Дело Локвудов - О'Хара Джон. Страница 17

— Тогда купите, и пусть Айк Венер переадресует сундук. Это упростит дело. И сэкономит большие деньги. Если вы знали, что поедете до самой Калифорнии, то почему не отправили сундук прямо из Принстона, вместо того чтобы делать такой крюк?

— Я не был уверен, что поеду в Калифорнию. А вот теперь уверен. — Бинг повесил трубку.

— Вы едете до самой Калифорнии? — спросила Мэй.

— До самой.

— А что случилось? Неприятности в колледже? — спросила Маргарет.

— Еще какие. Я жульничал на экзаменах.

— Ну, не шутите, скажите правду. В чем вы провинились?

— Я уже сказал: жульничал на экзаменах.

— Ладно. Не хотите — не надо. Может, из-за девушки какие неприятности?

— Скорее всего, из-за выпивки, — сказала Мэй.

— Почему из-за выпивки скорее всего? — спросил Бинг.

— Потому что девушек в ваш колледж не берут, — сказала Мэй.

— Есть еще девицы другого сорта. Те, что околачиваются там, где побольше молодых парней, — сказала Маргарет. — Но мы из него все равно ничего не вытянем. Либо женщины, либо выпивка.

— А может, и то и другое. Мой племянник учится в Пенсильванском университете — так там есть общежития. И что в этих общежитиях творится, ты бы не поверила. А в Принстоне общежитие, наверно, еще хуже.

— Почему? — спросил Бинг.

— Потому что там учатся дети более богатых родителей и у них больше денег. Там гораздо хуже.

— Да нет, всего какую-нибудь неделю, — сказал Джордж.

— Неделю? — переспросила Маргарет.

— Да. Раз в году в Принстоне устраивают так называемую Неделю Оргий, когда разрешается приводить к себе в комнату каких угодно женщин.

— И оставлять их на ночь? — спросила Маргарет.

— Конечно. Все разрешается. Только не с профессорскими женами. Если тебя застанут с профессорской женой, тебе придется перевести пятьдесят строк Горация.

— Не верю я этому, — сказала Маргарет.

— А я уж не знаю, что и подумать, — сказала Мэй.

— А вы моего отца спросите. Спросите его как-нибудь, приходилось ли ему переводить пятьдесят строк Горация.

— Пятьдесят строк чего?

— Наверно, пятьдесят строк каких-нибудь ужасных выражений, — сказала Мэй.

— Я так и думала, — сказала Маргарет. — Чего же еще? А разве есть книга, в которой напечатаны все эти ужасные вещи?

— Я пришлю вам экземпляр.

— Только не мне. Я не хочу, чтобы почтальон знал, что у меня есть такая книга, — сказала Маргарет.

— У меня наверху сохранился старый экземпляр, — сказал Бинг.

— Вот уж никогда не видела, — сказала Мэй. — А вашего отца разве заставали с профессорской женой?

— Когда вы будете его об этом спрашивать, следите за выражением его лица.

— Он может уволить меня, — сказала Мэй.

— Может. Бывшим студентам Принстона не полагается разговаривать о Неделе Оргий с посторонними.

— Когда же эта неделя бывает?

— Когда? В разные годы по-разному. Иногда осенью, иногда весной. Все зависит от студенческого совета. Вам объявляют, что Неделя Оргий начинается, мол, тогда-то. Большинство профессорских жен уезжает на это время из города — на всякий случай.

— Но кто-нибудь из них всегда остается.

— Молодые, наверно, — сказала Мэй. — Хорошенькие.

— В большинстве молодые и хорошенькие, — подтвердил Бинг. — Но я с профессорскими женами не связываюсь. Не стоят они того, чтобы из-за них переводить пятьдесят строк Горация.

— Лучше бы вам держаться подальше от женщин, — сказала Маргарет.

— Да ведь он уже взрослый. Ему двадцать два, — возразила Мэй.

— Взрослый, нет ли, дело не в этом. Видишь, какая у него неприятность. Вот уже и в Калифорнию едет.

— Как, вы говорите, называется эта неделя? — спросила Мэй.

— Неделя Оргий. По имени Джона У.Орги. В тысяча восемьсот шестьдесят пятом году он был профессором педерастии в Принстонском университете, с него все и началось. Профессор Джон У.Орги. Легко запомнить. В Нассау-Холле стоит его статуя.

— Гм. Не может быть, — сказала Маргарет.

— По-вашему значит, Джон У.Орги не был профессором педерастии? — спросил Бинг. — По-вашему, в Нассау-Холле нет и его статуи?

— Может, он и был знаменитым профессором этой… как ее… но не пытайтесь убедить меня, что какой-нибудь профессор пошел бы на такое, — ответила Маргарет.

— Обычный профессор, возможно, и не пошел бы, но профессор педерастии — да. По-моему, вы не знаете, что такое педерастия, Маргарет.

— Слыхала. Какая-то медицинская наука. О человечьих скелетах.

— Вот и не знаете. Путаете с ортопедией. А это — совсем не одно и то же.

— Но на слух-то они почти одинаковы, — сказала Маргарет.

— В этом-то и беда. Например, что такое гомилетика?

— Знаю, но предпочла бы не говорить. Что-то вроде Арти Минзера?

— Ну да! Про гомилетику знаете, а про Джона У.Орги, профессора педерастии, — нет. Это его наука. Он верил в абсолютную свободу личности и проводил этот эксперимент, допуская в течение недели полную свободу. Эксперимент длится полстолетия.

— Но вам-то он пользы не принес, — сказала Маргарет.

— Об этом пока рано судить.

Это был последний вечер Джорджа Бингхема Локвуда-младшего в родительском доме. Он ужинал один и ел то, чего не заказывал и не стал бы заказывать. Когда он зашел в комнату матери, та спала. Он позвонил трем девушкам в Гиббсвилл, но как-то так совпало, что все они ушли играть в бридж и дома их не ждали раньше полуночи. Он распаковал и вновь упаковал вещевой мешок, принял ванну, лег в постель и заснул с книгой в руках. Он не слышал, когда вернулся отец, не слышал, как к нему заходила мать, как открывала окна и гасила свет.

Проснулся он в шесть часов. Побрился, оделся и позавтракал в последний раз на кухне. Маргарет уговаривала его есть больше. После завтрака он поднялся наверх, постучал и вошел в комнату матери.

— Ты едешь в восемь сорок шесть? — спросила она.

— Да. Спасибо, что открыла окна. Это ведь ты сделала?

— Ты так крепко спал. Тебе надо было выспаться. Напиши мне с дороги. Наверно, ты поедешь через Чикаго, но вряд ли тебе захочется навестить там наших знакомых.

— Думаю, вряд ли.

— Составь список того, что надо для тебя сделать. Шубу твою я велю сдать на хранение. Она тебе пока не понадобится. А когда придет сундук, я скажу Генри…

— С ним я уже договорился.

— Телеграфируй мне, когда приедешь в Калифорнию, а потом, когда устроишься, напиши подробнее. Я хочу знать все. Деньги нужны?

— Нет, спасибо.

— Но если когда-нибудь понадобятся…

— Знаю. Еду я налегке, потому что там мне пригодится только рабочая одежда. Джинсы.

— Джинсы?

— Рабочие штаны, только без нагрудника. Там их называют «левис». В Сан-Франциско есть магазин, владельца которого зовут Леви. Это я все от Стива узнал.

— Мать Стива живет тоже там? На ранчо?

— По-моему, да. Но ты не пиши ей, мама. Подожди, пока я обживусь немного и когда представится случай. Адрес я тебе дам сейчас, но ты понимаешь, почему я не хочу, чтобы ты писала миссис Кинг.

— Конечно. С Эрнестиной я за тебя попрощаюсь.

— Да, пожалуйста. Ну? Кажется, я слышу шаги Генри.

— Да. По-моему, мы обо всем условились.

— Обо всем. Надо спешить. Из-за меня они поезд держать не будут. Береги себя. Я буду писать, и ты мне пиши.

Она оценивающе посмотрела на него.

— Все к лучшему. Я в этом уверена. Ничего из того, что тебе действительно нужно, ты здесь не оставляешь. Моя любовь едет с тобой и с тобой пребудет. Ты это знаешь, мой мальчик.

— Да, мама. Это я знаю. — Он нагнулся и поцеловал ее. Она погладила его по голове — всего один раз.

— Торопись. Храни тебя господь.

Едва он сел в вагон, как поезд тронулся.

А его отец в это время стоял у окна в комнате его матери. Он был уже одет. Она вышла из ванной и легла в постель.

— Доброе утро, Агнесса.

— Доброе утро.

— Он уехал.

— Да, уехал, и я его больше не увижу.

— Это еще неизвестно.

— Тебе это так же хорошо известно, как и все остальное. Как и то, что вчерашнего вечера я тебе никогда не прощу.