Внезапная страсть - Оглви Элизабет. Страница 25

Зная, что она одета в кружевную прозрачную ночную рубашку, которую ей дала Роза, Крессида почувствовала, как краска заливает ее лицо.

— Что такое? — спросила она.

— Ты очень долго спала, Крессида. Приехал доктор. Он хочет осмотреть тебя.

Вошел доктор, быстро задал ей дежурные вопросы, а Стефано стоял позади, поправляя бретельки ее ночной рубашки после осмотра. Она почувствовала, как его руки скользнули по ее спине и не смогла сдержать дрожь. Она увидела, как понимающе сузились его глаза, и откинулась на подушки, ненавидя себя за предательскую слабость. Не из-за этого ли в первую очередь она и попала в сегодняшнюю переделку?

— Я не сомневаюсь, что это стресс… Но она молода, мой друг. Отдых лечит многие недуги.

Когда Стефано обратился к врачу, его глаза блестели.

— Может, вам будет интересно узнать, пока вы здесь, доктор, что моя жена,

— голос Стефано звучал странно глухо, но глазами он просил ее не возражать, — возможно, ждет ребенка.

— В самом деле? — воскликнул доктор. — Когда вы ждете месячные, синьора ди Камилла?

Крессида снова покраснела. Как бы ужаснулся доктор, если бы знал обстоятельства, сопутствующие ее предполагаемой беременности.

— Семнадцатого.

— Они приходят регулярно?

— Как часы.

— Когда предположительно мы сможем узнать? — спросил Стефано с нетерпением.

Ему не терпится от меня отделаться, решила она и снова опустила голову на подушку. Доктор улыбнулся.

— С помощью существующих сегодня методов это можно узнать быстро. Скажем, через семь дней. Ты, должно быть, очень счастлив, Стефано?

— Что толку предполагать, — сказал Стефано резко.

Она отметила, как ловко он ушел от ответа на вопрос врача. Счастлив? Как он может быть счастлив, если она беременна? Для него это, скорее, ловушка.

Она дождалась, пока он вернулся, проводив доктора.

— Ты, наверное, молишься, как сумасшедший, — медленно сказала она.

Его темные глаза сверкнули, посмотрев на нее.

— О чем?

— Чтобы я не была беременна. — В мире ее мечтаний он бы с яростью опроверг подобное обвинение. — Это была бы для тебя катастрофа, не так ли? Что бы ты сделал? И как, черт возьми, ты сообщишь об этом Эбони?

Он повернулся к ней спиной и уставился на стоящие вдалеке высокие синие кипарисы.

— Я бы выбрал наиболее подходящий способ действия, Крессида, — осторожно ответил он, а потом, словно не желая продолжать, резко сменил тему. — Ты можешь спуститься сегодня к ужину. Врач считает, что ты хорошо отдохнула.

Она смотрела на него, а он стоял у окна, засунув руки в карманы, так что тонкая ткань брюк натянулась на мускулистых бедрах. Конечно, думала она, он выберет наиболее подходящий способ действия — он всегда умел наилучшим образом выходить из любых уготованных ему судьбой ситуаций. А что будет с ней? Она что, только средство для достижения цели?

Стефано вопросительно посмотрел на нее.

— Но, может быть, ты хочешь поужинать здесь? Принести поднос тебе в комнату?

Если бы у нее хватило здравого смысла, она бы ответила утвердительно и держалась от него подальше. Его присутствие действовало на нее разрушительно, и все же она чувствовала, что ее как магнитом тянет к этому человеку.

— В котором часу ужин? — спросила она.

— В восемь.

— Я спущусь.

До семи часов она проспала, потом приняла душ. В дверь постучали, и Крессида поспешно завернулась в плед, потому что не хотела, чтобы Стефано застал ее почти раздетой, не хотела видеть, как в его глазах разгорается свет, бросающий вызов, который она не в силах принять.

Но это был не Стефано, а Роза, она стояла в дверях, приветливо улыбаясь. Она заговорила на ломаном английском.

— Синьор ди Камилла сказал, что в шифоньере вы сможете найти, что надеть к ужину. Вам помочь одеться?

Крессида покачала головой. Она собиралась надеть то, в чем приехала.

— Спасибо, Роза. Я отлично справлюсь сама, — ответила она и, подождав, когда за экономкой закроется дверь, распахнула дверцы шкафа и, к своему удивлению, обнаружила, что вся одежда, которая принадлежала ей в замужестве, висела в шкафу. Ее пальцы коснулись черного бархата, блестящего шелка с вышивкой бисером, кашемира, батиста и настоящих швейцарских кружев. Даже ее белье, ночные рубашки, как разноцветные бабочки, лежали в подобранных по цветам стопках. Он все сохранил, но зачем? В тот яркий солнечный день, когда она мерзла, несмотря на жуткую жару, собираясь уезжать, она решила не брать с собой ничего.

Крессида села на кровать, чувствуя себя смущенной и взволнованной. Встреча с прошлым вызвала странное ощущение. Целый гардероб, совершенно нетронутый — как будто дожидающийся? Нет, конечно, нет. Она покачала головой и принялась выбирать, что же надеть к ужину. Она убрала в дальний угол шкафа белоснежное гипюровое платье с черными кружевами. Она ему очень в нем нравилась, и всегда, когда она его надевала… Она прикусила губу, прогоняя эти мысли. Если она позволит себе бродить по тропинкам памяти, то заблудится.

Наконец Крессида выбрала короткое шелковое платье изумрудного цвета, перекликающееся с зеленью ее глаз. Завязала в узел свои густые волосы и медленно направилась вниз.

Стефано стоял на террасе, спиной к ней, в белом фраке, который очень шел ему. Он услышал ее шаги и медленно повернулся, оглядев ее от блестящих рыжих волос до кончиков зеленых туфель, которые она выбрала к платью.

— Ты очень красивая, — наконец проговорил он.

Она покачала головой.

— Не надо, Стефано. Это красота не принесла мне ничего, кроме проклятия.

В темных глазах появилось любопытство.

— Да? — протянул он. — Ты меня интригуешь, Крессида. Я не верю, что ты говоришь правду.

— Неужели? — Она отвернулась, поскольку не могла выдержать его испытующего взгляда. — Красота — очень изменяющееся качество. Из-за нее ты в меня влюбился. — Она снова посмотрела на него. — Хочешь знать? Женщина чувствует себя очень неуверенно, если ее любят только за красоту. Красота со временем блекнет в отличие от старинных вещей, она становится менее ценной, а отнюдь не наоборот.

Он прищурился и несогласно покачал головой.

— Не могу отрицать, что меня привлекла твоя красота, но влюбился я в то, что было спрятано под ней — твоя душа, темперамент. В тебе очаровательно сочетались невинность и сексуальность. Лед и пламя. И это было неотразимо. — Он улыбнулся. — Так же, как и твое полное равнодушие к моему богатству. Это было довольно странно. Впервые в жизни я почувствовал, что женщина хотела меня, а не мой банковский счет. — Уголки его губ опустились. — Большинство представительниц твоего пола ослеплены блеском. Но не ты. Видишь, оказывается, твоя красота была только глазурью наверху торта.

Впервые Стефано объяснил, что его в ней привлекало. Он никогда не говорил ей об этом. Стефано вполне устраивал выбранный стереотип сильного молчаливого мужчины, не привыкшего анализировать свои чувства. Сейчас он изменил своим правилам, но, к сожалению, слишком поздно. Ей было невыносимо тяжело осознавать, что он говорит об этом в прошедшем времени. Она закусила губу, чтобы унять дрожь.

— Дай мне что-нибудь выпить, пожалуйста, — попросила она.

— Да, конечно. — Он незаметно передернул плечами. — Извини. Я забылся. Что ты хочешь? — и повернулся к бару.

Как только она заговорила, близость немедленно улетучилась, и она поняла, что больше не услышит от Стефано никаких откровений. Его учтивый вопрос красноречиво подтверждал догадку, и она обнаружила, что ей совсем не нравится официальность. Уж лучше ссориться с ним, или отвечать на обиды — все, что угодно, лишь бы не эта модная вежливость, как будто она приглашена на званый обед и они только что познакомились.

— Немного сока было бы замечательно, — проговорила она, подстраиваясь под его официальный тон.

Он кивнул, наливая в стакан ее любимый сок папайи. Она приняла стакан из его рук и посмотрела на него.

— Давай сядем? — Он указал на небольшую софу, но она покачала головой.