Внезапная страсть - Оглви Элизабет. Страница 17

— Ты такая серьезная, — послышался его глубокий голос. — Как это вы говорите: «О чем вы задумались, мадам?»

Она бросила взгляд на его чеканный, но жесткий профиль. Когда-то ее сердце таяло при виде него. Но не сейчас.

— Ты прекрасно знаешь, что я не собираюсь тебе рассказывать, что творится у меня на сердце. Вряд ли ты будешь от этого в восторге, — добавила она, подумав.

— Могу себе представить, — сказал он холодно.

Ее пальцы беспомощно барабанили по кожаной сумочке, когда лимузин подъехал к зданию, в котором, вероятно, находился ресторан, хотя снаружи не было никаких опознавательных знаков.

— Это безнадежно, — сказала она. — С какой стати мы решили, что все может измениться? Мы так и будем цапаться, как кошка с собакой.

Темные глаза насмешливо посмотрели на нее:

— Тогда давай не будем цапаться.

— Может быть, мы не можем иначе, — сказала она тихо, не глядя на него.

— Может быть, — повторил он, и что-то в его тоне заставило ее посмотреть на него, в его взгляде был какой-то особый блеск.

— Однако я знаю только одну площадку, где мы никогда не ссорились, ведь так, Крессида?

Она, конечно же, поняла, что он имел в виду, и испуганно замотала головой. Она боялась, что утонет в его объятиях, обольщенная его завораживающим бархатным голосом и воспоминаниями о том, насколько прекрасна была та площадка. В этом-то и заключалась проблема — постель была единственной площадкой их полного взаимодействия, все остальное было только его жизнью, которая не имела к ней никакого отношения. Ее руки сильно дрожали, но, к ее удивлению, он просто положил на них свою сильную теплую руку. Прикосновение длилось совсем недолго, однако подействовало на нее, как электрический удар, и она быстро отдернула руку, словно почувствовала укол, не желая, чтобы он заметил, что она еще ведет себя с ним, как нескладная девчонка-подросток.

Она увидела, как сжались его губы, когда он повел ее в зал, где к ним сразу подскочил метрдотель.

Их посадили за лучший столик. Она уже давно не была в столь шикарном месте и с любопытством осматривалась, стараясь освоиться. Она вспомнила слова Алексии о женщинах в ресторане, которые смотрели на Стефано так, как будто готовы его проглотить. Да, похоже, что женщины в этом ресторане имели такой же аппетит, подумала она, чувствуя что-то вроде ревности. Холеные, красивые женщины смотрели на него с такой нескрываемой жадностью, что у нее дрожь прошла по коже. Стефано же, казалось, совсем ничего не замечал и с невозмутимым видом изучал меню в кожаном переплете, принесенное официантом. Но, разумеется, для него это не было тайной. Его мать рассказывала Крессиде, что представительницы противоположного пола начали заглядываться на него и сходить по нему с ума, когда он был еще подростком.

Она заглянула в меню, которое держала в руках, однако не смогла прочитать ни слова. Крессида не могла заниматься таким прозаическим делом, как выбор блюд, поскольку была взвинченной до предела, всем существом ощущая его присутствие.

— Что ты будешь есть?

Она сглотнула слюну.

— По-моему, я не очень проголодалась.

— Почувствуешь голод, как только увидишь еду. Давай я для тебя закажу.

Это было именно тем проявлением мужской властности, которую, по собственному убеждению, она терпеть не могла. Вот Дэвиду бы и в голову не пришло навязать ей свой выбор блюд, но тем не менее она неожиданно для себя кивнула.

Это был французский ресторан, и официант, судя по всему, работал здесь недавно и очень старался, хотя временами перебарщивал. Он с таким энтузиазмом расхваливал каждое блюдо, что это было похоже на фарс, а когда он стал стряхивать салфетку Крессиды и при этом уронил нож, то с самым униженным видом начал извиняться перед Стефано.

Поскольку извинения официанта были явно направлены не по адресу, Крессида непроизвольно бросила взгляд на Стефано, и его реакция доставила ей мимолетное чувство удовлетворения. Стефано разозлился, хотя Крессида сомневалась, что сам официант или кто-либо в ресторане заметили это. Потому что он был чрезвычайно любезен с официантом. Жестокий и безжалостный в делах, он всегда вел себя очень любезно и мило по отношению к «маленьким людям», работавшим на него, она видела это тысячи раз; он обращался с ними необыкновенно вежливо и предупредительно, что рождало в ответ безоговорочную преданность.

Когда официант наконец удалился, Стефано сплел свои длинные пальцы, как в молитве, и положил на них сильный подбородок.

— Значит, мы не будем есть итальянские блюда? — спросила она с некоторым удивлением.

Он рассмеялся.

— Ты что же, считаешь меня ярым националистом, Крессида?

— Странно, что ты не повел меня в «Скала», — с вызовом произнесла она.

Черные брови надменно взмыли вверх:

— О?

— Алексия рассказывала… — Она замолчала.

— Да? — тихо спросил он. — И что же она рассказывала?

— Она утверждает, что это лучший итальянский ресторан в Лондоне.

— Правда? — Казалось, его это позабавило. — Она ошибается. Он хороший, но я не сказал бы, что лучший.

— Ты с ней спал? — Она произнесла эти слова, прежде чем успела подумать, и теперь в ужасе смотрела на него.

— Вообще-то, это тебя не касается, — сказал он сухо.

Голос ее не дрогнул.

— Да, ты совершенно прав. Это действительно не мое дело.

Он внимательно смотрел на нее, прищурившись.

— По правде сказать, нет. Если женщина себя предлагает, то это вовсе не значит, что мужчина обязан воспользоваться ее предложением. Разве не так? — весело спросил он.

А как сама Крессида поступила бы в тот самый первый вечер в своей квартире? Если бы Стефано не сдержался, она бы позволила ему овладеть собой прямо там, прислонившись спиной к стене, несмотря на то, что была девушкой.

Краска стыда залила ее лицо, но тут появился официант с закуской. Это был артишок — необыкновенно вкусный, но очень неудобный, и она была рада, что ей пришлось сосредоточить на нем все свое внимание.

Стефано обмакнул один листик в растопленное масло и стал зубами обдирать мякоть, и она сделала то же самое.

— Ну что, Крессида, как поживают твои родственники? Твои родители все еще хиппуют? Все еще вне общества?

Она кивнула.

— Боюсь, что так. Прошлым летом я их навещала.

— И как они?

— Как-то странно.

— Почему «странно»? Она пожала плечами.

— Я чувствовала себя так, будто они мои дети. — Она вспомнила их нелепый вид с длинными седеющими волосами, в выцветшей одежде с бусами. Но однако их эксцентричность никак не делала ее любовь к ним менее сильной. Она вспомнила, как рассказала им о своем семейном разладе, о том, что брак рухнул и она больше не любит Стефано.

— Я тебе не верю, — спокойно произнесла мать. — Когда ты говоришь о нем, у тебя загораются глаза.

Крессида потрясла головой, чтобы вернуться в действительность, ясно понимая, что все ее мысли ведут к этому человеку.

Она решила поговорить о чем-нибудь нейтральном.

— А как поживает твоя семья? — спросила она самым любезным тоном.

Он опустил свои длинные смуглые пальцы в миску с полосканием и вытер их салфеткой.

— Все хорошо. Естественно, моя мать все надеется, что я подарю ей наследника. Но для этого мне нужно быть женатым.

Крессида склонилась над полоскательницей, притворившись, что внимательно разглядывает плавающий там кусочек лимона, застигнутая врасплох болезненным чувством ревности, пронзившим ее. Прошло несколько секунд, прежде чем она настолько взяла себя в руки, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Правда? — спросила она, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно непринужденнее. — И что, есть у нее кто-нибудь на примете?

Он пожал плечами.

— Ну, разумеется. Одно из главных неудобств для человека, собирающегося разводиться, — не сразу произнес он эту фразу, — это то, что матери и сестры вечно подыскивают какую-нибудь, по их мнению, «подходящую партию».

Именно поэтому он и не хочет с ней разводиться — он сам говорил об этом. Потому что его брак защищал его от этих женщин. Она посмотрела на массивную серебряную вилку, лежащую у ее тарелки, и подумала, а что произойдет, если она треснет этой вилкой по тарелке так, что та разлетится на тысячи осколков.