной из уважаемых персон.

— И здесь вы ошибаетесь.

Волшебник кивнул.

— Знаю. Я тебя знаю, подмастерье, и я помню твою страстную речь над развалинами Хранилища Всех Известных Знаний. Ты всего лишь хотел снова выпустить книги на свободу, чтобы ими мог пользоваться весь мир.

Джаг покраснел. Когда его сокровенные мечты описывались в таких выражениях да еще и не кем иным, как Крафом, это звучало ужасно глупо.

— Не стоит смущаться, — негромко заметил старик. — Твоя мечта поистине благородна, просто Вик пока не осознал этого в полной мере. Он слишком долго защищал книги. Пока Библиотеку не разрушили, он не мог представить книги в чьих бы то ни было еще руках. Он за них отвечал.

— Он и продолжает за них отвечать.

Двеллеру не понравилось, что слова Крафа прозвучали так, будто Великий магистр больше не сможет заботиться об уцелевших после катастрофы книгах.