Внезапная страсть - Оглви Элизабет. Страница 24

— В чем дело? Куда ты меня везешь? — требовательно спросила она.

Стефано нажал на кнопку звонка сбоку от сиденья, и, когда появилась стюардесса с глазами как у лани, заказал кофе и минеральной воды.

— Сначала выпей немного воды, — приказал он. — Ты была очень больна.

— Больна? — Неуверенными руками держа чашку, она сделала глоток и почувствовала, как к ней возвращаются силы.

— Куда ты меня везешь? — повторила она вопрос.

— В Италию. На мою виллу.

Она уставилась на него в изумлении.

— Тебе надо отдохнуть, чтобы поправиться, а это невозможно в твоей квартире, — спокойно продолжал он. — Там некому за тобой ухаживать. — Он мгновение помолчал. — Нравится тебе это или нет, но я несу за тебя ответственность.

Несу ответственность… Каким холодом повеяло от этих слов. И какая унизительная причина ее путешествия. А Эбони, что с ней? Реальная возможность того, что Эбони уже живет на вилле, заставила Крессиду содрогнуться. Нет, она уверена, что Стефано не может быть столь непорядочен.

По всей вероятности, он заметил ее смятение. Стефано наклонился к ней и заговорил, четко произнося слова.

— Послушай меня. У тебя нет работы. Ты была очень больна. Ты истощена и в последнее время плохо питалась. Когда я вернулся из поездки и нашел тебя в твоей квартире, ты была в ужасном состоянии. — Он покачал головой. — Ты понимаешь? Ты выглядела полумертвой.

— Почему это должно тебя волновать? — со злостью спросила она.

— Меня это волнует, — медленно произнес он, и, несмотря ни на что, ее сердце дрогнуло. — Потому что ты можешь быть беременна моим ребенком.

Ошеломленная, она подняла на него испуганные зеленые глаза.

— Нет, — прошептала она. — Не может быть… Я думала, что ты…

Он посмотрел на нее с едва скрываемым нетерпением.

— Боже!.. — воскликнул он. — Ты — замужняя женщина, а не младенец. Да, я обычно бываю осторожен, но не в тот раз. Тогда я потерял голову. Ты была слишком… — Он нарочно остановился, — Неистова, любовь моя.

Она закрыла лицо руками. Его слова ударили ее подобно чугунному молоту.

— О, Господи, — сдавленно прошептала она и посмотрела ему в глаза. — А что, если это правда?

Его лицо было совершенно невозмутимым.

— Мы перейдем через этот мост, когда подойдем к нему. Этого может не произойти. Допивай кофе, дорогая, мы действовали сообща и должны разделить ответственность. Я собираюсь заботиться о тебе до тех пор, пока ситуация не прояснится.

Она облегченно вздохнула, поскольку теперь не сомневалась в том, что Эбони на вилле нет. Даже если она покладистая любовница, вряд ли Стефано станет с ней обсуждать вопрос о том, сделал он своей жене ребенка или нет. Крессида попыталась сесть повыше и не смогла. — Как я сюда попала?

— Когда приехал доктор, ты была практически без сознания, — сказал он сухо. — Тебя перевезли ко мне в гостиницу и диагностировали серьезную вирусную инфекцию. Мой врач рекомендовал полный покой, и как раз это я намерен тебе создать. Он дал тебе легкое успокоительное.

— Ты меня усыпил! — перебила она, и в ее голосе зазвучали истерические нотки. Он проигнорировал ее слова.

— Получить твой паспорт было легко, — продолжал он. — И я решил, что мы должны без промедления вылететь в Италию. Ты выглядишь ужасно, — закончил он с характерной для него прямотой.

Но его слова остались незамеченными; она лихорадочно пыталась сопоставить даты, соображая, может ли оказаться беременной. Как сказал Стефано? «Мы перейдем через этот мост, когда подойдем к нему. Этого может не произойти».

А вдруг его ребенок сейчас зреет в ее чреве — эта мысль приводила ее в отчаяние. Не замечая своего жеста, она протянула вниз свою бледную руку и машинально положила на живот. Что, если она беременна? Она украдкой бросила взгляд на Стефано, который погрузился в свои бумаги, решительными движениями золотой ручки с черными чернилами обводил слова и вычеркивал целые предложения.

Что, черт возьми, она будет делать? Ведь даже если она и беременна, Стефано она все равно не нужна. У него теперь есть Эбони.

Самолет приземлился, и их быстро провели через таможню и паспортный контроль к стоящему прямо у входа в аэровокзал лимузину, двойнику автомобилей, которые были у Стефано в Лондоне, Париже, Нью-Йорке. Она села рядом со Стефано на заднее сиденье, бросив на него тревожный взгляд.

— Это безумие, — сказала она. — Чистое и совершенное безумие.

Он пожал плечами.

— Ну и что? Время от времени полезно совершать безрассудные поступки. Успокойся. Наслаждайся природой.

Сельские виды проносились мимо, она смотрела на них невидящими глазами, гул мощного мотора действовал на нее странно успокаивающе, так что вскоре она уснула.

— Крессида… — Нежный низкий голос донесся до нее как бы издалека, и Крессида медленно пришла в себя, проснувшись, обнаружила, что лежит, прижавшись к Стефано, а голова ее покоится у него на груди. И первое, что она почувствовала, проснувшись, был его мужской запах и шелковистая поверхность его рубашки, о которую терлась ее щека.

— Мы приехали.

— Да. — Она отодвинулась от него, подальше от дразнящей близости его сильного тела, и потянулась, а выходя из машины, зажмурилась от солнечного света. Первый же взгляд на виллу причинил ей острую боль. Она никогда не была здесь счастлива. В течение всей их скоротечной семейной жизни они приезжали сюда в конце недели в окружении семьи и слуг — и проводили время в вихре светских развлечений, которые обожали знатные родственники Стефано. Порой ей казалось, что она видела Стефано только в постели, и она думала, что по крайней мере там сможет компенсировать свои жалкие попытки поговорить с ним за обеденным столом, где она чувствовала себя маленькой забитой иностранкой.

Но даже в постели она чувствовала себя неуверенно, и удовольствие, которое он ей давал, стихало, она порой лежала без сна, сравнивая свою робость с изощренным искусством любви других женщин, которых он знал раньше…

— Крессида. — Голос Стефано вынудил ее вернуться в настоящее. — Роза ждет.

Реальность встречи с Розой, экономкой, и мужем Лучано, который был одновременно и разнорабочим, неожиданно испугала ее, и она подняла голову и посмотрела на Стефано.

— Что, черт возьми, мы им скажем? Он усмехнулся и в этот момент выглядел как настоящий итальянский аристократ.

— Ты не обязана объяснять свои действия слугам, — высокомерно сказал он. — Ты — хозяйка этого дома.

Ее зеленые глаза стали огромными. Он взял ее за плечи и посмотрел ей в лицо.

— По крайней мере, пока находишься здесь, ты — хозяйка моего дома.

Пока ты находишься здесь. Эти слова были брошенной в лицо насмешкой над краткостью ее господства. И от плаксивости, которая с самого утра донимала ее, колени подкосились, она услышала, как выругался Стефано, подхватив ее, как пушинку, на руки.

Веки ее дрожали, она боялась, что Стефано догадается, как замечательно она чувствовала себя в его руках, но это же с болью напомнило ей, что, привезя ее сюда после их медового месяца, он точно так же перенес ее через порог. Только тогда у него было смеющееся лицо, и он ничем не походил на человека с жесткими чертами лица, который нес ее на руках сегодня. Ее охватило отчаяние от того, что ей было так хорошо на его руках. Она хотела бы ничего не чувствовать в этих руках.

— Не надо, — прошептала она. — Отпусти меня.

— Ты, может, предпочитаешь снова свалиться? — строго спросил он, но не отпустил, а отнес в прохладную белую комнату, выходящую в сад. — Роза поможет тебе раздеться, — сказал он. — Тебе следует отдохнуть.

Она взглянула на него, готовая сопротивляться до конца, даже если сил у нее осталось как у новорожденного котенка.

— Я не хочу…

— Отдыхай, — приказал он тоном, не терпящим возражений, положил ее на середину большой кровати и вышел из комнаты.

Она запомнила, что вечером Роза нежно, как ребенку, расчесывала ее длинные рыжие волосы. Но большую часть времени она спала глубоким без сновидений сном, где даже Стефано не мог ее преследовать. А иногда ей казалось, что скорее всего ночью она просыпалась и видела Стефано, стоящего над ней, следившего за ней с непонятным выражением на лице. Почти с.., нежностью? Нет, ведь этого не могло быть. Нет, наверняка, ей это снилось, потому что на следующее утро, проснувшись, она увидела его около своей кровати со знакомым язвительным выражением лица.