Президент - Ольбик Александр Степанович. Страница 38

Михайло позвал сидящего на крыльце и лузгающего семечки Сергея. Они пошли в сарай, где под копной сена лежали мешки, пузатые словно откормленные поросята.

— Бери за углы, — сказал Сивко, — и не роняй.

Когда все четыре мешка оказались в избе, Сивко велел напарнику сходить погулять.

— Далеко не ходи, скоро понадобишься.

— Тогда дай на пару затяжек, а то скучно просто так шляться по улице.

Михайло достал кожаный кисет и отсыпал Сергею в ладонь горсточку растертой анаши.

— Не жмись, хохол, говна жалко?

— Тебя, придурка, жалко. И так чуть маслы передвигаешь.

— Да это у меня такая походка, дед так ходил.

— А моего деда твои москали забротали и в НКВД поставили к стенке. И еще трех его братьев и невестку.

— И теперь ты мстишь за них?

— Я нахожусь на войне и потому никому не мщу. Иди на улицу, здесь курить нельзя.

Сергей вышел и отправился в сад. По ходу сорвал несколько переспевших груш и, войдя под шатер смоковницы, улегся под ней. Ему было хорошо. Даже очень хорошо. Курил, наркота начинала щекотать душу, а он, уставившись в небо, на котором кроме синевы ничего больше не было, взирал в ее непроницаемую бездонность. И рисовались ему быстро и хаотично сменяющиеся картины, которые необъяснимо ласково щекотали все его нутро. То, что делает Михайло, его как-то не волновало, хотя и дураку было понятно, что тот готовится сотворить. Но ему было все равно, ибо жизнь в данном виде и образе, которая предстала перед ним, меньше всего вызывала в нем сочувствия. И люди, которые жили сами по себе, обходясь без него, были для него не более, как некие механические абстрактные предметы.

Сергей задремал и приятность явная перешла в приятность сонную, что в тысячу раз было приятнее и сказочнее всего остального. Какие-то прекрасные сине-золотые видения поплыли перед его очарованным взором: солнечная предзакатная широта мира сладостно сочеталась с зелеными купами огромных, до небес, деревьев.

И в этом великолепии до его слуха донесся скрежещущий голос: «Вставай, маскаль, пора работать». Он открыл глаза: над ним столбом застыл Михайло. Он лузгал семечки и шелуху сплевывал прямо на лежащего и пока ничего не понимающего Сергея.

— Хватит валяться, пора працювати, — проговорил Михайло и, развернувшись, пошел в избу. Когда туда явился Сергей, Михайло, стоя у поставленных на попа мешков, сказал:

— Ты что-то балакал насчет машины, — он бросил на стол несколько тысячерублевых купюр. — Сходи в город и найми тачку. Потом съездишь на оптовую базу и купишь десять мешков сахара…

— На хрена тебе столько сахара? Рехнуться можно, — зырнул: на столе уже не было ни весов, ни взрывателей. Сергей заметил, что бок одного из мешков как-то странно выпячен, и форма этого выпирающегося предмета очень напоминала форму брикета с иностранными надписями. Он постарался отвести от мешка взгляд быстрее, прежде чем это мог заметить Михайло. Тот в это время доставал из пиджака сложенную вчетверо карту Волгограда.

Сергей был у порога, когда украинец его окликнул:

— Водилу бери молодого, и попроси его поменять номера машины на наши… Объяснишь… Скажешь, что боишься таможни.

— А при чем тут возраст?

— Старики любопытные, с пацаном легче договоритися.

— Ты имеешь в виду и меня?

— Тебе в этой жизни ничего не надо, кроме горилки и наркоты. И ты никому не нужен. И это для нас обоих оптимально.

Сергей потер нос, словно только что его по нему крепко щелкнули.

— Ну ты, хохол, и даешь. Не пойму я тебя, что-то ты тут темнишь…

— Машину подгонишь к палисаднику.

— Там же цветы, мак дозревает. Лучше я подъеду к сараю, со стороны поля.

Михайло положил на Сергея тяжелый мутный взгляд и напарник понял — дискуссии не будет.

Привязав бечевкой к раме велосипеда завернутые в газету номерные знаки и, засунув штанины в носки, чтобы их не цепляла цепь, он отправился в сторону города.

Первые приятности от приема анаши прошли и он чувствовал себя опустошенно и неуютно, а потому вяло вертел педали, прислушиваясь к стрекоту цикад. Впрочем, он даже не прислушивался, звон от них сам назойливо лез в уши, усугубляя в голове и без того порядочный хаос. Как-то боком, по касательной с этим хаосом, промелькнула мысль о предстоящей зиме, которая всегда была для него сущим наказанием, как, впрочем, и для многих других бичей Волгограда. Но эта темная мыслишка не слишком долго задерживалась в его голове, тем более впереди он увидел приближающийся грузовик. И он, не останавливаясь, махнул тому рукой, мол, тормози, есть дело. Машина остановилась, подняв облако пыли, и Сергей подъехал к кабине. Он оперся одной ногой о подножку и через форточку начал переговоры с водителем. Это был средних лет человек, в синем берете и с зажатой в прокуренных зубах папиросой.

— Короче, — сказал водитель, — куда и что надо везти?

— Сначала съездим на базу… купить сахару, потом махнем с ним на хутор Соломинки.

Водитель задумался, его лицо ничего не выражало.

— Да на это уйдет полдня, а меня ждет халтура…

Он явно торговался.

— Говори, сколько? — спросил Сергей.

— Двести и ни рубля меньше, — шофер взглянул на часы. — Уже шестой час, какая может быть база?

— Она до семи, успеем.

— Тогда сначала гони бабки.

Сергей вытащил из кармана деньги и отсчитал двести рублей.

Такая быстрая удача вдохновила его, тем более в уме он уже прикинул, что на сэкономленные рубли сможет купить себе пару бутылок вина. Отвязав от рамы велосипеда номера и положив их на задний скат, он закинул велосипед в кузов, а сам с номерами залез в кабину. Но когда он попросил водителя заменить их, тот широким жестом распахнул дверцу, где сидел Сергей, и негромко приказал:

— Выметайся, мне здесь только уголовщины не хватало…

Сергей спрыгнул на землю, поднятая пыль плотно укутала его самого вместе с кабиной. Он обогнул капот, подошел к водителю и стал рассказывать ему легенду о происках таможни. О непомерных налогах и посулил к двумстам прибавить еще сто рублей. Водила, не стряхивая с лица суровость, сквозь зубы процедил: «Если нарвемся на мусоров, заплатишь шкурой…» Вытащив из-за сиденья сумку с инструментами и взяв у Сергея номера, шофер вылез из кабины.